Мой нежный цветок - Спэнсер Кэтрин - Страница 16

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Бенедикт видел, что с матерью произошла разительная перемена всего за год.

В ней появилась какая-то злоба, распространявшаяся на всех и все, включая и отношение к сыну. Можно было бы объяснить эти изменения горем, потрясшим ее после смерти мужа, если бы с тех пор не прошло уже четыре года.

— Все понял, — подвел он черту под ее бесконечными жалобами, выходя из кабинета в холл и направляясь к чемоданам, так и не поднятым наверх. — Я не потерплю глупостей по отношению к Кассандре. Усвой, пожалуйста, что она моя жена.

— Никогда! — возопила Эльвира, тащась следом. — Ты был предназначен Джованне.

— В твоих мечтах, Эльвира, а не в моих.

Голос матери возвысился до крика.

— Ты не любишь эту американку! Когда ты на нее смотришь, в твоих глазах нет страсти! Ты человек с горячей кровью, а она никогда не поднимется до понимания твоих желаний!

Нет? Учитывая подробности прошлой ночи, такое заявление могло вызвать лишь улыбку.

Приняв его молчание за согласие, Эльвира продолжала:

— Зачем ты связался с такой блеклой и неинтересной женщиной?

Он поколебался, надо ли сообщать ей о беременности, и утвердился в правильности своего первичного намерения отложить новость до более подходящего случая. Они с Кассандрой пробудут здесь недолго. К чему дополнительные трения?

Другое дело, если бы они планировали остаться более продолжительное время.

— Видишь? — злорадствовала мать. — Ты не можешь ответить, потому что я говорю правду. Ты женился на авантюристке, которая не принесет тебе ничего, кроме горя. А мог бы взять замечательную калабрийскую женщину, обожающую тебя и понимающую предназначенную ей роль.

Есть ли здравый смысл в подобном поступке?

— При вступлении в брак не всегда в первую очередь руководствуются здравым смыслом, особенно если это чужой здравый смысл, — ответил он, ступая на лестницу. — И хватит! Привыкай, что мы с Кассандрой теперь связаны воедино. Если не желаешь смириться, то хотя бы сохраняй видимость благопристойности. Иначе у меня не останется другого выхода, кроме как забрать жену обратно в Штаты, и немедленно. И я готов так поступить, а вы с Франческой останетесь расхлебывать кашу, которую ты же и заварила.

С ужасным воплем она повисла у него на руке.

— Когда ты стал таким жестоким, научился говорить так холодно? Ты не был таким раньше. Что изменило тебя?

— Я мог бы задать тебе тот же вопрос.

— Я твоя мать. Бенедикт, именем отца заклинаю тебя не покидать нас в критической ситуации, когда ты так нужен тут!

Последний ее призыв, не в пример предыдущим надуманным доводам, был достаточно разумен. Деятельность калабрийского отделения их фирмы находилась на грани краха, и все из-за неумелого руководства матери. Работники готовы были взбунтоваться каждую минуту — ситуация, невозможная при отце. Сейчас задета оказалась гордость матери, и, видит бог, гордость была одним из определяющих моментов поведения Эльвиры. Имя Константине чтилось в Калабрии веками, и она сгорела бы со стыда, опозорив его. ,.

— Я выставил свои условия, Эльвира, — произнес он, разрываясь между жалостью и злостью. Обращайся с моей женой уважительно, и я приложу все усилия, чтобы утрясти недоразумения с рабочими.

— Конечно, обязательно, — почти простонала она, прижимая пальцы к вискам и прищуривая глаза, как кошка. — Она станет моей любимой невесткой.

Неужто? Поживем — увидим, невесело размышлял он, шагая по лестнице. Бианка говорила, что смена настроений у матери происходит практически мгновенно, а значит, не стоит особенно доверять ее внезапной покорности.

Кассандра дремала. Она съежилась в углу постели, подложив одну ладонь под щеку и поджав под себя ноги. Он не посмел ответить на ее призыв прошлой ночью, боясь зайти слишком далеко.

Не смел даже глядеть на нее. Но сейчас, когда она спала, он позволил себе рассмотреть ее, дюйм за дюймом, представляя, как чудесно будет, когда минует опасность выкидыша.

Во сне лицо у нее стало детским и трогательно беззащитным. Он осторожно поправил прядь волос на щеке и подивился их мягкости. Шелковистые и золотые, как мягкое сияние калифорнийского солнца ее родины.

А что до ее тела.., взгляд опустился к выпуклостям высокой груди, отчетливо различимым под свободной блузкой, нежному изгибу бедер, элегантным ножкам. Тело женщины, наливающееся в ранней беременности!

Бенедикт никогда не видел ее полностью обнаженной — даже в ту ночь, когда они зачали ребенка, но соблазнительные контуры, не вполне скрываемые одеждой, говорили о многом. Во рту у него пересохло.

Он хотел ее. Хотел сильно, до боли. Целовать, касаться, будить в ней страсть, от которой глаза ее загораются огнем.

Он хочет ее всю и не согласен на меньшее. Хотел с того момента, как только увидел. Нет смысла спрашивать себя, что отличает ее от других женщин. Просто отличает. Видно, не Нунцио Занетти, а сама судьба свела их вместе.

Она заворочалась, пробормотала что-то во сне.

Вытянула ноги и перевернулась на спину. Скрестила руки на животе, где спал сейчас их малыш.

Будет ли это девочка, такая же прекрасная, как ее мать? Или мальчик, высокий и темноволосый, под стать отцу? Будут ли другие дети?

Должно быть, его жгучий неотрывный взгляд нарушил безмятежность ее сна. Она заворочалась, ресницы затрепетали. Открывшиеся глаза хранили остатки сна. Она медленно огляделась, будто не понимая сразу, где очутилась, и внезапно спокойствие сменилось неуверенностью, почти испугом.

— Ты давно тут? — спросила она немного осипшим голосом.

Он нежно провел ладонью по ее щеке.

— Минуту-другую, — попытался успокоить он, опять задаваясь вопросом о правильности своего решения привезти ее в палаццо. Довольно и не слишком хорошо протекающей беременности. Не хватало еще дополнительных забот с его матерью, которая, как ему показалось после разговора с ней, близка к сумасшествию.

Кассандра провела языком по губам и обвела взглядом комнату.

— Сколько времени?

— Почти шесть.

— Так поздно? Нельзя было разбудить меня пораньше? Предполагалось, что я приведу себя в порядок и спущусь вниз еще час назад. — Она привстала, свесила ноги с кровати. — Твоя мама, должно быть, вся извелась от ожидания.

— Ничего подобного, — успокоил он, поддерживая ее, когда от слишком стремительного движения она покачнулась. Ее кожа, там, где соприкасалась с подушкой, слегка покраснела, напомнив ему цветом лепестки только начинающей распускаться розы. Он едва сдержался, чтобы не поцеловать ее. — Мама поймет.

Кассандра посмотрела с недоверием.

— Твоя мама не захочет ничего понимать, когда речь идет обо мне, — заметила она, отодвигая его от себя и цепляясь в поисках опоры за край кровати. — Все во мне ей неприятно. Ненавидеть меня она решилась еще до того, как увидела.

Он рассыпался в уверениях, ему самому показавшихся неубедительными:

— Ничего другого от нее ждать и не приходится. Не думала она, что я женюсь на американке.

Но конкретно против тебя у нее ничего нет.

— Не растрачивай силы впустую, Бенедикт, хмыкнула Кассандра. — Я видела выражение ее лица, когда ты знакомил нас. Будь по ее, так я немедля провалилась бы сквозь землю.

— Но по ее не будет, — уверенно заявил он, принимать решения за меня она не может. Я женился на тебе по своей доброй воле, Кассандра.

Приходится признать, что внезапность нашего брака вполне могла оказаться для нее чем-то вроде шока, но потом все утрясется, и она станет гостеприимнее. — Он подтолкнул жену в сторону ванной. — Плесни в лицо водой перед тем, как отправишься в салон.

Она с сомнением оглядела свой помявшийся во время сна наряд.

— Вы обычно одеваетесь к обеду?

— Как правило, да.

— Тогда мне потребуется больше пары минут.

Не собираюсь предстать перед ней такой изжеванной и дать очередной повод меня презирать.

Учитывая очевидную ненормальность реакций Эльвиры на самые заурядные события, он не нашелся, что возразить.