Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Мнимая любовница - де Бальзак Оноре - Страница 6


6
Изменить размер шрифта:

— Смотри, вон капитан, — сказала она мужу.

— Как он счастлив! — ответил Адам. — Для него величайшая радость, что у нас шикарный выезд, что все нам завидуют. Ты только сейчас его заметила, а ведь он бывает здесь чуть ли не ежедневно.

— О чем он думает? — спросила Клемантина.

— Сейчас он думает, что за зиму истрачено много денег и что мы наведем экономию в имении твоего старого дяди, маркиза Ронкероля, — ответил Адам.

Когда коляска поравнялась с Тадеушом, графиня велела остановиться и усадила капитана рядом с собой. Он покраснел до корней волос.

— От меня пахнет табаком, я только что курил.

— От Адама тоже пахнет табаком, — не задумываясь, возразила она.

— Да, но то Адам, — ответил капитан.

— А чем Тадеуш хуже Адама? — сказала она, улыбнувшись.

Очарованный ее божественной улыбкой, капитан позабыл о своем героическом решении; он посмотрел на Клемантину, и в глазах его отразилось пламя его Души, но смягченное ангельским выражением признательности — чувством, которым он жил. Графиня скрестила руки под шалью, задумчиво откинулась на подушки, смяв перья на своей прелестной шляпке, и стала смотреть на прохожих. Клемантина была тронута благородством и самоотверженностью его души, вдруг озарившейся для нее, как при вспышке молнии. В конце концов какими достоинствами отличается Адам? Ведь храбрость и великодушие такие естественные чувства! А вот капитан!.. Тадеуш, кажется, во многом превосходит Адама. Такие роковые мысли охватили графиню, когда она отдала себе отчет, как отличается Тадеуш с его прекрасной, цельной натурой от Адама, тщедушие которого свидетельствовало о неизбежном вырождении аристократических семей, не понимающих, какое безумие родниться между собой. Если кто и узнал ее мысли, так только дьявол, ибо Клемантина до самого дома просидела молча с устремленным вдаль задумчивым взглядом.

— Вы обедаете с нами, попробуйте только ослушаться, и я рассержусь, — сказала она. — Вы для меня тоже Тадеуш, как и для Адама. Я знаю, чем вы обязаны ему, но я также знаю, чем мы обязаны вам. За два, правда благородных, но вполне естественных порыва вы проявляете великодушие ежечасно и ежедневно. Сегодня у нас обедают мои родные: отец, дядя де Ронкероль и тетя де Серизи, переоденьтесь к столу, — сказала она, выходя из коляски и опираясь на предложенную капитаном руку.

Тадеуш поднялся к себе, чтобы переодеться, счастливый, но с трепетом в сердце. Он спустился в последнюю минуту и за обедом опять изображал из себя солдата, годного только на роль управляющего. Но на этот раз Клемантина не попалась на удочку Тадеуша, взгляд которого многое разъяснил ей. Ронкероль, самый искусный после Талейрана посланник, так верно служивший де Марсе во время его короткого управления, был осведомлен племянницей, кто такой граф Паз, который держался как скромный управляющий своего друга Мечеслава.

— Как же это так случилось, что я впервые вижу графа Паза? — спросил маркиз де Ронкероль.

— О, он нелюдим да к тому же еще и скрытник, — ответила Клемантина, взглядом прося Паза держаться свободнее.

Увы, рискуя умалить достоинства Паза, надо признаться, что при всем своем превосходстве над Адамом, он все же не был человеком выдающегося ума. Своим превосходством он был обязан несчастью. В Варшаве, в дни одиночества и нищеты, он много читал, приобретал знания, сравнивал, размышлял, но он не обладал даром творчества, которое делает человека большим, а приобрести этот дар вряд ли можно. У Тадеуша было большое сердце — и только, но зато какое сердце! Однако в сфере чувств он был скорее человеком действия, чем мысли, свою мысль он таил про себя. И эта мысль терзала его душу. А кроме того, что такое мысль, не выраженная словами? Услышав отзыв Клемантины о капитане, маркиз де Ронкероль с сестрой многозначительно переглянулись, указав друг другу глазами на племянницу, графа Адама и Паза. Такие молниеносные сценки возможны только в Италии или Париже. Только в этих двух местах, да еще при дворах, взгляды могут сказать очень много. Только при безграничном раболепстве или безграничной свободе можно передать взглядом всю силу души, сделать его столь же понятным, как речь, выразить в нем целую поэму или драму. От Адама, маркиза де Рувра и графини ускользнуло то, что заключалось во взоре таких блестящих наблюдателей, как старая кокетка и старый дипломат. Но Тадеуш в своей собачьей преданности понял, что предвещал этот взгляд. Все это, заметьте, было делом нескольких секунд. Описать бурю, которая поднялась в душе капитана, в немногих словах нельзя, а многословие сейчас не в чести. «Как! тетка и дядя уже предполагают, что она может меня полюбить, — думал он. — Теперь мое счастье зависит от меня самого. Да, но как же Адам!..» Идеальная любовь и желание, столь же сильные, как чувство благодарности и дружбы, вступили в борьбу, и на мгновение любовь взяла верх. Бедный, преданно влюбленный капитан не устоял! Он стал остроумным, ему захотелось понравиться, по просьбе старого дипломата он в общих чертах рассказал о польском восстании. И во время десерта увидел, что Клемантина ловит каждое его слово, принимает его за героя, позабыв, что Адам пожертвовал третью своего огромного состояния, а затем подвергся всем превратностям жизни в изгнании. В девять часов, после кофе, г-жа де Серизи попрощалась с племянницей, поцеловала ее в лоб и увела с собой не посмевшего протестовать Адама, покинув маркизов дю Рувр и де Ронкероль, которые тоже ушли минут десять спустя. Паз и Клемантина остались вдвоем.

— Я удаляюсь, сударыня, — сказал Тадеуш, — вы, верно, тоже собираетесь в Оперу.

— Нет, я не любительница танцев, а сегодня дают препротивный балет «Восстание в серале», — ответила она.

Минуту они молчали.

— Два года тому назад Адам не уехал бы в театр без меня, — сказала она, не глядя на Паза.

— Он безумно вас любит… — заметил Тадеуш.

— Ах, именно потому, что он безумно меня любит сегодня, он может разлюбить меня завтра! — воскликнула графиня.

— Парижанки непостижимы. Когда их любят безумно, они хотят, чтобы их любили разумно; а когда их любят разумно, они упрекают нас, что мы не умеем любить, — сказал капитан.

— И они правы, Тадеуш, — с улыбкой заметила она. — Я отлично знаю Адама и не сержусь на него: он человек ветреный, а главное, он большой барин, он всегда будет доволен, что я его жена, и никогда ни в чем мне не откажет, но…

— Разве есть браки, в которых не было бы «но»? — мягко возразил Тадеуш, стараясь дать другое направление мыслям графини.

Даже самому бескорыстному мужчине пришла бы в голову следующая мысль, от которой чуть не лишился рассудка влюбленный Тадеуш: «Я дурак, если не скажу ей, что я ее люблю!» Оба молчали, боясь выдать свои мысли. Графиня украдкой взглядывала на Паза, а Паз тоже украдкой следил за ней в зеркало. Удобно усевшись в глубоком кресле, он сложил руки на животе, как плотно покушавший человек, и стал быстро вертеть большими пальцами, тупо на них уставившись.

— Скажите же мне что-нибудь хорошее об Адаме! — воскликнула Клемантина. — Скажите мне, что он не ветреник, вы же его знаете!

Это был крик души.

«Вот теперь наступила та минута, когда можно воздвигнуть между нами непреодолимую преграду», — решил бедняга Паз, обдумывая героическую ложь.

— Что-нибудь хорошее? — переспросил он. — Я его слишком люблю, вы мне все равно не поверите. Я не способен сказать о нем что-нибудь плохое. Итак, сударыня, мое положение между вами обоими весьма затруднительно.

Клемантина опустила голову и посмотрела на кончики лакированных ботинок Паза.

— Вы, северяне, храбры только физически, а решения свои вы не доводите до конца, — сказала она, надув губки.

— Как, вы собираетесь коротать в одиночестве сегодняшний вечер, сударыня? — спросил Паз с самым невинным видом.

— А разве вы не составите мне компании?

— Простите, но я должен вас покинуть…

— Как? Вы куда-нибудь собираетесь?

— В цирк, сегодня открытие цирка на Елисейских полях, я не могу не быть…