Мой нежный цветок - Спэнсер Кэтрин - Страница 8

— Джентльмена? — Если бы не крайняя степень унижения, то она бы расхохоталась над значением, которое он вкладывал в это слово. — Поздновато вы спохватились, мистер Константине.

— Как поздновато и для таких формальностей, сага. Мое имя, как тебе хорошо известно, Бенедикт.

— Чудно. Ступай на палубу, Бенедикт, пока твой хороший друг Нунцио в поисках тебя не явился сюда. Я не одета для компании.

Не дожидаясь ответа, она быстро прошла в ванную и захлопнула за собой дверь. Когда пятнадцатью минутами позже она возвратилась, единственным напоминанием о нем были два бокала шампанского и полупустая бутылка.

Патриция с любопытством изучала ее лицо.

— Похоже, ты затрудняешься с ответом на мой вопрос, Касс, — вкрадчиво сказала она, — поэтому позволь мне переформулировать его. Ты спровоцировала Бенедикта?

— Если и так, — поежилась Касси, — то ненамеренно. Я не ожидала, что мы закончим сексом, и если быть честной, то не думаю, что и он предполагал такое.

— Ясно, нет. Иначе один из вас позаботился бы о предохранении. И тогда перед тобой не стояла бы нынешняя дилемма. — Патриция сочувственно оглядела ее. — Как думаешь, сумеешь со временем полюбить его?

— Возможно.

— Значит, ты не против?

— Нет, — ответила Касси. — Я просто боюсь этого.

— Почему же?

— Порой он бывает просто невыносим — требует безусловного подчинения. Из тех мужчин, что готовы тащить тебя за волосы туда, куда считают нужным, он, мол, умный, а прочие дураки.

— То есть на пятьдесят один процент — отличный парень, а на сорок девять — тиран. Что ж, никто не идеален, Касси. И я не могу представить, что ты будешь слепо подчиняться дурацким требованиям и позволишь вить из себя веревки. Так что за тебя я не волнуюсь.

— Ага, а я волнуюсь, потому что не хочу влюбиться в мужчину, который никогда не полюбит меня. И не желаю себе и своему ребенку горя, которое пришлось на долю моей матери, когда отец решил, что достаточно уже побыл семейным человеком.

— Несправедливо авансом наделять Бенедикта грехами твоего отца. Он заслуживает, чтобы его судили, исходя из его собственных поступков.

— Знаю, вот почему я согласилась опять увидеться с ним и проанализировать имеющиеся шансы.

— Тогда не буду тебя задерживать. Уже почти полдень, а тебе не мешает чуть подкраситься.

Бледность делает некоторых женщин интереснее, но тебе она не к лицу.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Касси действительно плохо выглядела. Не зная, что Бенедикт наблюдает за ней из холла, она вышла из лифта и остановилась у зеркальной стены, рассматривая свое отражение. Не удовлетворенная увиденным, молодая женщина провела рукой по коротким белокурым волосам, пощипала щеки, чтобы к ним прилила кровь, и перевязала заново малиновый шарфик на шее.

Как будто таких ухищрений достаточно, чтобы скрыть залегшие под глазами тени или бледность, хорошо заметную даже под слоем искусно наложенного макияжа.

— О, ты здесь! — воскликнула она нервно, когда, шагнув ей наперерез, он извлек ее из людского потока, направляющегося в закусочную. — Давно ждешь?

— Достаточно для того, чтобы убедиться предложенное место совершенно не подходит для беседы. — Он взял ее за локоть и повел через массивные входные двери здания на улицу. — Мы поедим в парке. Мне сказали, что он в пяти минутах ходьбы отсюда.

— В парке негде поесть, — возразила Касси, едва поспевая за ним.

— Тут рядом есть магазинчик. Зайдем туда и купим что-нибудь для небольшого пикника.

— У меня нет для этого времени. Полчаса — все, чем я располагаю.

— Добавь еще немного, Кассандра, — сухо сказал Бенедикт. — Полчаса недостаточно.

Она выдернула локоть и возмущенно воззрилась на него.

— Мне не о чем разговаривать с тиранами.

— Я редко нахожу нужным отдавать приказы и делаю это только при острой необходимости. Но когда женщина не желает пользоваться данным ей от природы здравым смыслом и поступает себе во вред, как в данном случае, не вижу другого выхода. — Он снова завладел ее рукой и чуть не силой повел в сторону продуктового магазина. — Что ты хочешь заказать — кроме моей головы на блюде?

— Ничего, — огрызнулась Касси, сжимая губы в жесткую линию и упрямо не желая рассматривать представленные на витрине образцы готовой еды. Я не голодна.

— Тогда я выберу за нас обоих.

— Почему такое заявление ничуть меня не удивляет?

— Кто-то должен удостовериться, что ты подобающих образом заботишься о своем здоровье, сказал Бенедикт, — а кто заинтересован в нем больше меня?

Она вздохнула и закатила глаза.

— Тогда пошевеливайся, ладно? Целого дня я провести с тобой не могу, а у нас есть более важные проблемы, чем выяснять, предпочитаешь ты баранину или свинину.

И немедленно, словно одно упоминание о еде вызвало бурю протеста в ее желудке, Касси побледнела и поспешила сесть в тени одного из зонтиков над столиками.

Поглядывая на нее, чтобы не сбежала, он купил холодные поджаренные цыплячьи грудки, крекеры, небольшой кусок мягкого сыра, немного бледно-зеленого винограда и две бутылки минеральной воды.

— Если хочешь, можем поесть здесь, — предложил он, подсаживаясь к ней за столик.

Она отрицательно качнула головой.

— Нет. Лучше посидим в парке. — Сглотнула, отерла платком с верхней губы капельки пота и махнула рукой в сторона магазина. — Пахнет тут… все, связанное с едой.., невыносимо сейчас.

— Я понимаю. Прогуляемся или поймать такси?

— Пошли, и чем скорее, тем лучше! — Она указала на аллею, пролегающую между двумя комплексами зданий. — Мы тут можем срезать путь.

Он положил руку ей на спину, пока они дожидались просвета в бесконечной череде машин, чтобы перейти улицу, и не мог не отметить, что она не только плохо выглядит, но и сильно исхудала за последние два месяца. Руки и ноги потеряли прежнюю приятную округлость, бедра уже не изгибались так выпукло, даже щеки опали.

Остались кожа да кости, хрупкость на грани ломкости. Красивая, несмотря ни на что — она относилась к типу, который сохраняет красоту даже в старости. Но не было в ней цветения, того внутреннего сияния, наблюдаемого им в его сестре, когда та была беременной. Кассандра выглядела просто больной.

— Все тошнит? — спросил он, когда они подошли к прогалине, где виднелся маленький водопад, рассыпающий переливавшиеся на солнце брызги в пруд.

— Нет, — раздраженно ответила Касси. — Перестань суетиться! И не смотри на меня, как будто я через секунду упаду мертвой к твоим ногам.

Но ее бравада его не обманула. Она чахла на глазах, и он уже сожалел, что не прислушался к ее просьбе не покидать здание офиса.

— Присядь, — предложил Бенедикт, расстилая свой пиджак на траве.

На сей раз она не возражала. С видимым облегчением уселась, поджав под себя ноги, и взяла бутылку воды, которую он достал из корзинки с провизией для пикника.

— Спасибо. Ты очень любезен.

— Я очень озабочен, Кассандра. Ты такая бледная, такая худая. Что говорит твой доктор по этому поводу?

— Ты хочешь сказать, что еще не был у него этим утром, чтобы лично задать свои вопросы?

— Как я смог бы? Ты отказалась назвать мне его имя.

На ее щеках загорелись два красных пятна, подчеркивающие общую бледность лица.

— Я не в настроении выслушивать твои байки, Бенедикт.

— Что за байки? — спросил он, подавляя гнев от ее резкости. — Я не лгу.

— Как ты можешь изображать здесь жуткую обиду, если мы оба знаем, что ты поставил себе целью выяснить, кто мой врач, и что опять же мы оба знаем, каким образом ты выполнил свое намерение?

— Я не имею ни малейшего представления, о чем ты толкуешь, — жестко заявил он. — И такого тона терпеть не намерен.

— Ой, да ради бога! — Она метнула на него взгляд из-под ресниц. — Прекрати паясничать! Ты переигрываешь, да и опоздал лет на двадцать с ролью оскорбленной невинности.

— Мне тридцать четыре, Кассандра, и да, действительно, я знаю мир. Но читать мысли пока не научился. Так что, повторяю, я не знаю, в чем ты меня обвиняешь. Просвети меня, пожалуйста, пока я не вышел из терпения.