Прошлые обиды - Спенсер Лавирль - Страница 2

Бесс вымыла руки и взглянула в зеркало. Ее прическа оставляла желать лучшего. Отросшие корни волос были темными, светлые пряди растрепались. Она попыталась взбить их, но получилось еще хуже. В последние дни у нее совершенно не оставалось времени навести красоту. На отвороте розовой блузки она заметила маленькое жирное пятно, нахмурилась и, намочив угол полотенца, принялась его тереть, оно расплылось. Тихо выругавшись, нашла в ящике у Лизы расческу и хотела заняться волосами, но тут в дверь квартиры постучали.

Бесс выглянула в холл:

– Лиза, ты?

Постучали снова, уже громче, и она поспешила открыть дверь.

– Лиза, ты что, забыла свои…

Она распахнула дверь, и слова замерли у нее на губах. В холле стоял высокий мужчина, стройный, темноволосый, кареглазый, в сером шерстяном костюме. В руках у него был пакет с двумя бутылками вина.

– О, это ты, Майкл…

Губы ее плотно сжались, она вся напряглась.

Он уставился на нее, недовольно сдвинув брови:

– Бесс? Что ты тут делаешь?

– Меня пригласили на обед. А ты?

– Меня тоже пригласили на обед.

Они стояли друг против друга, и она боролась с желанием захлопнуть перед его носом дверь.

– Лиза позвонила мне вчера вечером и сказала: «Обед в шесть пятнадцать, папа».

– Лиза позвонила мне вчера вечером и сказала: «Обед в шесть часов, мама». – Бесс наконец-то отошла от двери и вернулась в квартиру, ворча:

– Ну и Лиза, надо же такое придумать.

Майкл закрыл дверь и последовал за ней. Он поставил бутылки на кухонный стол и снимал пальто, а она поспешила укрыться в ванной, чтобы быть от него как можно дальше. Бесс несколько раз провела по волосам щеткой с такой силой, словно хотела себя скальпировать. Потом провела по губам Лизиной помадой жуткого алого цвета – другой здесь не было, а ее собственная косметичка осталась в комнате – и еще раз взглянула на себя в зеркало. Снова бросилось в глаза пятно на отвороте блузки, «Черт! Черт его подери, что застал меня в таком виде!» Зеркало отразило ее перекосившееся от гнева лицо. «И черт подери меня за то, что я думаю, как он на все это посмотрит. После того, что он сделал со мной, мне должно быть все равно, что он обо мне подумает».

Она захлопнула шкафчик с косметикой и постаралась как-то поправить волосы.

– Ты чего там спряталась? – спросил недовольно Майкл.

После развода прошло уже шесть лет, но каждый раз при встрече с ним она неизменно испытывала желание схватить его горячими щипцами за одно место.

– Давай-ка уточним кое-что. – Она прошла через холл и махнула рукой в сторону гостиной. – Я обо всем этом не имела понятия.

– Давай-ка уточним еще кое-что. Я ровным счетом ничего не знал об этом. Но где же Лиза?

Бесс резко рванула выключатель и, гордо подняв голову с прической, сильно напоминавшей причудливую композицию из макарон и лапши, торжественно прошествовала в сторону гостиной.

– Она отправилась в магазин за сметаной, в которую, когда она вернется, я макну ее носом.

Майкл стоял у кухонного стола и оглядывал его, держа руки в карманах. На нем был серый деловой костюм, белая рубашка и бледно-голубой галстук.

– Ну и что все это значит? – бросил через плечо Майкл, когда она проходила мимо него.

– Понятия не имею, так же как и ты.

– Рэнди придет?

Он спрашивал об их девятнадцатилетнем сыне.

– Насколько мне известно, нет.

– А кто четвертый? Не знаешь?

– Нет.

– И что за событие?

– По-видимому, спланированное свидание ее мамы с ее папой.

– Ты не находишь, что у нашей дочери весьма своеобразное чувство юмора?

Бесс открыла холодильник – посмотреть, нет ли вина. Там она обнаружила четыре порции салата – каждая затейливо уложена на отдельной тарелке, бутылку минеральной воды, а на верхней полке – красно-белую банку сметаны.

– Так-так, а это разве не сметана? – Она вынула банку и держала на весу так, как Мэрилин Монро держала бы норковое манто.

– И четыре очень аппетитных салата. – Он подошел и заглянул в холодильник. – Что ты ищешь? Выпить хочешь?

От запаха его лосьона, так любимого ею когда-то, у нее закружилась голова.

– Мне вроде бы тут ничего не нужно. – Она захлопнула дверцу.

– Я принес вино, – сказал он.

– Ну что ж, открывай. Впереди у нас, по-видимому, много времени. А где же сегодня Дарла? – Она держала бокалы, пока он наливал в них бледно-розовое вино.

Глядя поверх них, он ответил:

– Мы расстались с Дарлой. Она подала на развод.

Бесс словно током ударило. Майкл спокойно наполнял второй бокал. Но она не могла остаться спокойной зная, что человек, с которым она прожила шестнадцать лет, снова свободен. Или он потерпел поражение?

Майкл поставил бутылку, взял свой бокал и посмотрел Бесс прямо в Глаза. Все постороннее, наносное на миг ушло. Перед ним промелькнула их жизнь, и прекрасная, и грустная, с ее радостями и бедами, теми, что довели их до сегодняшнего дня, и вот они стоят на кухне в квартире их собственной дочери и держат в руках бокалы с вином, которое даже не пригубили.

– Ну, скажи, скажи, как ты на это смотришь, – подзадоривал ее Майкл.

– Что ж, так вам обоим и надо.

Он горько усмехнулся:

– Я знал, что ты это скажешь. Ты злая, Бесс. Ты знаешь, что ты очень злая?

– А с тобой нельзя быть доброй. И что же у вас произошло? Ты ее бросил, как и меня?

Выходя из кухни, он ответил:

– Я не собираюсь с тобой это обсуждать, Бесс, потому что знаю – ничего хорошего от тебя не услышишь.

– Пусть так. – Она последовала за ним. – Что старое ворошить? Пока наша дочь не пришла, давай сделаем вид, что мы двое незнакомых людей, которые случайно встретились здесь и которые все-таки умеют себя вести.

Они перешли со своими бокалами в гостиную и там уселись поодаль друг от друга на тахте – единственном месте в этой комнате, где можно было посидеть. Ансамбль тем временем пел «Не обращай внимания» – мелодию, которую они тысячу раз слушали вместе. Свечи стояли на стекле кофейного столика, который они когда-то вместе выбрали для своей гостиной. Они сидели на той самой тахте, где занимались любовью и шептали друг другу ласковые слова, когда были молоды и глупо верили, что их брак вечен. Сейчас они сидели на тахте, как двое стариков в церкви: каждый в своем углу и обижен на другого за то, что тот посягает на его воспоминания.