Поджигатели. Ночь длинных ножей - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" - Страница 41

Генерал прильнул к стеклу и, загородившись ладонью от света купе, пытался рассмотреть Ахэ, берегом которого мчался теперь поезд. Но из окон по-прежнему ничего не было видно. Генерал задернул штору, расправил затекшие от долгого сидения ноги и поднялся с дивана. Лампасы на длинных брюках делали его и без того высокую фигуру еще выше. Здесь в купе, где его никто не видел, движения Гаусса утратили обычную четкость и солдатскую подтянутость. Плечи устало поникли, и худые лопатки выступали под тонким сукном мундира. Он снял с крючка пальто и стал его натягивать неловкими движениями человека, не привыкшего одеваться без посторонней помощи.

20

Поезд остановился. Генерал вышел на платформу, как всегда строгий, подтянутый, деревянно-отчетливый во всех движениях. Тотчас же перед ним выросла длинная фигура человека в форме. Глаза генерала встретились с быстрыми рысьими глазками, глядевшими на него из-под лохматых бровей на маленьком лице, у которого, казалось, почти вовсе не было подбородка.

Человек приложил пальцы к козырьку:

– Гесс.

После некоторого колебания генерал, не называя себя, молча подал руку.

– Прошу! – так же односложно сказал Гесс и пошел впереди.

Генерал последовал за ним через вокзал. Молча пролез в раскрывшуюся перед ним дверцу автомобиля.

Гесс сел рядом с шофером.

Генералу показалось, что в тот момент, когда машина тронулась, несколько темных фигур прижались к стене вокзала, чтобы остаться незамеченными.

Берхтесгаден, который генерал смутно помнил по одной из своих поездок в Баварию как веселый курортный городок, словно вымер. Не было еще двенадцати часов, но почти ни одно окно уже не светилось. Дремотно мерцали лампы на пустых верандах кафе.

Миновав длинную арку железнодорожного моста, автомобиль выехал за город. Генерал почувствовал, что машина покатилась по скверной дороге. По тому, как его прижимало к подлокотникам, – то к левому, то к правому, – генерал определял повороты. Их было много, и они были круты. Машина мчалась извилистою горной дорогой. Временами казалось: еще мгновение – и автомобиль врежется в неожиданно возникшую в лучах фар стену деревьев. Но шофер уверенно брал поворот, и яркий сноп света снова падал на светлую ленту дороги.

Генерал недружелюбно уставился в затылок Гесса. Тот, словно чувствуя этот взгляд, повел плечами, но не обернулся.

Автомобиль остановился у небольшой гостиницы. На ее освещенном окне Гаусс прочел: «Цум Тюркен».

Гесс вылез и по-прежнему молча, жестом пригласил генерала следовать за собой.

В маленьком низком зале сидело несколько эсесовцев. Они вскочили и в установленном приветствии выкинули руки навстречу входящим. Стремительность этого жеста и громкий крик были так неожиданны, что генерал вздрогнул.

Не хозяин гостиницы, оставшийся стоять за конторкой, а один из эсесовцев проводил генерала в предназначенную ему комнату.

Гесс не дал себе труда объяснить, зачем он привез его сюда, и Гаусс решил, что свидание с Гитлером состоится именно здесь. Но прежде чем он успел осмотреться в своем номере, появился тот же эсесовец.

– Прошу!

Вышли на улицу. В лицо генералу пахнуло той острой и прозрачной прохладой, какою дышат ночью горы. Перейдя улицу, начали взбираться по крутой дорожке к небольшой вилле. В окнах сквозь плотные шторы едва виднелся свет. Это и было жилище Гитлера – Вахенфельд.

Генерал с удивлением отметил, что ему до сих пор нигде не попалось ни одной фигуры в примелькавшейся коричневой форме штурмовых отрядов. Здесь их полностью заменяли эсесовцы.

Оставшись один в просторной комнате, Гаусс с интересом осмотрел обстановку. Во всем сквозил дурной вкус мелкого бюргера, вплоть до нескольких клеток с птицами, проснувшимися при входе Гаусса.

Прошло несколько минут. Дверь порывисто отворилась. Вошел Гитлер в сопровождении Гесса. Генерал и раньше встречался с Гитлером, но лишь в официальной обстановке, мало подходившей для разглядывания. Теперь ему бросилась в глаза странная покатость его лба. Прядь волос, изображаемая на портретах «по-наполеоновски» падающей на лоб фюрера, производила здесь впечатление простой неряшливости. Генерала поразило отсутствие уверенности в движениях Гитлера и странная, бросающаяся в глаза диспропорция его фигуры: длинное туловище, короткие ноги, непомерно широкий торс. Взгляд Гаусса остановился на ногах фюрера – на его плоских ступнях необычайной величины. Гаусс силился припомнить, где он видел такие же неуклюжие ноги. И вдруг вспомнил: в кино, у какого-то американского комика… кажется, его звали Цаплин… Каплин… что-то в этом роде…

Глухой голос Гитлера неприятного, свистящего тембра прервал размышления генерала. Слова приветствия Гитлер произнес громко, словно они находились в очень большой комнате, и было много народу. Хотя Гаусс и Гитлер были одни – исчез даже молчаливый Гесс.

Несколько мгновений Гитлер исподлобья и, как показалось Гауссу, с неприязнью смотрел на него. Вдруг он быстро заговорил таким тоном, как будто посвящал генерала в какую-то тайну:

– Когда-нибудь вы сможете похвастаться тем, что с вами первым я поделился сделанным мною сегодня открытием. Ему суждено перевернуть все прежние представления об огневом бое. – Гитлер потер лоб, силясь что-то вспомнить. – Все подробности нового огнемета пришли мне в голову сегодня ночью, когда я думал об архитектурных деталях моей новой имперской канцелярии… По-видимому, тут все дело в мистическом совпадении – «деталь»!.. Да, на сегодня было так предначертано. Детали, детали… Диапазон не имеет для меня значения. Я могу одновременно представить себе и капитель портика, и замок огнемета, и музыкальную фразу в тот период своего мышления, который в моем гороскопе определен как размышление о деталях. – Гитлер еще больше наморщил лоб. – Хотите, я скажу вам кое-что, чего вы не услышите ни от кого другого: «Кольцо Нибелунгов» является, на мой взгляд, истинно немецким произведением. Вагнер угадал дух грядущего национал-социализма… Он угадал мой дух. Но он ошибся в существенном: никакой гибели богов не будет! Древние боги немцев должны жить! Сегодня ночью… – Он сделал небольшую паузу, придвинулся вплотную к совершенно ошеломленному Гауссу и таинственно зашептал: – Сегодня ночью у меня в голове окончательно сложилась новая музыка. «Гибель богов» должна быть выкинута в печку, новая музыка, моя музыка, займет ее место… Еще несколько мыслей – и я набросаю партитуру… Немецкие боги, как и сама Германия, могут умереть только вместе со мной… А ведь я не имею права на смерть. Мой удел – бессмертие.

Гаусс старался сохранить спокойствие, хотя ему начинало казаться, что перед ним помешанный: огнеметы и музыка, возбужденное бормотание о каких-то «деталях»… Бессмертие?!. Может быть, встать и бежать, пока этот сумасброд не вздумал еще ходить на голове, вообразив себя великим клоуном?! Фу, какая чертовщина!..

И тем не менее нужно заставить себя выдержать все это. Гаусс приехал сюда не ради удовольствия. Поскольку именно этого урода нынешние хозяева Германии назвали «фюрером» и посадили в рейхсканцлерское кресло, нужно попробовать с ним договориться. Терпение! Возьмем себя в руки!

Гаусс натянул на лицо маску непроницаемой холодности. Под нею собеседнику представлялось угадывать все, что ему хотелось.

На лице Гитлера появилась улыбка. Она мало шла ко всему его облику и неприятно раздвинула неестественно маленький рот с карикатурными усиками. Выражение его глаз оставалось сердито-сосредоточенным, не согласуясь с улыбающимися губами.

Гитлер сказал несколько любезных фраз. Гаусс продолжал хмуро молчать, исподтишка рассматривая собеседника. Но напрасно он старался поймать взгляд канцлера, – Гитлер старательно отводил глаза.

Гаусс был рад, что беседа происходила без свидетелей. То, что должно быть сказано здесь, касается только их: его, Гаусса, представляющего генералитет рейхсвера, и вот этого… «канцлера»…