Опекун - Соул Джон - Страница 28

На каждой стояла новая цена: скидка составляла пятьдесят процентов.

Все три свитера были из мягкой, почти такой же бархатистой, как кашемир, шерсти женственных оттенков, которые Алисон обычно избегала: василькового, бледно-лилового и жемчужно-розового — цвета хрупкой морской раковины.

— А где же одежда, которую ты обычно хочешь купить? — спросила она. — Все те низкопробные вещи, о которых мы всегда спорим?

Алисон покраснела.

— Я подумала, будет лучше, если я куплю хорошие вещи. Хотя, честно говоря, я выбрала один шарф, чтобы немного повоображать. Но я отнесу его назад, если ты захочешь.

Марианна покачала головой.

— Он великолепный. И понадобится тебе, когда ударят морозы, поэтому мы его оставим.

Она переключила внимание на приобретения Логана и обнаружила, что он, как и Алисон, хотя и купил много вещей, но сделал это благоразумно. Все эти вещи она бы и сама приобрела для него. Даже джинсы были такой длины, что первые несколько месяцев хоть их и придется подворачивать, он сможет их носить по крайней мере год. Рубашки были уменьшенным вариантом тех, что купил себе Джо, исключение составляла ярко-синяя ковбойская рубашка, отстроченная серебристой нитью и отделанная черным кантом, с плотным рядом перламутровых заклепок, расположенных спереди, с двумя рядами заклепок на каждом из карманов и с тремя — на каждом манжете.

— Разве она не великолепна? — спросил Логан с сияющим от восхищения лицом.

— Боже, ну и куда же ты собираешься ходить в ней? — спросила Марианна.

— Ему надо иметь такую, — объяснил Джо. — у каждого в округе есть такая.

— А что насчет ботинок? — спросила Марианна, обратив в конце концов свое внимание на ноги сына.

— Их ему тоже надо иметь, — настаивал Джо. — Если он собирается учиться кататься верхом, у него должны быть такие ботинки, здесь все постоянно ходят в таких. Но они же не от Тони Ламаса. Папа говорит, что это глупо тратить так много денег, пока нога у тебя еще растет. А в будущем ты сможешь купить себе самые лучшие ботинки и носить их вечно.

«Папа говорит». Сопротивление Марианны было сломлено.

— Ну хорошо, я сдаюсь, — произнесла она. — Вы не выполнили то, о чем я вас просила, но и я не продумала все до конца. Очевидно, по крайней мере двое из вас уже достаточно взрослые, чтобы делать самостоятельные покупки. И поскольку вы не потратили деньги на ненужные вещи, я не вижу необходимости возвращать что-либо из них. Но в следующий раз или вы делаете то, что обещали, или звоните мне и объясняете, почему решили поступить по-другому. Договорились?

— Я могу оставить себе ботинки? — воскликнул Логан, игнорируя вопрос.

Марианна вздохнула.

— Ты можешь оставить себе ботинки. Но если у тебя будут болеть ноги, меня в этом не вини.

Когда она вернулась в кладовую, чтобы закончить поиски макарон, Джо хитро подмигнул Алисон.

— Вот видишь? — прошептал он. — Я же говорил тебе, что все обойдется.

Волк замер: тело его неподвижно, передняя лапа приподнята над землей, хвост выпрямлен.

Человек внезапно остановился, двигались лишь глаза, осматривая место, привлекшее внимание животного; и он обнаружил объект волчьего интереса.

Кролик припал к земле под укрытием валуна, чувства его обострены, нос подергивается — он принюхивается к легкому ветерку. Солнце уже зашло, покров темноты быстро окутывает поле, заросшее вереском, уходящее вверх по горному склону до самого леса. Скоро наступит безопасное время для кролика: он сможет пробраться на луг и пощипать там зелень, пока хищники, что обычно парят в вышине и несут угрозу кроличьей жизни, будут спать в своих гнездах. Но сейчас он застыл в неподвижности, пытаясь уловить запах или движение, говорящие о присутствии врага, которого он почувствовал за секунду до этого.

Зверек вновь принюхался, но лишь аромат вереска наполнил его ноздри. Наконец голод одержал верх над природным инстинктом маленького существа прятаться до наступления темноты. Кролик двинулся вперед, пощипывая нежную травку, растущую среди кустов вереска. День угасал, и кролик становился смелее, углубляясь все дальше и дальше в поле.

Волк слегка шевельнулся, взгляд его был прикован к кролику, но мужчина положил руку на мускулистый бок животного, успокаивая его.

— Не сейчас, — прошептал он так тихо, что слова его были почти неслышны. Теперь замер кролик, навострил уши. Проходили секунды, зверек сидел абсолютно неподвижно, постепенно становясь невидимым в сгущающихся сумерках, но, не расслышав больше ни звука, он расслабился, вновь припал к земле и начал щипать травку.

Мужчина слегка подтолкнул волка. Тот мгновенно рванулся вперед, вырвавшись из кустов вереска, в которых прятались человек и зверь, и бросился на кролика за секунду до того, как тот осознал, что на него нападают. Схватив жертву за горло, волк резко дернул головой назад, затем вперед, потом бросил подергивающегося кролика на землю, придавил передней лапой и острыми клыками впился в его плоть.

Кролик пронзительно визжал от боли, затем затих на земле. Волк ткнул его передней лапой, посопел и подхватил зубами. Мужчина повернул назад в лес, волк бежал рядом.

В объемном мешке, который лежал там, где он бросил его несколько минут назад, решив отправиться за кроликом, были туши двух енотов и небольшой выдры — он извлек их сегодня днем из своих ловушек. Мужчина остановился, чтобы подхватить тяжелую поклажу и перекинуть себе за спину, затем двинулся вперед, не обращая внимания на тяжесть, весьма ощутимую для любого другого мужчины.

Добравшись наконец до хижины, в которой жил, он вывалил из мешка на грубо сколоченный стол три туши, взял нож и стал искусно сдирать с них шкуры.

Волк, зажав в зубах окровавленного кролика, лег на пол недалеко от двери и начал драть на куски свою добычу. Впившись зубами в шкуру зверька, вырвал из него внутренности, и едва они вывалились из разодранного брюха кролика, начал жадно их поглощать.

— Хочешь еще немного? — прохрипел мужчина своим сиплым голосом. Чиркнув ножом по брюху выдры, он запустил руку в еще теплую полость, вырвал внутренности и бросил на землю в нескольких дюймах от волчьей морды.

Волчица, с челюстей которой капала слюна, жадно набросилась на них, и кровавая масса исчезла у нее в глотке.

Мужчина закончил свежевать добычу, выбросил шкуры прямо в открытое окно, зная, что к полудню завтрашнего дня их уже не будет: либо утащат рыскающие по ночам в поисках добычи звери, либо подберут питающиеся падалью птицы.

То, что останется, он потом уберет, но в хижине не будет ничего, что может привлечь полчища муравьев, живущих глубоко под землей.

Он разрезал туши на куски, — тяжелый нож легко рассекал хрящи, — и снял крышку с предназначенного для варки мяса котла, который всегда стоял на печи.

Бросил большую часть мяса в котел, разжег в печи огонь и добавил дров, чтобы поддерживать пламя, пока он будет бродить в ночи. К тому времени, как он вернется, варево уже несколько часов будет кипеть на медленном огне, мясо отделится от костей, он выловит их из котла и бросит волку.

Он взял последний кусок — лапу бобра, и хотел уже кинуть ее в котел, но вдруг передумал. Зажав лапу в руке, впился почти такими же крепкими, как у волка, зубами в сырое мясо: языком ощутил специфический кисловато-сладкий привкус плоти дикого животного, с наслаждением вдохнул запах свежей крови.

Сегодня ночью его мучил сильный голод, и он знал, где охота будет лучше всего.

Марианна начала убирать с кухонного стола посуду и немного замешкалась, прежде чем взять тарелку, стоявшую перед Джо.

— Ты уверен, что не хочешь больше кушать? — обеспокоенно спросила она.

В течение всего обеда он едва произнес несколько слов, все более и более замыкался в себе, нервно вздрагивал, если кто-то к. нему обращался, и отвечал односложно. Джо взглянул на свою тарелку, до сих пор почти полную: большая порция макарон под густым мясным соусом, который прислала им Оливия Шербурн, была едва тронута. Он покачал головой.