Боги глубокого космоса (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 4

Являлись. Пока не случилась вот эта лажа с навигацией, и не выскочили мы Бог знает где у чёрта на рогах. Оставалось надеяться, что, раз здесь корабль альдарцев, то это по меньшей мере один из их секторов или из приграничных с ними. И что нас не заметут как шпионов и не предадут полевому суду.

Я прилетел к намеченному месту высадки первым, о чём тут же доложил остальным, добавив заодно, что состояние объектов неизменно. Потыкав в нужные кнопки, выпустил наружу сначала болванов (или, по умному, ВЧеРов -- вспомогательных человекообразных роботов-андроидов; у нас вообще любят мудрёные аббревиатуры), потом небольшой грузовой бот (самоходный контейнер сигарообразной формы, в котором было складировано всё нужное оборудование), проверил исправность собственного саркофага и только после этого вышел наружу.

Болваны и бот переливались огоньками, озаряя холодным белым светом мрачную картину чьей-то страшной смерти.

Во время выходов мы об этом не думаем, но в остальное время точно знаем: нет ничего страшнее смерти в пустоте. Любой бой, любая боль, любая болезнь никогда не сравняться с этим ужасом. Везёт тем, кто погибает сразу. Да, может быть, они успевают почувствовать боль, когда в вакууме кровь мгновенно вскипает от перепада давления, но они не успевают почувствовать страх. А вот тех, кто задыхается в темноте лишённого доступа воздуха помещения, в горячей спёртой влажности, находить очень страшно. Наверное, каждому из нас не раз и не два снился этот сон, -- ощущение замурованности в темноте замкнутого пространства, откуда нет выхода, - и все мы просыпались в холодном поту.

Самое страшное в аварии в космосе, что ты полностью зависишь от кого-то. Если среднестатистический человек оказался заперт заклинившей автоматикой в герметизированной комнате и не имеет при себе скафандра, ему остаётся только надеяться на чудо. На то, что боги услышат отправленный простой и безотказной системой сигнал о помощи, придут и спасут. Единственное, что может сделать этот несчастный, - попытаться уснуть, чтобы расходовать меньше кислорода. Потому что пытаться спастись самостоятельно бесполезно: за надёжной дверью шлюза может встретить голодная жадная пустота, которая с радостью разорвёт попавшую в её лапы жертву.

Вслед за болванами я просочился в дыру в обшивке. Края пролома были вывернуты наружу: то, что здесь взорвалось, явно взорвалось внутри. Идентифицировать оставшиеся обломки не представлялось возможным, да и времени у меня на это не было, но холодный свет то и дело выхватывал их из общей массы покорёженного метала. Это было что-то большое и тяжёлое, разлетевшееся в мелкие клочки, а взрыв имел по-настоящему чудовищную силу. На моей памяти так только двигатели взрывались.

Добравшись до дыры, ведущей в нужный мне коридор, я дал болвану команду раздвинуть покорёженные покрытые инеем куски металла, протиснулся внутрь и двинулся вперёд. Несколько раз на моём пути встречались следы более слабых взрывов, попадались останки альдарцев. Машинально отметил, что ни одного целого тела мне так и не встретилось. В одном месте всё вовсе выглядело так, как будто взорвалось не нечто вроде осколочной гранаты, а сам демон.

- Чёрт знает что, - проворчал док, повторяя мои мысли. - Что они, заглатывали взведённые гранаты?!

- Похоже на то, - мрачно отозвался Гудвин. - Что же у них тут произошло?

- Не знаю, и, честно говоря, даже знать не хочу! - недовольно ответил ему Чак.

Я тем временем дошёл до закрытого шлюза, за которым, если верить моим ощущениям, должно было находиться завоздушенное пространство. Подманив поближе бот, извлёк резак и принялся снимать первую дверь.

Технология проникновения в герметизированные помещения проста и давно отработана. Нет никакого смысла в спасательной операции, если сам спасатель устраивает во вскрываемом отсеке разгерметизацию, впуская внутрь вездесущую пустоту. Для того и придумали такую простую и удобную штуку, как "мембранный колпак" или, по-простому, "пластырь".

Со шлюзовыми дверями проще всего. Вскрывается внешняя, внутрь заходит человек со всем снаряжением, и устанавливает на месте снятой двери тот самый пластырь -- тонкую прочную эластичную стенку, призванную герметизировать пролом. Потом вскрывается вторая дверь, давление выравнивается, пластырь прогибается наружу, но -- держит. И -- вуаля! - мы в кислородной атмосфере, спасаемого можно упаковывать.

Поэтому "боги" очень любят шлюзы и достаточно узкие коридоры: в просторном зале установить пластырь гораздо тяжелее.

- Да что за хрень?! - не удержался от возгласа я, замирая на месте.

- Что там у тебя? - встревожился Гудвин.

- Помещение герметизированное, здесь вполне достаточно кислорода для дыхания, и температура удовлетворительная, но опять следы тех же взрывов и ни одного целого тела. Чак, ты, конечно, на редкость зануден, но сейчас я готов с тобой согласиться: мне это не нравится. Потому что я не представляю, что могло подобным образом распотрошить корабль альдарцев, и при этом они никак не сумели среагировать. Очень мне не хочется с этим "нечтом" встречаться.

- Мужики, я вам больше скажу, - подал голос Фил. - Я, наконец, сообразил, что не так с этими дырами в обшивке и почему они так странно-симметрично расположены. Взрывались орудия. И два самых больших пролома как раз на месте основных калибров. Цимус в том, что взрываться в них нечему.

- А в самих альдарцах, стало быть, есть чему? - мрачно уточнил я.

- А я целое тело нашёл, - отстранённо проговорил док. - Ну, как -- целое? По сравнению с остальными. А так у него череп треснул, и внутри -- каша. Уточню, череп треснул изнутри.

- Взрыв мозга! - одновременно с Филармонией и Гудвином высказался я.

- Идиоты, - вздохнул Аристотель. - Хотя действительно похоже на то. Гудвин, можно я этого с собой прихвачу? Может, пойму, что случилось.

- Бери, если мешаться не будет.

- Не будет, он смирный, - поручился за находку док.

Аристотелем звали нашего доктора, причём это для разнообразия было не прозвище. Хлеще приголубить жизнерадостного дока, чем сделали его родители-историки, уже невозможно. Якимцев Аристотель Владимирович. Звучит!

- Есть первый выживший, - оборвал всеобщую болтовню я.

Мы не циники, хотя в это порой сложно поверить; на нашей работе циникам не место. Все эти шутки, болтовня, - результат желания заполнить пустоту, отвлечься, не зацикливаться на чужой трагедии. Потому что ходить по мёртвому, погружённому во мрак и невесомость кораблю, наблюдая застывшие в воздухе капельки чужой крови или даже части тел, всегда страшно. А делать это в тишине страшно вдвойне. И тот, кто говорит, что не боится, либо врёт, либо болен.

- Что там? - тут же откликнулся док.

- Молодая женщина, никаких видимых повреждений нет. На лице следы крови; под носом, возле глаз и, кажется, на ушах, - отчитался я, осторожно укладывая находку в транспортировочный кокон и подключая к его системам. Небольшая мутно-белая капсула изготавливалась из того же материала, что и пластырь, только в отличие от него имела ещё и лёгкий каркас, который позволял конструкции сохранять форму, и к которому крепились системы ЖО.

- Симпатичная? - тут же влез Фил.

- Не знаю, у неё всё лицо в крови, - честно ответил я, заканчивая с упаковкой. После этого как будто стало легче дышать: один живой есть. В коконе с ней точно ничего не случится, а дальше -- работа дока. То есть, шансов не выжить у неё практически нет.

Поручив находку заботам болвана, я погрузился в иные слои восприятия. Свет привычно померк перед глазами, зато вокруг раскинулась чёткая картина чужого корабля. Это через пустоту без помощи корабля тяжело тянуться, а там, где есть материя, всё проще. Я пробежался по целям, проверяя, все ли по-прежнему живы, потом -- по товарищам.

- Док, замри! - резко скомандовал я.

- Ты чего? - уточнил он, но, как и велели, замер.

- Не трогай ту дверь, там... короче, я не знаю, что это, но лучше обойди. Мне кажется, там какая-то охранная система активировалась, - пояснил я. Понять, что мне не понравилось в двери, к которой в нынешний момент примерялся Аристотель, я не мог. В моём субъективном восприятии это выглядело как кислотно-зелёная паутина, затягивающая проём. Вот такие выверты восприятия: всё, что представляло опасность, виделось мне почему-то зелёным, хотя должно было -- красным.