Поджигатели. Ночь длинных ножей - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" - Страница 46

Наконец Гитлер нетерпеливо крикнул:

– Ну?! Кого вы еще имели в виду?

Геринг: Я говорю о… Папене.

Снова воцарилось молчание. И снова Гесс представил себе, как пораженный Гитлер, раздвинув короткие ноги, стоит перед Герингом. Молчание не прерывалось, пока Геринг не спросил:

– Как же с Папеном?

Гитлер: Он не лучше других… Он никогда не примирится с тем, что мы сели ему на шею.

Геринг: Вероятно.

Быстрые шаги Гитлера приблизились к двери. Гесс поспешно вернулся в кресло. Когда Гитлер вбежал в комнату, Гесс беззаботно рассматривал свои карманные часы.

– Что вы об этом думаете?! – с порога крикнул Гитлер.

– О чем? – недоуменно спросил Гесс.

– Что делать с Папеном?

Гесс пожал плечами.

– Если бы не был жив Гинденбург, я бы не колебался.

– Я того же мнения.

Гесс понизил голос до шепота, которого не мог слышать Геринг.

– Дайте приказ, но только устный, так, чтобы… – Гесс кивнул в сторону двери, за которою остался Геринг, – отвечал он.

Гитлер круто повернулся на каблуках и выбежал из комнаты.

Сквозь незатворенную дверь Гесс слышал, как Гитлер спросил Геринга:

– Вы вписали Папена?.. Хорошо, необязательно писать. Достаточно того, что я вам говорю. Хотя я уверен, что второго такого помощника себе не найду. Во всяком случае, пошлите ему вот это письмо…

Гитлер умолк. Гесс слышал, как перо царапает бумагу, под нажимом нервной руки фюрера.

Через минуту Гитлер громко прочел свое письмо Папену, кончавшееся словами: «…Ваше сотрудничество в имперском кабинете, которому вы посвятили столько сил, чрезвычайно ценно. Мое отношение к вам истинно дружеское. Я буду рад помощи, которую буду получать от вас и впредь. Гитлер».

– Непременно перешлите это ему, – сказал Гитлер. – Сегодня же. Слышите?

– У вас есть еще кто-нибудь? – спросил Геринг.

– Мы забыли Кара.

– Записываю.

– И оба Штрассера, конечно.

Гесс принялся смешивать коктейль. Со стаканом в руке он подошел к окну и растворил его. Утренний воздух вместе со щебетаньем птиц ворвался в комнату, как дыхание другого мира – светлого, удивительного, почти неправдоподобного. Над миром поднималось солнце. За темными силуэтами гор его еще не было видно, но серебро их снежных вершин уже стало розовым.

За спиною Гесса послышались шаги. Когда Гесс обернулся, у столика с бутылками стоял Геринг и приготовлял себе напиток.

– Ну? – спросил Гесс.

– Кажется, договорились! – Геринг старательно встряхнул стаканчик и, отведав смеси, прищелкнул языком. Он допил смесь и облизал липкий от ликера палец. Как большинство наркоманов, он не курил, но зато любил сладости.

– Дело Гиммлера – не прозевать, кто из этого списка будет в Мюнхене, кто в Висзее. – Геринг с минуту помолчал. – Надо проследить и за самим Гиммлером. Что бы вы ни говорили, я ему не очень верю.

Гесс кивнул.

– От имени фюрера прошу вас наблюдать за Гиммлером. У вас для этого найдутся люди… Сколько в списке? – спросил Гесс.

– Около полутора тысяч, – сказал Геринг и попрощался.

Но прежде чем он вышел, Гесс тихо спросил:

– Вы так и не показали ему плакат?

Геринг рассмеялся.

– Еще пригодится. Он может заколебаться в последнюю минуту.

Несколько мгновений Гесс стоял задумавшись, словно забыв об окружающем. Его маленькие глазки, спрятавшиеся в глубоких глазницах, прикрытых клокастыми бровями, уставились в угол. Тонкие губы сжались еще плотней, чем обычно, так что рот казался старчески провалившимся.

Гесса привело в себя шуршанье автомобильных шин за окном. Уехал Геринг.

Гесс пошел к кабинету, за дверью которого все еще слышались тяжелые, торопливые шаги Гитлера.

При появлении Гесса Гитлер резко остановился и чуть-чуть попятился.

Его глаза настороженно следили за каждым движением Гесса.

– Вы держали себя прекрасно, – с оттенком покровительства сказал Гесс.

Гитлер расправил плечи.

– Я буду обращаться с ними, как с собаками! – проворчал он.

– Не вздумайте тронуть Геринга.

– Он мне надоел!..

– Ну вот!..

– Совсем не то… вовсе не то! Я просто ненавижу этого проклятого борова. Я ему не верю! – крикнул Гитлер. – Я не уверен даже в том, что он не ведет двойной игры! Кто мне поручится, что Геринг не держит нож за пазухой! Кто поручится?

– Гиммлер!

Гитлер рассмеялся тихим, шипящим смехом:

– А за Гиммлера?

– Гейдрих.

– А за Гейдриха?

– Кальтенбруннер.

– А за него? За всех других? Кто, кто?

– Я.

– А за генерала? За каждым углом по генералу! И каждый думает только о том, как со мною разделаться, чтобы сесть на мое место.

– Не нужно показывать, что вы кого-нибудь боитесь. Старики просто торгуются. Вот и все.

– Если бы в этом было все дело…

– Только в этом.

– Вы всегда во всем уверены. Кто вам сказал, что они не устроятся и без нас с вами?

– Ни один здравомыслящий человек не даст ни пфеннига этим людям.

– Пожалуй, вы правы, – неуверенно пробормотал Гитлер. – Американцам с ними тоже не договориться.

– И вы, мой фюрер, должны твердо усвоить: никто не станет без личного интереса таскать для нас каштаны из огня.

По внезапно заблестевшему взгляду Гитлера видно было, что он о чем-то догадался.

– Вы видели Шрейбера?

– Да…

– Что он говорит о займе?

– Англичане, как всегда, хотят иметь больше, чем заслужили.

– Так пусть он наплюет на них. Пусть ищет деньги в Америке.

– Он так и делает.

– Тогда и генералы будут нашими. Все! Все до одного! – в восторге воскликнул Гитлер.

– Вероятно.

– А тех, кто не захочет… к черту таких! К дьяволу, заодно с Ремом.

Гитлер порывисто повернулся и, не прощаясь, пошел к двери, видневшейся в глубине кабинета. Уже взявшись за ручку, он обернулся к Гессу и крикнул:

– А этому старому Гауссу скажите: если он вздумает хитрить…

И Гитлер быстро вышел, хлопнув дверью.

Гесс подождал, пока не затихли его тяжелые шаги, и снял телефонную трубку.

– Вы не спали, Гиммлер?.. Геринг передаст вам утвержденный фюрером список наград к тридцатому июня. На вас падает Мюнхен и Висзее. Что?.. Нужно справиться… Фюрер на вас рассчитывает… И вот что… – Гесс сделал большую паузу, как бы подыскивая слова. – Вы должны проследить за тем, чтобы Геринг придерживался списка, – там есть его друзья… Фюрер? Чувствует себя прекрасно… Спокойной ночи. Хайль Гитлер!

Он придавил пальцем рычаг телефона и набрал новый номер.

– Гейдрих?.. Не сердитесь, что разбудил. Я просил Гиммлера проследить за выдачей наград по списку, который передаст ему Геринг. На вас лежит ответственность за то, чтобы Гиммлер не проявил своеволия в отношении каких-нибудь лиц. Понятно?.. Конечно, мы так и думаем, вы с этим справитесь… Отлично. Спите. Хайль Гитлер!

Он потянулся движением уставшего человека.

Прислушался. Вокруг было тихо. Из другого мира, за растворенными окнами, доносился едва слышный, множимый горным эхом перезвон колоколов – стада выходили на пастбища. Гесс снова потянулся и вышел.

В доме царила тишина. Не нарушая ее, без малейшего звука отворилась дверь, и в комнату вошел человек. На нем был зеленый фартук слуги, в руках – тряпка и метелка из петушиных перьев. Прежде чем приступить к уборке, он внимательно осмотрел корзинку для бумаг, пепельницы, вазы, вынул все бумажки, все обрывочки и сложил в карман. Лишь после этого он принялся смахивать пыль петушиной метелкой.

22

Мысль о привлечении через посредство Шверера отставных офицеров к работе штаба подал Гауссу генерал Пруст, состоявший когда-то со Шверером в дружеских отношениях.

Каждый, кто видел Пруста впервые, охотно поверил бы тому, что интриганство не только не входило в привычки этого бравого генерала, но, пожалуй, даже было ему противно. Но знавшие Пруста ближе не поддавались обману при виде его широких жестов, громкого смеха и подчеркнутого неумения говорить шепотом. В военных кругах он был известен как один из самых ловких интриганов. Не принадлежа к генеральному штабу, он уже в веймарский период играл кое-какую роль. Слывя доверенным лицом и даже любимцем отстраненного командующего рейхсвером Гаммерштейна, он умудрился в то же время быть в дружеских отношениях даже со Шлейхером. К тому же он занимал должность помощника Гаусса по Берлинскому военному округу.