Я умру завтра - Спиллейн Микки - Страница 14

Такова жизнь, подумал я.

Киллер снова ухмыльнулся, наводя на меня стволы, и я знал, что у меня за спиной старик ждал: окажется ли он прав или нет?

Киллер продолжал улыбаться, но вдруг замер, пытаясь понять, почему и я улыбаюсь до ушей.

Он так и не понял почему. Или не успел.

Когда я выхватил маленький 32-й калибр из нарукавной кобуры, до него наконец дошло, но было уже поздно. Джип и граница ждали меня, а он, скорчившись, умирал на полу, и из-под него медленно вытекала струйка крови.

Старик засмеялся. Он-то знал, что окажется прав.

Я тоже был киллером!

Девушка за изгородью

Коренастый мужчина, вручив пальто и шляпу швейцару, через холл прошел в главный зал клуба. На секунду остановившись в дверях, он успел увидеть все, что заслуживало внимания: шахматистов у окна, четверку игроков в вист и одинокого мужчину с бокалом у дальней стены.

Проложив себе дорогу меж столиков и бегло раскланявшись с картежниками, он направился к нему. Мужчина поднял глаза от бокала и улыбнулся ему.

– Добрый день, инспектор. Присаживайтесь. Выпьете?

– Здравствуйте, Дункан. То же, что и вы.

Тот лениво сделал еле заметное движение рукой. Официант кивнул и удалился. Инспектор со вздохом расположился в кресле. Он был широкоплеч и мускулист, грузен, но без склонности к полноте. Только высокие ботинки позволяли догадываться, кто он такой. Посмотрев на Честера Дункана, он про себя позавидовал его осанке и манерам, но тем не менее меняться с ним он бы не хотел.

Вот сидит человек, не без удовлетворения подумал инспектор, у которого могло бы быть все... но у которого ничего нет. Правда, у него есть и деньги, и положение в обществе, но самое прекрасное, семейная жизнь, так и не сложилась... Поскольку у него самого подрастал выводок из пяти отпрысков, инспектор считал, что добился своей цели в жизни.

Появился напиток, и инспектор с удовольствием отдал ему должное.

Поставив бокал, он сказал:

– Я пришел, чтобы поблагодарить вас за... э-э-э... подсказку. Знаете, я ведь в первый раз играл на бирже.

– Рад был оказать вам услугу, – ответил Дункан. Он играл бокалом, катая его меж ладоней. Внезапно он вскинул брови, словно вспомнив что-то забавное. – Я предполагаю, до вас дошли эти грязные слухи?

Инспектор покраснел.

– Определенным образом, да. Волей-неволей, я – в курсе. Некоторые из них поистине отвратительны. – Он сделал еще один глоток и постучал сигаретой о край стола. – Но вы понимаете, – продолжал он, – что, если бы смерть Уолтера Харрисона, вне всякого сомнения, не была бы самоубийством, вам бы пришлось предстать перед следствием?

Дункан усмехнулся:

– Бросьте, инспектор. Вы же знаете, что даже биржа никак не отреагировала на его смерть.

– В общем-то верно. Тем не менее ходят слухи, что вы ее каким-то образом спровоцировали. – Он надолго замолчал, всматриваясь в лицо Дункана. – Скажите, это в самом деле так?

– С какой стати я буду обвинять самого себя?

– Все выяснено. Дело закрыто. Харрисон погиб, выбросившись из окна отеля. Дверь была заперта. Никто не мог войти в комнату и выкинуть его. Нет, мы совершенно не сомневаемся, что имело место самоубийство, и все, с кем нам доводилось беседовать по этому поводу, сходятся во мнении, что он сделал миру большое одолжение, покончив с собой. Тем не менее ходят разговоры, что и вы приложили руку к этой истории.

– Скажите мне вот что, инспектор. Вы в самом деле полагаете, что у меня хватило бы смелости и сообразительности противостоять такому человеку, как Харрисон, и тем более побудить его к самоубийству?

Нахмурившись, инспектор кивнул.

– По правде говоря, да. Его смерть в самом деле пошла вам на пользу.

– Как и вам, – засмеялся Дункан.

– Гм-мм...

– Хотя стыдиться нет ровно никаких оснований, – продолжал Дункан. – Когда Харрисон умер, финансовый мир, естественно, решил, что акции его компаний упадут в цене, и поспешил от них избавиться. Так уж получилось, что я был одним из немногих, кто знал, что они надежны, как золотой запас, и скупил все, что мог. И конечно, поделился информацией со своими друзьями. Даже смерть... крысы кому-то может пойти на пользу.

Сквозь сигаретный дымок инспектор Эрл заметил, как у его собеседника сурово стянулись складки вокруг рта. Он ухмыльнулся, наклонившись вперед в кресле.

– Дункан, в какой-то мере мы можем считать себя друзьями. Но мне свойственно профессиональное любопытство копа и почему-то кажется, что Харрисон перед смертью проклинал именно вас.

Дункан вертел бокал меж ладоней.

– Вот в этом я не сомневаюсь, – откликнулся он. Его глаза наткнулись на пристальный взгляд инспектора. – Вы в самом деле хотите услышать эту историю?

– Нет, если она включает в себя признание в убийстве. В таком случае я бы предпочел, чтобы вы беседовали непосредственно с окружным прокурором.

– О, в ней нет ничего подобного. Ни в коей мере, инспектор. При всем старании мне не могут вменить в вину ровно ничего, что сказалось бы на моем положении или репутации. Видите ли, Уолтера Харрисона довела до смерти его собственная неуемная и алчная натура.

Инспектор откинулся на спинку кресла. Подошедший официант заменил пустые бокалы полными, и оба собеседника молча чокнулись.

– Скорее всего, кое-что вы уже знаете, инспектор, – снова заговорил Дункан. – Тем не менее начну с самого начала и расскажу вам обо всем, что произошло. С Уолтером Харрисоном я впервые встретился в юридическом колледже. Оба мы были молоды и не отличались особым прилежанием. Помимо прочего, у нас была еще одна – только одна – общая черта. Оба мы были детьми преуспевающих родителей, которые, не жалея сил и средств, баловали своих отпрысков. Поскольку в колледже мы были единственными, кто мог себе позволить... э-э-э... определенного рода развлечения, нас, естественно, потянуло друг к другу, хотя, вспоминая те времена, я прихожу к выводу, что подлинной дружбы между нами и тогда не было.

Так уж получилось, что у меня прорезались некоторые способности к учебе, в то время как Уолтер не уделял ей ни малейшего внимания. На экзаменах мне приходилось вытаскивать его. В то время мы ко всему относились с отменным юмором, но по сути, я делал за него все задания, пока он веселился в городе. Я был не единственный, на кого он воздействовал подобным образом. Многие студенты, считая за честь ходить у него в друзьях, давали ему свои конспекты. В случае необходимости Уолтер мог бы очаровать и самого дьявола.

Кстати, свое обаяние ему нередко приходилось пускать в ход. Далеко не один уик-энд он бы провел за решеткой, куда умудрялся попадать за разные мелкие нарушения, не умей он так виртуозно отбалтываться. Я был свидетелем, как он даже декана ухитрялся обводить вокруг пальца. Но что бы там ни было, я оставался его преданным другом. Я делил с ним все, чем обладал, включая и девушек. И не огорчался, даже когда, отправляясь на свидание, я прихватывал его с собой, после чего он удалялся к себе с моей девушкой.

Во время последнего года учебы в стране случился серьезный финансовый кризис. На мне он никак не сказался, потому что отец предвидел его и заблаговременно обезопасил состояние; оно даже возросло. Отец Уолтера тоже пытался выкрутиться, но попал под каток кризиса. Он был одним из тех, кто покончил с собой в те дни.

Уолтер, конечно, испытал потрясение. Он впал в панику и напился до беспамятства. Мы с ним серьезно поговорили. Уолтер хотел бросить учебу, но я уломал его взять у меня деньги и окончить колледж. Кстати, он так никогда и не вернул мне тех денег. Хотя это мелочь.

Окончив колледж, я вместе с отцом стал заниматься бизнесом и возглавил фирму после его кончины. В том же месяце на моем горизонте снова появился Уолтер. Он нанес мне дружеский визит, но не стал скрывать истинной цели своего посещения. Со временем он получил все, на что рассчитывал, да и я не прогорел на этом. Уолтер оказался весьма талантливым бизнесменом. Он влетел в финансовый мир подобно метеору. Он был слишком умен и сообразителен, чтобы долго находиться у кого-то в подчинении, и во всех разговорах о Харрисоне, этом чудо-мальчике с Уолл-Стрит, высказывалась единодушная мысль, что он скоро откроет свой офис. В определенном смысле мы стали конкурентами, но тем не менее продолжали оставаться друзьями. Впрочем, прошу прощения, инспектор. Точнее говоря, это я считал себя его другом; он же для меня таковым никогда не был. Его безжалостность порой поражала, но в любом случае он старался очаровывать свои жертвы, и они с улыбкой воспринимали выпавшую на их долю участь. Я, к примеру, знал, что он, зарабатывая свои миллионы, хладнокровно прокручивал на бирже такие сделки, от которых у меня перехватывало дыхание. Несколько раз он едва не пустил ко дну мой бизнес, но на другой день он встречал меня такой ослепительной улыбкой и сердечными приветствиями, словно речь шла о выигрыше в теннисном матче.