Поджигатели. Ночь длинных ножей - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" - Страница 34

Внезапно совсем рядом с ним распахнулась дверь. Кто-то, едва различимый в полумраке коридора, отрывисто приказал:

– Войдите, Шверер!

Даже не счел нужным сказать «капитан Шверер или хотя бы «господин Шверер». Просто – «Шверер», словно перед ним был какой-нибудь арестант. И все же Отто послушно вскочил. Шагнул вперед и тотчас услышал щелканье замка захлопнувшейся за ним двери. Прямо против входа, откинувшись на спинку стула так, что свет лампы выхватывал из полутьмы только его лицо, сидел гестаповец в мундире с петлицами штурмбаннфюрера и говорил по телефону. Если бы само собою не разумелось, что сидеть за столом и разговаривать по телефону может только живое существо, Отто поклялся бы, что перед ним труп. Труп или привидение. Лицо гестаповца было мертвенно-бледным, и на нем Отто не мог найти ни одной черты, которую можно было бы запомнить. Когда Отто очнулся от первого впечатления, произведенного на него гестаповцем, он смог наконец воспринять и то, что тот негромко говорил в телефонную трубку. Это был поток ругательств и угроз.

– …Молчит?.. Так заставьте его говорить, в вашем распоряжении достаточно средств!..

Гестаповец бросил трубку и уставился на Отто блеклыми, ничего не выражающими и, казалось, даже не видящими глазами.

– Шверер?

– Да, господин штурмбаннфюрер! – Отто заставил себя щелкнуть каблуками.

Гестаповец неспеша оглядел Отто с ног до головы, встал, откинул портьеру у себя за спиной и скрылся за нею.

Воцарившаяся тишина была невыносимой. По-видимому, правду говорят видавшие виды люди, будто опасность вдвое страшнее, когда ее не видишь.

Охранник выглянул из-за портьеры и поманил Отто движением костлявого пальца. В Отто все протестовало против этих нескольких шагов, представлявшихся ему последними движениями в жизни. За портьерой последует то самое, о чем шепотом рассказывают по всей Германии. Боже правый, кто бы мог думать, что страх так непомерно тяжел!..

Контраст между ожидаемым и тем, что Отто увидел, был так велик, что он как-то сразу обмяк, едва переступив порог.

В большой, комфортабельно обставленной комнате, за письменным столом, освещенным низкою лампой, сидел человек в строгом штатском костюме. Он был так же не похож на только что виденного Отто охранника, как эта уютная комната не походила на мрачные катакомбы, через которые Отто привели сюда. С первого взгляда черты лица сидевшего за столом показались Отто даже приятными.

Человек, сидящий за столом, молча рассматривал Отто. Он не спешил с вопросами.

– Насколько я вас знаю, господин Шверер, – проговорил он наконец, – вы вовсе не созданы для скромного существования офицера-строевика… Мы целиком сочувствуем вашим жизненным планам и готовы помочь их осуществлению.

– Вы очень любезны, господин…

– Я забыл представиться?.. О, это непростительно!.. Фон Кроне… Так я говорю: нам кажется, вам необходимо делать карьеру более уверенно и быстро. Мы поможем вам.

Отто тут же подумал, что, вероятно, это будет сделано не из бескорыстной любви к нему. Он снова обретал способность размышлять.

Кроне продолжал:

– Именно поэтому мне бы очень хотелось, чтобы до ваших начальников, так же как и до близких вам людей, скажем до вашего уважаемого отца, не дошло вот это! – Кроне раскрыл лежавшую перед ним папку и показал Отто один из вшитых туда листков. Отто сразу же узнал собственный почерк. Да, это была его записка суконщику. В ней он требовал денег за устройство партии сукна. Отто не стал ломать себе голову над тем, каким образом эта записка попала в руки государственной тайной полиции. Он довольно живо представил себе последствия оглашения такой записки. Генерал не потерпел бы подобной угрозы и выкинул бы его из семьи. А это означало бы разрыв с миром, в котором Отто жил и вне которого жить не мог, с кругом, которому принадлежало его прошлое, настоящее и будущее, на связях с которым зиждились его благополучие, его карьера… В среде, из которой он вышел и где вращался, можно было позволить себе все, что угодно, лишь при одном условии: не оставлять следов. Лицо Кроне выражало прежнее доброжелательство:

– Видите. Только ваши друзья могли сохранить это втайне… Если бы я захотел вам повредить, мне стоило лишь…

Отто молча смотрел в глаза собеседнику.

– Все это, так же как и те ошибки, которые вы совершите впредь, найдет могилу здесь! – узкая ладонь Кроне легла на обложку сшивателя. – Для этого нужно одно-единственное: ответить нам таким же расположением. Наша дружба будет столь же искренней, сколь тайной.

Кроне помолчал, давая Отто время справиться со смущением.

– Вы будете сообщать мне все, что увидите и услышите среди ваших новых сослуживцев и начальников.

Отто не мог сдержать удивления.

– Даже от Рема? – спросил он.

– Да.

– Если он узнает…

– Вы будете осведомлять только меня… И о Хайнесе, – сказал Кроне, – и о Карле Эрнсте.

При имени Хайнеса Отто стало жутко. Он слишком хорошо представлял себе, насколько опасно вызвать неприязнь силезского группенфюрера. Достаточно было Хайнесу заподозрить Отто в двойной игре, и… А Карл Эрнст?! Этот ни в чем не уступит Хайнесу. Нет, такая игра может обойтись слишком дорого!

– А если… я откажусь?

– Откажетесь?..

Тонкие пальцы Кроне начали листать бумаги, вшитые в папку.

Отто понял: компрометирующие документы – далеко не самое страшное, чем его держат в руках.

– Вы меня не так поняли, – поспешно пробормотал он.

– Я знаю, что вы нуждаетесь в деньгах… – Теперь голос Кроне звучал сухо и деловито. – Мы располагаем неограниченными средствами. Но ни одного пфеннига мы не бросаем на ветер!

…Когда черный лимузин высадил Отто где-то в темном переулке, он несколько минут стоял, сняв фуражку и жадно вдыхая прохладный воздух ночи. Только теперь, очутившись на безлюдных улицах спящего города, он почувствовал, до какой степени утомлен пережитым страхом. Хотелось лежать в полной тишине и не думать. Главное – ни о чем не думать!..

Ступая на цыпочках, он прошел в свою комнату рядом с комнатой Эрнста. Когда Отто уже лежал в постели, ему показалось, что за стеной слышны голоса.

Прислушался.

Да, там действительно говорили.

Отто напряг слух: вероятно, мальчишка тоже недавно явился и мать ласково выговаривает своему любимцу. Нет, второй голос был тоже мужским. Неужели отец? Небывалый случай! Однако нет, это не скрипучий голос отца.

– Мне показалось, что кто-то прошел по коридору, – проговорил незнакомый голос.

– Глупости, тут некому быть! – уверенно ответил Эрнст. – Этот бездельник Отто редко ночует дома.

Отто закурил и посмотрел на стенку, словно ища более тонкого места. Некоторое время за нею царило молчание.

Снова заговорил гость:

– Отец злится на меня после сделки с сукном. Твой братец стоил ему слишком дорого.

Отто прижал ухо к шершавой бумаге обоев.

– Дешевле никто не устроил бы ваше гнилье, – сказал Эрнст.

– Дешевле! А ты знаешь, что он проделал? Я не хотел тебе говорить – все-таки он твой брат…

– Об этом можешь не беспокоиться!

«Вот мерзавец»! – подумал Отто. То, что он услышал дальше, заставило его сесть в постели.

– Он прислал к отцу свою француженку. Она притащила записку о том, что если мой родитель тут же не выплатит изрядную сумму, то впредь не будет принята ни одна партия.

– Вот гусь! – Эрнст расхохотался.

– Записку отец взял, но денег не дал и сказал, что если что-нибудь случится с его сукном, то он представит эту записку куда следует.

– Твоему старику, видно, палец в рот не клади.

– О, он у меня бодрячок! Но самое забавное дальше: старикан не упустил курочку твоего Отто.

Отто уронил окурок между стеной и постелью.

– Врешь!

– Папаша сказал ей, что предпочитает истратить деньги на нее, а не на армейского хлыща!

Там, за стеною, оба прыснули смехом.

Отто вскочил с постели. Он просто жалкий простофиля по сравнению с этими предприимчивыми сопляками. Вот, оказывается, как нужно жить!