Наполеон. Отец Евросоюза - Стариков Николай Викторович - Страница 22

Посольство Савари. Тотчас по заключении Тильзитского договора Наполеон назначил своим представителем при русском царе одного из своих адъютантов, генерала Савари, и отправил его в Петербург в качестве временного посла и в знак своей признательности к царю: таким путем он хотел поддержать связь с императором Александром впредь до восстановления посольств и правильных дипломатических сношений. Савари должен был на месте ознакомиться с намерениями императора и его двора и с настроением общества и настоять на исполнении взятых на себя Россией обязательств против Англии. Он был превосходно принят императором, холодно – императрицею-матерью, пользовавшейся большой силой, и очень дурно – обществом. В то время как император Александр приглашал его к своему столу по нескольку раз в неделю и относился к нему с дружеской фамильярностью, все сановники отказывались принимать его, – ему не посылали ответных визитных карточек. Это был бойкот против «палача герцога Ангиенского». Воодушевленная страстной ненавистью к революции, петербургская аристократия отказывалась принять Тильзитский договор, и эта светская оппозиция представлялась первой опасностью, грозившей союзу, так как русское самодержавие, несмотря на свою неограниченную власть, имело обыкновение считаться с мнением высших классов.

Сверх того, Россию связывали с Англией материальные интересы. Действительно, в продолжение предшествовавшего века Англия приобрела монополию торговли с Россией. Еще в то время, о котором идет речь, из 1200 судов, входивших ежегодно в Неву, более 600 носили английский флаг. Русские вывозили на британские острова хлеб и лес и взамен получали, кроме значительных барышей, всевозможные предметы потребления. Разрыв с Лондоном был бы для империи экономическим бедствием, нарушил бы привычки и многих разорил.

Ввиду всех этих обстоятельств, в первые месяцы по заключении Тильзитского договора общественное мнение энергично выражало свое недовольство новой политикой императора Александра. Однако, несмотря на многочисленные затруднения и препятствия, Савари не падал духом. Благодаря своей настойчивости и смелости он сумел пробить брешь в петербургском обществе, втерся в некоторые дома и зондировал почву с целью расположить в свою пользу или по крайней мере задобрить знать. Он добился доступа к интимному кругу императора Александра, Нарышкиной, и через ее посредство доводил до императора конфиденциальные советы: он умолял Александра обнаружить твердую волю, поступить как подобает самодержцу, предупредить протест недовольных, а не ждать его, словом – пронзить тучу мечом. Наполеон поддерживал своего представителя постоянными точнейшими инструкциями и всякими другими средствами. Он посылал Нарышкиной парижские наряды и драгоценности, которые сам выбирал. «Вы знаете, – писал он Савари, – что я знаю толк в дамских туалетах». Неистощимая предупредительность и бесчисленные мелкие услуги постепенно услаждали царю горечь его военных неудач; меч Наполеона можно было сравнить с копьем Ахиллеса, которое обладало чудесным свойством исцелять причиненные им раны. Между обоими монархами завязалась прямая переписка, и Наполеон пользовался ей, чтобы поддержать на расстоянии те интимные отношения, которые установились между ними во время Тильзитского свидания, напоминал русскому императору о великих планах, которые должны прославить его царствование и обессмертить его имя, старался воздействовать на его воображение и сердце. Но еще лучшую службу сослужили в это время Наполеону грубость и насильственность английской политики.

Бомбардировка Копенгагена. Отношения между лондонским и петербургским правительствами охладели еще до заключения Тильзитского договора. В продолжение последней войны преемники Питта ни разу не оказали своим союзникам деятельной помощи. Вместо того, чтобы высадить войска в Данциге и Кенигсберге, они рассеяли их по всем частям земного шара: они атаковали или угрожали Константинополю, Египту, Буэнос-Айресу, Монтевидео, словно Англия хотела овладеть миром, пока Наполеон покорял Европу. Поэтому Тильзитский мир поразил ее меньше, чем полагали; она мало удивилась заслуженной измене со стороны России. Новый английский кабинет, в котором министром иностранных дел был Георг Каннинг, понимал, что под миром, состоявшимся между обоими императорами, скрывалось какое-то другое, тайное соглашение. В ответ на предложение посредничества со стороны России английское правительство потребовало, чтобы ему сообщили секретные статьи договора. Правда, проницательность его не простиралась до того, чтобы оно догадалось об условиях Тильзитского договора во всем их объеме: в Лондоне не могли предполагать, что мягкий Александр изменил свой образ действий резче и в сторону большого своекорыстия, нежели запальчивый Павел I. По аналогии с 1801 годом там воображали, что Россия обещала только вступить, заодно с другими прибалтийскими государствами, в лигу вооруженного нейтралитета. В этом случае самым деятельным членом союза должна была бы стать Дания, расположенная на передовом посту и обладавшая сильным флотом; поэтому англичане полагали, что, нанося удар Копенгагену, они сразу расстроят и обезоружат северную лигу.

В конце июля 1807 года сильная английская эскадра под начальством адмирала Гамбье, с десантным войском, без объявления войны, переплыла Зунд и появилась перед Копенгагеном. Датскому принцу-регенту, находившемуся в Киле, было внезапно предъявлено требование о сдаче крепости Кроненбурга, господствующей над Зундом, копенгагенского порта и всего флота. Англичане обещали вести себя в занятых пунктах как друзья и платить за свое продовольствие. «Какое же вознаграждение вы думаете уплатить за нашу честь?» – отвечал принц и прекратил всякие переговоры. Тогда английские войска под командованием генерала Каскэрта высадились с северной и южной стороны Копенгагена и окружили его батареями. 1 сентября началась бомбардировка. В продолжение пяти дней огненный дождь ядер осыпал город, который с достоинством и мужественно выдерживал это испытание. Англичане ворвались в него, захватили шестнадцать кораблей и большое число легких судов, опустошили арсенал, забрали даже запасные снасти и веревки, и затем поспешно, как воры, удалились со своей добычей, явив миру пример неслыханного нарушения международного права. Однако не следует забывать, что Наполеон не более Великобритании был склонен щадить нейтралитет Дании: раньше он потребовал, чтобы она присоединилась к нему, – теперь он принудит ее к этому. Англичане только заблаговременно сломали оружие, которое он собирался направить против них; но их образ действий представлял собой такое адское сочетание двуличности, бесстыдства и насилия, что Европа была потрясена и возмущена.

Разрыв Александра I с Англией. В первую минуту изумление и ярость овладели и Наполеоном; но очень скоро он сообразил, что этот гнусный поступок дает ему превосходное средство совершенно изолировать англичан и поставить их вне охраны международного права. Теперь Дания умоляла его о заключении союза, и Наполеон согласился на него. По его предложению Австрия, скрепя сердце, согласилась отозвать из Лондона своего посла и официально примкнула к блокаде, под рукою дав знать королю Георгу и его министрам, что ее симпатии остаются на стороне англичан. В Петербурге французская дипломатия удвоила свои настояния, чтобы добиться разрыва России с Англией раньше срока, определенного Тильзитским договором. «Стыдно было бы России, – писал Наполеон, – остаться в стороне после события, так близко ее касающегося».

Александр принял к сердцу беззаконие, которому подверглась Дания, – друг и исконный протеже его дома. Прибывший в Петербург тайный эмиссар Каннинга, полковник Уильсон, пытался представить объяснения, предлагал сделку относительно Балтийского моря и большие выгоды на Востоке, но Александр остался непреклонным, потому что ждал от Наполеона большей поживы. Его замыслы о новых приобретениях на Востоке в это время были взвинчены его новым министром иностранных дел, престарелым графом Румянцевым, сменившим Будберга, «который каждый раз ждал приказания, чтобы думать». Румянцев, напротив, имел самостоятельные политические взгляды и лелеял смелые замыслы. Сын блестящего генерала, добывшего себе военную славу при Екатерине II в борьбе с турками, он только и мечтал о завоеваниях в Турции и видел в этом столько же семейную традицию, сколько исполнение национальной миссии. Надеясь осуществить свою мечту при помощи союза с Францией, он убеждал императора, что необходимо дать быстрое и полное удовлетворение Наполеону в его борьбе с Англией, чтобы вынудить у него на Востоке все те уступки, на которые, по-видимому, позволяли надеяться тильзитские переговоры. С приближением зимы, когда уже нечего было бояться нападения англичан на Кронштадт и русская средиземная эскадра была в безопасности, Александр принял решение, несмотря на ропот общества, подстрекаемого Уильсоном. 7 ноября он в грозной ноте выразил неодобрение своему послу в Англии, который позволил вовлечь себя как бы в моральное соучастие по копенгагенскому делу; он протестовал против бомбардировки, напоминал о принципах морского права, провозглашенных его прапрадедом, и объявлял войну Великобритании. Наряду с этим его восточная политика приняла более резкий характер. Согласно статьям Тильзитского договора, в Слободзее, при посредстве французского офицера Гильемино, было заключено перемирие с турками, в силу которого дунайские княжества должны были быть эвакуированы русскими. Александр отказался ратифицировать этот акт и оставил свои войска в Молдо-Валахии, не возобновляя пока военных действий, а в половине ноября, спустя восемь дней после разрыва с Англией, он сообщил Савари о своем желании удержать дунайские княжества и включить их в состав своих владений и просил согласия Наполеона на этот проект.