Наполеон. Отец Евросоюза - Стариков Николай Викторович - Страница 54

Ослепление Наполеона. Нескольких приказов, напечатанных в Монитерп, было достаточно, чтобы снова двинуть Францию в поход. И гордый тем, что по его слову из земли выросло столько новых легионов, Наполеон снова чувствовал себя непобедимым. Никогда он еще с такой спокойной самоуверенностью не направлял свою политику на полный выигрыш или потерю. Тотчас вслед за русским походом был короткий промежуток, когда он мог бы заключить выгодный для Франции мир. Правда, ему пришлось бы отречься от мысли о всемирном владычестве, но у него осталась бы все же прекрасная держава, завещанная ему революцией: Галлия до Рейна. Русские нерешительно вступали в пределы Германии. Некоторые из советников царя хотели остановить войско на Висле. Кутузов указывал царю на крайнюю изнуренность армии, Румянцев выставлял на вид настоятельную необходимость мира. Прусский король заявлял, что желает остаться верен союзу с Францией. Австрия не была в силах начать войну; Меттерних еще не смел требовать от своего господина, чтобы он порвал со своим зятем единственно потому, что счастье отвернулось от последнего. В эту минуту Наполеон мог еще предотвратить образование коалиции, привлечь на свою сторону Австрию, предоставить ей Италию и оставить прусского короля самого ведаться с прочими немецкими государями в видах создания единства Германии. Франция осталась бы еще довольно обширной в пределах до Альп и Рейна. Но Наполеон не догадывался ни об усталости Франции, ни об ожесточении Европы. Он думал, что Франц I никогда не пойдет против своего зятя, точно австрийский император должен был относиться к семье по-корсикански. В немцах он был уверен, зная их партикуляристический дух. Наконец, проиграв ставку в России, он с болезненной страстью и слепым упорством игрока желал отыграться. До последней битвы, до Лейпцига, весь план его действий сводился к тому, чтобы не уступать ни пяди из своих завоеваний.

Колебания союзников. Не лучше сумели воспользоваться выгодами своего положения и союзники: действуй они несколько решительнее в расчете на неурядицу, вызванную отступлением из России, они без труда могли бы истребить небольшой корпус принца Евгения или оттеснить его до Рейна. Но они не отдавали себе отчета в истинных размерах своих сил. «Война народов», начавшаяся в Испании, продолжается в Германии с яростным ожесточением. Немцы уже не вспоминали о благах, занесенных к ним французами, а помнили только об их тирании и вымогательствах. Ужасающие реквизиции, которыми Наполеон изнурял Германию со дня битвы при Аустерлице, довели ее до полного ожесточения. Тайные общества, особенно Тугендбунд, в короткое время приобрели тысячи членов. Университеты, в особенности молодой берлинский университет, ставшие, как в эпоху Реформации, настоящими боевыми органами, прославляли идею патриотического отмщения, Гумбольдт, Шлейермахер, Шлегель своими лекциями и писаниями воспламеняли учащуюся молодежь. Немецкие тиртеи – Арндт, Кернер, Рюккерт, Фукэ, Коллин, Штегеманн – во множестве производили патриотические песни, и Вебер наиболее национальный из немецких музыкантов, нашел в этом новом жанре богатейший источник своего вдохновения. Однако не все немцы с одинаковой решимостью стремились к национальной эмансипации и политической свободе. Южно-германские князья, которых Наполеон осыпал благодеяниями, колебались покинуть его; они боялись, что в территориальной переверстке, которая должна была последовать за его падением, они потеряют часть только что приобретенных ими владений. Их солдаты всего безжалостнее грабили северную Германию. Их контингенты обращают свое оружие против Наполеона лишь в последние дни немецкой кампании, когда им стало не в мочь противостоять общему порыву. Меттерних до такой степени боялся всякого революционного движения, что долго колебался связать судьбу Австрии с судьбой немецкого национального движения. Наполеон, являвшийся теперь в его глазах символом консервативного духа, легко привлек бы его на свою сторону, если бы вовремя сделал австрийской короне необходимые уступки.

Не менее робок был сначала и король Фридрих-Вильгельм III. Но великие социальные и административные реформы Штейна положили начало обновлению Пруссии, а Шарногорст подготовил новую армию. С первых же дней Пруссия могла выставить в поле 150 000 человек. Война 1813 года была преимущественно реваншем Пруссии. Однако народу пришлось увлечь за собой своего короля.

Восстание Восточной Пруссии. Подобно тому, как Йорк фон Вартенбург заключил Таурогенское соглашение, не спросившись короля, так провинция Восточная Пруссия, освободившаяся первою из прусских областей, не стала дожидаться королевского приказа, чтобы поднять знамя мятежа. В 18061809 гг. в Кенигсберге образовалось общество, имевшее целью издавать патриотические произведения вроде Volksfreund Бартша и Burgerblatt Гейдеманна. При известии о Таурогенском соглашении вся провинция восстала, точно движимая инстинктом. Этот взрыв прусского патриотизма испугал короля, который в этот момент находился в Берлине во власти Наполеона и французских войск. Он отрекся от солидарности с Йорком фон-Вартенбург и отстранил его от командования. После долгих колебаний Йорк решил продолжать свой патриотический мятеж, удержал в своих руках начальство над войском, пополнил состав последнего и расположился в Кенигсберге. Сюда вскоре прибыл Штейн с полномочием от императора Александра; но тут выступила на сцену патриотическая недоверчивость Йорка, Шена, Дона, Ауэрсвальда и других прусских генералов, которые подозрительно смотрели на русских и в свое время протестовали против занятия ими Мемеля. Они уполномочили Штейна только созвать областной сейм, а затем принудили его оставить город. Тем не менее сейм исполнил свою патриотическую задачу: он постановил созвать Landwehr и Landsturm и таким образом организовал при общем числе народонаселения в миллион душ – шестидесятитысячное войско. Французы были изгнаны из Пиллау, одной из крепостей, доставшихся им по договору 29 мая 1812 года.

Отложение прусского короля; его союз с Россией. В ту самую минуту, когда Фридрих-Вельгельм во всеуслышание заявлял протест против Таурогенского соглашения, он оставил Берлин и уехал в Бреславль (22 января), где попал в среду наиболее пылких членов национальной партии. Притом восстание распространялось повсеместно. Вся прусская армия, за исключением силезских войск, ускользала из-под власти короля. «Если король еще долго будет колебаться, – писал английский агент, – я считаю революцию неминуемой». Между тем король отправил к царю одного из своих наперсников, Кнезебека, переодетого купцом, и Кнезебек убедил русского императора заключить союзный договор: Калишский договор (28 февраля 1813 г.) установлял, что Пруссия должна быть восстановлена в границах, определявших ее территорию в 1806 году, Германии возвращается ее независимость, и оба союзника не вправе заключать сепаратных договоров. Ввиду этого соглашения Бюлов открыл русским переход через Одер. Виттенштейн занял Берлин. 15 марта царь с триумфом вступил в Бреславль. Теперь прусский король резко оборвал начатые им переговоры с Наполеоном и 17 марта подписал приказ о созыве Landwehr’a и издал знаменитое Воззвание к моему народу: «Бранденбуржцы, пруссаки, силезцы, померанцы, литовцы! Вы знаете, что вы выстрадали за последние семь лет! Вы знаете, какая участь ждет нас, если мы не кончим с честью начинающейся теперь борьбы…»

Калишские прокламации. С таким же воззванием обратился к германскому народу и Витгенштейн: «Свобода или смерть! Саксонцы, немцы, наши генеалогические древа, наши дворянские родословные кончаются 1812 годом. Славные подвиги наших предков стерты унижением их потомков. Но восстание Германии породит новые благородные фамилии и одно вернет старым утраченный ими блеск». Он указывал на то, что в рядах прусского ополчения «бок о бок стоят сын крестьянина и княжеский сын». 25-го Кутузов издает прокламации, где говорится уже не только о национальной независимости, но и о свободе.