Кровавый рассвет - Спиллейн Микки - Страница 37

Она энергично кивнула:

— Но только если я буду рядом. Сказал, что когда будет держать мою руку в своей, то станет говорить с кем угодно. Хочет, чтобы я была с ним.

— Ну ладно, тогда можешь вступать в игру. Твой выход!

Я оставил ее в гараже, объяснив устройство замка и отключив на всякий случай телефон: вдруг ей захочется еще разок позвонить Мартрелю. Я не хотел рисковать. Увидев сияющие после разговора с Мартрелем глаза Сони, понял, что ее чувства гораздо сильнее, чем ей хочется показать.

Прикоснулся губами к ее щеке, подмигнул и закрыл дверь.

Очутившись в лаборатории Эрни, я по его озабоченному виду и воспаленным глазам понял, что он не ложился всю ночь.

— Моя жена думает, что у меня тут обычная инженерская должность и больше ничего, а мне иногда хочется завыть, и потом, ведь они меня переигрывают, черти! — Он пальцем подтолкнул ко мне по полированному столу фото: — Это Спаад. Нашли в архивах немецкой разведки. Увеличено с формата два на два до формата десять на десять. Передача по телефото четкости не добавила. Накинь двадцать лет и вообрази, какие произошли изменения, — увидишь, на что он теперь похож.

— Ты ретушировал снимки?

— Вот эти два. — Он вручил мне еще две фотографии. — На одном больше ретуши, на другом меньше. Выбирай.

— Уже выбрал.

Я взял фото с большей ретушью, отчего подбородок казался тяжелее. Это лицо я видел уже дважды. Один раз на заднем сиденье в такси, другой — лежа на траве у дома. У него в руках плевался огнем пистолет, там, в саду...

— Определенно?

Я кивнул:

— Лучше уведомить Грейди. Он захочет, чтобы фото попало в правительственную картотеку. И к тому же сумеет использовать общественное мнение и расположить его в свою пользу. — Я толкнул снимок обратно к нему: — Что насчет письма, присланного Мартрелю?

— Все ясно. Толковая уловка. Удивляет, почему ей редко пользуются. Четыре режущих края, ты можешь пораниться либо открывая конверт, либо взявшись за письмо. Употреблен яд двойной концентрации по формуле Монже. Смерть наступает секунд через тридцать, значит, помочь нельзя ничем. Очень немногие знают об экспериментах Монже, так что ясно, на каком уровне ведутся дела.

— Я возьму пистолет.

— Ты всегда так делал, это слишком просто. — Эрни достал еще три маленьких фото. — Я сделал еще несколько экземпляров, можешь раздать кому найдешь нужным для возможной идентификации.

— Спасибо, — поблагодарил я и сунул снимки в карман.

— Тебе известна его история?

Я кивнул.

— Спаад получает только самые ответственные задания и сдохнет ради своего дела, добиваясь удачи. В этом вы с ним похожи, как братья. Он имеет доступ почти ко всему в работе коммунистической разведки.

— Ты проверил ООНА-3?

— Конечно. Если мы нащупаем их связи, то сможем выйти на агентуру. Все агенты обладают исключительно высокой квалификацией и прочно укоренились в Штатах. Их не так-то легко переориентировать. Это нанесло бы советским службам серьезный урон.

— Мартрель в курсе всех секретов агентуры.

— Заблуждаешься, — ответил Эрни, — там никому не говорят всего до конца. Все держится в тайне. Он сам знает не больше, чем его рядовой агент. Агенты действуют маленькими, не зависящими друг от друга группами, под непосредственным руководством Центра. Черт, зачем повторять то, что ты знаешь?

— Давай дальше, Эрни.

— Мартрель мог знать проекты, но не всё, что в них входило. Обладай мы такой информацией, могли бы предотвращать всякую операцию прежде, чем они ее начинали. Но лучше хоть какая-то нить, чем никакой. В общем, ему есть о чем потолковать с Мартином Грейди.

— Могу помочь развязать ему язык.

— Кровавые подробности меня не волнуют, я не садист.

— Все гораздо проще, чем ты думаешь.

Он закрыл ладонью усталые глаза:

— Что-нибудь еще нужно?

— Нет.

— У тебя моя ручка с баллоном?

Я похлопал себя по карману:

— Не расстаюсь.

— Смотри за колпачком. Он может отвинтиться, тогда ты взлетишь на небеса.

Мои пальцы автоматически потянулись к колпачку. Убедившись, что не превратился в ходячую бомбу, я отодвинул стул назад. В углу комнаты у Эрни была пишущая машинка, я напечатал свой отчет Центру и вручил его Эрни.

— Передай от меня, ладно?

— Само собой. — Он сложил отчет и сунул в ящик стола.

Я снял телефонную трубку и позвонил Уолли Гиббонсу.

— Твои приятели из таможни уже тут?

Голос его звучал не слишком приветливо, когда он ответил:

— Да, приятель, и не только они, а также мой издатель вместе со своими адвокатами. Все очень интересовались моей деятельностью и всем тем, что связано с тобой.

— Сколько их там?

— Как раз перекинуться в картишки. Один из таможенников привел мальчика из службы безопасности — ты ведь под домашним арестом. И еще один милый мальчик из ЦРУ сидит внизу в машине.

— Альберт Каттер?

— Уже надоел, все время крутится вокруг твоей девушки. Мне это не нравится.

— Не бери в голову, Уолли. Это хороший способ прикрыться для тебя.

— А я вообще не хочу больше играть. Эти таможенники...

— Они что-нибудь нашли на «Мейтленде»? — перебил его я.

— Ничего. Это их и взбесило, они не любят ложной тревоги. Они обшарили весь корабль, задержали отплытие, владельцы обратились в Вашингтон, и теперь за все отдуваюсь я. Раньше у них таких проколов не было.

Он помолчал, а заговорив, сбавил тон, и я понял, что он снова жаждет новостей.

— Ладно, Тайгер, я, как видишь, увяз по уши, и довольно об этом.

Я рассказал ему об отравленном письме, присланном Мартрелю, и добавил:

— Ты пока придержи это дело, а когда все определится, получишь немалый куш. Я даже дам тебе это чертово письмо.

— Ты скрываешь улики, — напомнил он.

— Нет, поскольку никто об этом не проведал.

— Тогда зачем было говорить мне? Зачем? Ведь я таким образом делаюсь виновным.

— Зато тебе известно, чем козырнуть, когда ты отправишься упрашивать, чтобы тебя снова взяли на работу. Я еще не видел издателя, который бы не гонялся за сенсациями, а ежели простой бродвейский репортер, ведущий скромную колонку, принесет в клювике нечто подобное, он немедленно возвысится.