Колодец Единорога - Прэтт Флетчер - Страница 17

Но вовсе доконала Эйрара аскетического вида особа, явившаяся в дом под вечер. Несмотря на суровую внешность, она оказалась невероятно болтлива. По ее словам, ей житья не давали крысы, так что не мог бы милый молодой человек помочь каким-нибудь заклинаньицем?.. Как ни пытался он от нее отделаться, она лишь назойливее трещала. Наконец, обессилев, он нацарапал на клочке пергамента несколько зловещих имен: Ангат, Хвард, Утезиторьон!.. — пририсовал несчастного вида цветочек и велел посетительнице ровно в полночь пропитать клочок топленым свиным салом и вложить в крысоловку.

Когда несносная дама наконец убралась восвояси, Гитона скорчила ей вслед рожицу и высунула язык, зато Рудр, явно придя в хорошее настроение, весело посмеялся при виде отвращения, написанного у Эйрара на лице.

— Понимаешь теперь, — спросил он, — почему Эрб так рвется с тобой на войну?

— Это… его жена?..

— Мимо: сестрица. Да разве такая даст парню завести жену или хоть любовницу? Уф-ф, до чего разные все же люди на свете. Я встречал таких на рыбных базарах: перепотрошат весь твой улов, потом купят полторы килечки для кота. Уж мне эти бабы, тут впрямь из дому сбежишь! Да вот хоть Гитона: всю плешь проела отцу с этими твоими луками, ну ни дать ни взять вторая Эрвилла… Эрбова сестрица, я имею в виду. Пришлось ведь пообещать послать кого-нибудь в Мариаполь…

— В Мариаполь? Не в Наарос?

— В Нааросе, милый мой, теперь от каждого чиха захлопывают городские ворота и бросаются с обысками по домам. Стоит Рыжему Барону приметить, что рыбаки Джентебби покупали оружие, и он примется разнюхивать, а что это такое мы тут затеваем. Неохота, знаешь ли, выяснять, удержит его наша хартия или нет…

Следующий день занялся морозным и ясным. Эйрар отправился в гавань раненько утром, вместе с Рудром, когда рыбацкая флотилия готовилась к выходу в море — кроме одной шхуны, на которой за последнее время погибло всего больше людей. Работа оказалась страшно тяжелой, почти такой же тяжелой, как и на йоле. Однако теперь Эйрар знал, чего ждать, и куда легче прежнего разогнал жутких пришельцев, облепивших незримый кристалл его пентаграммы. Он даже не потерял сознания, когда заклубился спасительный серый туман, — впрочем, разница была не особенно велика, ибо все его мышцы словно растворились, и он не мог шевельнуться. Он лежал на полу каюты, похожий на пьяного. Он все видел и слышал, но разум был пуст и не способен родить ни мысли, плеск воды и шаги по палубе входили в сознание, как в послушную глину, но и только.

Спустя время рыбаки все же подняли люк и заглянули в каюту, несмотря на строгий запрет. Эйрар еще не мог говорить, а когда его вытащили на палубу — не вынес яркого света и зажмурил глаза.

— Ну и что нам делать с этой дохлятиной? — послышался голос. — Снести к Гитоне или здесь положить, чтобы очухался?

— Отнесем, — посоветовал другой. — Чего доброго, еще палубу обмарает.

— А ты сам стрелять-то ходил с ними, Сивальд?

— Ходил. Бери за ногу… вот так… Неплохо управлялся с луком Гитоны, но стрелять из лука Висто — кишка тонка оказалась.

— Да, вот уж кому нынче не позавидуешь, так это Висто. Втемяшилось же старику спихнуть девку за чародея — если она в самом деле еще девка, ха!..

— У тебя, Ове, не язык, а помойка. Ты что, не рад был бы выложить тысячу сольваров, чтобы только избавиться от проклятия Край? После того, как твоего брата?.. Тысяча сольваров, это подороже будет, чем девка. Или там не девка, нам-то какая разница.

«Ове… — подумалось Эйрару. — Верно, Ове Губошлеп, тот мордастый, что пялился на Гитону тогда под навесом и все норовил встать к ней поближе… а она отстранялась брезгливо… точно от слизня какого-нибудь…»

— А ты, Сивальд, гавкаешь, как тюлень в брачную пору. Пусть старый Рудр сам управляется со своим бабьем, его забота! Вот что меня действительно достает, так это насчет тех пятидесяти. Все одно, что самим прыгать демонам в лапы. Пятьдесят! У нас за десять лет столько не погибало!

— Ну, на сей счет можешь не волноваться. Окрутят их с Гитоной — и никакого разговора о войне больше не будет!

— И хорошо бы. На кой шут нам, вольным рыбакам, все это сдалось — с нашей-то хартией и лигами моря досюда из Наароса?

…Эйрар трудился еще неделю, и приходилось ему нелегко, хотя так туго, как в самый первый день на йоле, не было больше ни разу. Мало-помалу он даже стал узнавать в лицо заклятия Мелибоэ, когда они злобными призраками взвивались по ту сторону пентаграммы. Схватка с ними начала даже доставлять ему некоторое удовольствие — как на охоте, когда меткая стрела настигает оленя, взметнувшегося в прыжке. Тем не менее, всякий раз за победу приходилось расплачиваться — лежать пластом по часу и больше, иногда в сознании, иногда нет, а на следующий день одолевала ватная слабость. Так он и жил все это время: то солнечный свет, то унылые сумерки.

Гитона, казалось, была особенно нежна и заботлива с ним в тот день, когда он расколдовал и оградил первую шхуну и нечаянно подслушал разговор Сивальда с Ове. Слушая и не слушая веселую болтовню девушки, он раздумывал, действительно ли старый Рудр держал на уме выдать за него Гитону, и если да, то как это он станет с ней жить?.. Любить ее?.. Гитона — его жена!.. От волнения и неясной тревоги мурашки побежали по телу, Эйрар принялся мечтать и лишь на следующий день, с прояснившейся головой, задумался над тем, что за милую девочку придется заплатить, и недешево: прожить весь остаток дней на островах, среди рыбаков с их мелочными заботами — жить презираемым всеми, кроме женщин… колдовством отпугивать крыс!..

А может быть, заполучив Гитону, он сумеет все-таки вырвать ее отсюда и вырваться сам? Если только она согласится, если Висто ей в самом деле не жених, а просто дружок…

— Горы Вастманстеда совсем не похожи на здешние, — рассказал он ей, сотворив охранительные чары над второй шхуной и без сил отлеживаясь в постели. Заснеженный склон Вагея высился за окном, крылья ворон отливали синевой на фоне сугробов. — Наши горы вздымаются полого, как волны… Зимой мы всегда катались на лыжах и забавлялись метанием дротиков. Хочешь, как-нибудь попробуем?

— Обязательно попробуем, но мне больше нравится лук.

— Я бы хотел, — сказал он, — однажды поохотиться вместе с тобой в наших горах… — Он почувствовал, что неудержимо краснеет, и, изо всех сил пряча смущение, дотянулся и накрыл ее пальцы ладонью. Девушку не обидела эта вольность: она ответила пожатием на пожатие, но потом все-таки убрала руку.

— Ты скоро отправишься воевать… в Мариаполь и еще дальше, в большие города. Там тебе встретятся важные, красивые дамы… вернешься небось и знать больше не захочешь нас, простых рыбаков… если… если вернешься…

— Вот именно, если вернусь, — вырвалось у него. — Много людей достойнее какого-то Эйрара Эльварсона сгинуло оттого, что сил не достало вовремя поднять меч или натянуть лук! — Собственная немочь показалась ему отвратительной, нестерпимая злость на себя выжала слезы из глаз: — Да каким дамам, важным или не важным, интересен такой!.. Отправлю-ка Эрба и Висто совершать подвиги, а сам останусь тут! Устроюсь где-нибудь в чулане королевы Край. Стану зелья варить…

— Пожалуй, — выговорила она медленно. И вдруг вскочила, опрокинув табурет, на котором сидела: — Тебе, я смотрю, самое место — возле какой-нибудь юбки! А Висто еще расхваливал твою храбрость! И я, дура, верила!.. Нет, правду говорит мама: вы все, колдуны, трусливые негодяи, мужества у вас нет и в помине! Только детям фокусы годитесь показывать! Чем… лучше уж за Губошлепа…

И вышла — выплыла королевой, высоко неся гордую голову. Отчаянно произнося ее имя, Эйрар кое-как сумел выбраться из постели… ноги донесли его лишь до двери, и там он свалился, сотрясаемый судорогой, точно рыба на крючке.

На другой день ему не надо было идти колдовать. Он хотел поговорить с Гитоной, но тотчас после завтрака она куда-то исчезла. Эйрар отправился разыскивать Висто, не нашел и подумал: а может быть, они ходят где-нибудь вместе?.. А кто им запретит, сказал он себе, и сделалось совсем тошно. Так он и просидел весь день, одинокий и очень несчастный. Решил было выбраться в горы или хоть пройтись по улицам, но холод быстро загнал его обратно в дом, где он и уселся ждать Гитону. Вернется же она когда-нибудь.