Вокруг Кремля и Китай-Города - Сутормин Виктор Николаевич - Страница 2

Театральный проезд в сторону Лубянской площади. Открытка конца XIX века из коллекции Алексея Рябова. Гостиница «Метрополь» до перестройки. Впереди видна часть Китайгородской стены, а за ней – купол Пантелеймоновской часовни и шатёр Владимирской башни

В 1896 году гостиница и прочие челышевские постройки на Театральной площади стали собственностью Санкт-Петербургского общества страхований, которое объявило о своих планах превращения комплекса в отель, отвечающий самым высоким мировым стандартам. Интерес петербургских страховщиков к московской недвижимости и гостиничному бизнесу объяснялся просто. В условиях экономического подъёма, весьма заметного в российской экономике последнего десятилетия XIX века, страховые компании работали очень успешно и располагали значительными финансовыми ресурсами. Вкладывать свои деньги в рискованные банковские операции они не имели права, а вклады с высокой надёжностью обладали малой доходностью. Зато можно было получать стабильный и высокий доход, сдавая в аренду недвижимость высокого качества. Поэтому на рубеже XIX–XX веков страховые компании строили гостиницы и доходные дома в большом количестве и в разных городах.

Почти все эти объекты интересны в архитектурном отношении, но ни один из них не сравнится с «Метрополем» по богатству внешнего декора: скульптуры, керамических украшений, ажурных металлических решёток.

Удивительнее всего то, что на момент строительства почти никто из тех, чьим талантом рождён этот шедевр, ещё не получил известности – ни 27-летний Николай Андреев, автор скульптурного фриза «Времена года», ни студент Императорской Академии художеств Марьян Перетяткович, нарисовавший эскиз чудесной балконной решётки, ни 26-летний архитектор Вильям Валькот, чей вариант решения фасада потеснил даже занявшего первое место Льва Кекушева.

Известны в профессиональных кругах были только Кекушев, создавший проект перестройки «Челышей» в «Метрополь», и Врубель, автор панно «Принцесса Грёза», – но слава его была весьма неоднозначного свойства.

Кому же удалось собрать такое созвездие талантов, а главное – разглядеть их?

Между двух стульев

Взгляните на этот портрет.

Богатый человек, успешный предприниматель, меценат, создатель первой частной оперы в Москве?.. Но где же вальяжность и пафос, почему он выглядит загнанным в угол? В те дни, когда создавался портрет, ничто не предвещало неприятностей Савве Мамонтову – напротив, он был полон очень масштабных планов.

Но уж таким даром природа наградила художника – Врубель умел видеть суть.

Ожидал ли Мамонтов такого финала, какой был угадан его другом и портретистом?..

Вряд ли. Но, увы, направление его жизни было таким же предначертанным, как линии мамонтовских железных дорог.

Наверное, не существует человека, который хоть раз в жизни не разрывался бы между желанием и долгом. Одни плюют на долг и с лёгкостью идут навстречу своим желаниям, другие, стиснув зубы, тянут лямку – но каждый имеет шанс пожалеть в итоге о своём выборе. Люди, склонные к философии, говорят: «Если тебе не досталось то, что понравилось, – пусть понравится то, что достаётся».

Рождённому под знаком Весов Савве Мамонтову было на роду написано всю жизнь «колебаться между», тем более что его угораздило родиться с душой артиста в семье дельца. Ему, как самому толковому из четверых сыновей, предстояло продолжить отцовский бизнес, хотя лет с семнадцати Савва навсегда влюбился в театр и даже успел попробовать свои силы, сыграв Кудряша в «Грозе». Правда, это был всего лишь драмкружок, но какой!.. Роль Дикого в той постановке исполнял сам автор пьесы…

Михаил Врубель. Портрет С. И. Мамонтова, 1897

На спектакль пришел отец, и Савва видел, как Иван Фёдорович «вытирал слезу в последнем акте». Однако ж Москва слезам не верит, да к тому же Мамонтов-старший вообще от сына ждал не сценических успехов, а помощи в семейном деле. Как раз в те годы Иван Фёдорович погрузился в новый для себя бизнес. Он получил концессию на строительство железной дороги до Сергиева Посада. Многие полагали, что в этом предприятии проще попасть в долговую яму, чем стать железнодорожным магнатом, – ну что такое Сергиев Посад, кто туда станет ездить? Это ведь не Петербург и не Нижний… Однако Иван Фёдорович знал, что делает. Прежде чем ввязаться в проект, он провёл своеобразное маркетинговое исследование: отправлял на тракт сыновей, чтобы подсчитывали количество проезжающих телег и прочих экипажей, а также пеших богомольцев в ту и в другую сторону. «Замеряли трафик», – как сказали бы в наши дни. Дорога очень скоро стала прибыльной, и акционеры решили продлить путь до Ярославля.

Однако увлечённость театром Савву не покидала, и Мамонтов-старший решил вопрос кардинально: отправил его в Италию изучать основы шелководства, практическую коммерцию и европейские методы торговли. Даже не стал дожидаться, пока сын закончит обучение в Московском университете, тем более что академическими успехами Савва не блистал.

Сын выполнил всё, что было велено, и даже сверх того. Влюблённый в итальянскую оперу и обладавший очень неплохим баритоном, Мамонтов начал брать уроки вокала. Успехи были столь заметны, что в письме брату Савва не удержался – сообщил, что в одном из миланских театров ему предлагают дебютировать в операх «Лукреция Борджиа» Доницетти и «Норма» Беллини. Такие перспективы совершенно не входили в планы Мамонтова-старшего, и он телеграммой предложил младшему немедленно вернуться в Москву.

Савва безропотно возвратился, потому что имелась у него для отца и ещё одна новость: в Италии он случайно познакомился с 17-летней соотечественницей и влюбился в неё. Лиза Сапожникова была весьма музыкальна, любила читать и, хотя красотой не ослепляла, обаянием своим настолько привязала к себе Мамонтова, что о какой-либо другой партии он даже думать не хотел. К счастью, кроме качеств, очаровавших Савву, Лиза обладала и достоинствами, очевидными для его отца: она принадлежала к богатому и уважаемому купеческому семейству, даже к двум – по матери была Алексеевой. Свадьбу сыграли через год, и в подарок от Ивана Фёдоровича молодожёны получили особняк на Садовой-Спасской улице, где и родился их первый сын.

Константин Коровин. Савва Мамонтов во Флоренции, 1890-е годы

Савва вместе с братом Анатолием участвовал в отцовском железнодорожном бизнесе, а кроме того, открыл в Москве собственную торговлю итальянскими изделиями из шёлка и старательно занимался коммерцией… а по вечерам – музицировал.

Иван Фёдорович хотя и ворчал, что у Саввы «пустота в голове, слабость в теле и мучительный упадок в характере», но понимал, что, когда его не станет, именно Савве предстоит продолжить семейное дело: старший из сыновей, Фёдор, склонности к бизнесу не имел, что же до Анатолия и Николая, то их больше манила книжная торговля, чем паровозы с вагонами. Поэтому отец завещал семейную усадьбу Киреево старшему сыну, а младшим оставил акции. Всё так и сбылось, как он предполагал, – через несколько лет после его кончины Савва Иванович занимался делами железной дороги уже без помощи братьев.

Покинув Киреево, Савва Иванович захотел купить для своей семьи другую усадьбу. Загородный дом был необходим. Жена уже подарила Савве второго сына и снова была в положении. Первенца назвали Сергеем, второму дали имя Андрей. Имена для будущих детей уже были придуманы. Так их и назовут, каждого в свой срок: Всеволод, Вера и Александра. Чтобы из инициалов сложилось имя отца – САВВА.