Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Шульман Нелли - Страница 16

— Подождать чего? — резко спросил врач. "Пока у ребенка остановится сердце, и мы его будем вытаскивать по кускам? Или пока ваша жена не умрет? Решайте уже, наконец".

— Ей двадцать лет, — отчего-то подумал Джон. "Господи, за что, за что?"

— Хорошо, — он выплеснул остатки вина в камин, и пламя зашипело. "Оперируйте".

— Элизабет еще успела посмотреть на детей, — он прижался лбом к холодному стеклу. "Даже к груди их приложила. Джозефина и Джон. А потом началась горячка, и все…, - он сжал зубы. "Через два дня ее не стало. Так в сознание и не пришла. Только все время держала меня за ладонь, не отпускала".

Он почувствовал руку Питера на своем плече. Не оборачиваясь, герцог сказал: "Ничего. Спасибо тебе, я сейчас".

— Джованни! — дверь спальни открылась, и они услышали радостный голос Эстер. "Быстро сюда, а то все пропустишь!".

— Ну, — перекрестился Питер, — сейчас и узнаем, кто это. Они постояли, молча, и Питер вспомнил: "Если мальчик, они хотели Майклом назвать, в честь нашего отца, а если девочка — то Софи, как мать Джованни звали". Он положил руку на свой крохотный, золотой, с бриллиантами крестик: "Надо будет маленькому отдать. Я неизвестно, когда женюсь, а это все-таки будет мой племянник. Или племянница".

— Смотри, — сказал Джон, подняв голову вверх. "Иосиф спускается".

— Девочка, — улыбнулся врач, остановившись на пороге. "Красавица — глаз не отвести. Завтра посмотрите. С Констанцей все в порядке, она большая молодец. Идите-ка вы спать, — он зевнул. Питер ласково ответил: "Я тебе сейчас кофе сварю, тут же есть ваш кофейник и чашки, в сундуке лежат. А потом пойдем отдыхать, вон, — он взглянул на нюрнбергские часы, — уже давно за полночь".

— Ну и славно, — подумал Джон. "Джованни тут побудет немного, и отплывет в Петербург. Эйлер его ждет в феврале. Он же писал о какой-то экспедиции весной на эти их горы, Урал. Заодно узнаем, как у русских обстоит дело с рудой и заводами. А осенью Джованни вернется и заберет Констанцу с дочкой".

— Да, — сказал он вслух, — родителей мы тогда уже завтра поздравим. Часы пробили три. Джон, взглянув на канал, вдруг поежился — луна ушла. Он, подняв голову, посмотрев на тяжелые тучи, — вздохнул.

Констанца пошевелилась. Коснувшись щеки мужа, что лежал рядом, обнимая ее, она смешливо сказала: "Принеси-ка маленькую, слышишь — она проснулась".

Джованни накинул на ее плечи меховое одеяло. Посмотрев за окно — утро было серым, шел мелкий, надоедливый дождь, голые деревья на набережной канала мотались под ветром, он осторожно взял дочь из колыбели.

Девочка открыла темные, большие, отцовские глаза и покрутила небольшой, изящной головой в кружевном чепчике. Констанца устроила ее у себя в руках и, дала грудь: "Эстер говорит, что молоко через пару дней придет, но все равно — пусть сосет. Видишь, рыжая получилась, как я и думала, — девушка ласково улыбнулась.

— Кто бы сомневался, — Джованни устроился удобнее и посмотрел на девочку: "Рыжая Софи. А глаза все равно — мои, у нас у всех они темные".

— Итальянец, — протянула Констанца. "Это же твой, — она наморщила лоб, — предок, уже не помню кто, был священником и сложил с себя сан, потому что влюбился в женщину?"

— Угу, — сказал Джованни, любуясь девочкой. "А она была то ли из Японии, то ли из Китая. Но это легенда, наверное. Еще у нас какие-то родственники знатные были, тоже, скорее всего — предание. А теперь у нас есть Софи. И еще дети будут, — он лукаво посмотрел на жену.

— Будут, — зевая, согласилась, Констанца. "Давай поспим, маленькая дремлет уже, и у тебя глаза смыкаются. Только накрой нас, а то что-то зябко".

— Хорошо, — он плотнее подоткнул вокруг них меховую полость, и заснул — как только его голова коснулась подушки.

— Все равно знобит, — подумала Констанца, прижимая к себе девочку. "Надо просто отдохнуть, вот и все". Она закрыла глаза. Дочь, лежавшая у ее груди, спокойно, ровно задышала. Ребенок слушал, как бьется сердце матери — все медленнее, и медленнее. Потом рядом с ней не осталось ничего, кроме тишины. Девочка, поерзав, почувствовав холод и одиночество — громко, настойчиво заплакала.

Питер поправил траурную повязку на рукаве сюртука и, осторожно приоткрыл дверь спальни. Джованни стоял у окна, держа на руках дочь, что-то ей, говоря — тихо, ласково. Юноша посмотрел на темные волосы зятя: "Господи, как он справляется? Год они вместе прожили, всего год".

Он неслышно подошел. Встав рядом, Питер увидел золотой крестик с бриллиантами, что блестел на шее у девочки: "Священник ждет, внизу. И на корабле тоже, — Питер на мгновение прервался, и, помолчав, продолжил, — тоже все готово. Она…, уже там".

— Констанца бы поступила так же, — вдруг сказал Джованни, глядя на дождь за окном, покачивая засыпающую девочку. "Она бы настояла на вскрытии, Питер. Она ведь была ученый, это, — он тяжело вздохнул и вытер свободной рукой глаза, — важно. Спасибо, что ты пошел, я бы, — мужчина помолчал, — не смог".

— Да Иосиф тебя бы и не пустил, — подумал Питер, вспомнив холодный, выложенный плиткой зал и старческий голос: "Конечно, Иосиф, это был просто вопрос времени. Сердце бы все равно остановилось — если не при первых родах, так во время следующих. Или не выдержало бы любой нагрузки, больше обычной".

Старик поднял серые, пронзительные глаза: "Вы ее брат?"

— Да, — ответил Питер, что стоял поодаль, глядя на рыжие косы, что спускались почти до самого пола — тело, прикрытое льняной простыней, лежало на мраморном столе.

Старик щелкнул пальцами и вымыл руки в тазу: "Снимите сюртук и расстегните рубашку". Он взял поднесенную слуховую трубку, и, нагнувшись, застыл.

— У вас все в порядке, — наконец, сказал врач, и, помедлив, добавил: "Мне очень жаль. Но ваша сестра могла умереть в любое мгновение, просто поднимаясь по лестнице. К сожалению, этого, — он кивнул на тело, — мы пока лечить не умеем".

— Спасибо, — Джованни пожал ему руку и попытался улыбнуться. "Пойдем, милая, — он покачал дочь, — дядя твой здесь, сейчас и окрестим тебя, Констанца-Софи".

Когда они уже спускались по лестнице, Питер приостановился и взял зятя за локоть: "Ты только не волнуйся, кормилица хорошая, Эстер с Иосифом присмотрят за девочкой. Ты следующим годом вернешься и заберешь ее".

— Мог бы никуда не ездить, — буркнул Джон, что стоял в передней, прислонившись к перилам лестницы. "Я же тебе сказал — хочешь, я найду другого человека".

— Хотя кого другого? — вдруг подумал мужчина. "Где я еще возьму такого? Один из лучших молодых ученых в Европе, в переписке с Эйлером и Лагранжем. Отличный инженер, да еще и русский за этот год довольно прилично выучил, сидя в Амстердаме. Хотя в Санкт-Петербурге все по-французски говорят, конечно".

Джованни обернулся и, взглянул на него темными, блестящими глазами: "Я же обещал, Джон. Не было такого, чтобы я отказался от своего слова".

— Да, — вздохнул мужчина. Поправив шелковый галстук, он зашел в гостиную, где на ореховом столе уже стоял серебряный таз. Священник, поднявшись им навстречу, улыбнулся: "Крестный отец здесь, так что можно и начинать".

— Как зовут вашего ребенка? — услышал Джованни, и ласково погладил голову дочери:

— Констанца-Софи.

— Хотите ли вы окрестить ваше дитя? — продолжал священник.

— Хочу, — Джованни улыбнулся — девочка проснулась и оглядывала мужчин еще сонными, туманными глазами.

— Обещаете ли вы жить в христианской вере, по милости Господней, и воспитывать в этой вере свою дочь? — священник посмотрел на Джованни.

Тот помолчал и твердо сказал: "Обещаю".

— Обещаете ли вы, — обратился священник к Питеру, — через молитву и выполнение заповедей Господних, поддерживать и направлять это дитя, как его крестный отец?