Одиночество в Сети - Вишневский Януш Леон - Страница 41

И однажды ночью – тогда она уже познакомилась с Джимом, – когда он снова прошел мимо ее комнаты, Ким встала, спустилась в кухню и электрическим ножом для резки хлеба отпилила голову медвежонку из Сиднея.

При этом она даже не плакала. Потом ее вырвало.

Утром, когда отец зашел в кухню, чтобы приготовить себе кофе, голова и туловище медвежонка коала так же лежали рядом с хлебным ножом.

Джим не подарил бы ей даже плюшевого медведя, потому что никому не делал подарков, но и никогда не позволил бы, чтобы она заснула без поцелуя и пожелания спокойной ночи. Кроме того, он был способен прийти к ней ночью или под утро с букетом белых роз, потому что вдруг почувствовал, что «давно не приносил ей цветов». Они всегда были белые, и Джим всегда приносил их ночью. Он оставался у нее до рассвета и делал с ней все то, что только он был способен так чудесно делать.

Потому с тех пор, как Ким влюбилась в Джима, она уже не просыпается по ночам от страшного сна, в котором у медвежонка коала из Сиднея оказывается голова ее отца.

Связь Джима и Кимберли скрывала еще одну тайну. Тогда, во время разговора «после понюшки», Якуб узнал ее.

Время от времени Джим и Кимберли приглашали Якуба в хороший ресторан, с удовольствием наблюдая, как «молодой ученый из-за железного занавеса» восхищается декадентским ужином с омаром и учится различать французские вина. Как-то Якуб обратил внимание, что после каждого такого дружеского ужина Ким оставляла их с Джимом за столом, иногда довольно надолго, и возвращалась потом какая-то немножко изменившаяся. Макияж у нее был размазан, порой было видно, что она плакала, и каждый раз она бывала томная и молчаливая. Она так эротически прижималась к Джиму, что даже Якубу становилось жарко. Иногда ее возвращения приходилось ждать и по полчаса. Джим тогда покупал мексиканскую «Корону», любимое пиво Якуба, либо они курили хорошие сигары, а случалось, выходили на паркинг, чтобы покурить марихуаны. И хотя в поведении Ким было что-то ненормальное, Джим никогда не объяснял, куда и зачем она выходит.

А сейчас рассказал.

У Ким была булимия.

Тогда, в середине восьмидесятых, для приехавшего из Польши слово «булимия» ассоциировалось с названием экзотического цветка, и Джиму пришлось долго объясять что это в действительности означает. После каждой обильной трапезы Ким нужно было выйти и просто-напросто избавиться от съеденного. Она отправлялась в туалет, смотрела, как он выглядит, и, только убедившись, что там чисто и приятно, выташнивала то, что съела. Делать это Ким могла только в эстетически изысканных туалетах. С особым удовольствием она это делала после обильных и роскошных ужинов с вином и свечами. Если же туалет не соответствовал ее требованиям, она брала такси или машину с паркинга и ехала к себе домой в комфортабельную виллу на Чарльз-авеню в Гарден-Дистрикт, забиралась в свою ванную, а потом возвращалась к Джиму.

Джим рассказал, что для Ким это очень эротическое переживание. Когда ее рвало, она испытывала сексуальное удовлетворение, на которое реагировала плачем – от счастья, отчего возвращалась к столику томная и с размазанной косметикой. А то, что она потом за столиком льнула к Джиму, так это была естественная реакция женщины, которая льнет к любовнику после любовного акта. Джим знал это и отвечал ей нежностью, чего в других обстоятельствах никогда не делал. В такие моменты «сразу после этого» он был для нее самым нежным мужчиной в мире. Он давал ей то, о чем мечтает большинство женщин, но испытывают только немногие. Причем почти всегда он давал ей это за хорошим вином, при свечах и с музыкальным фоном. И было абсолютно неважно, что по счету чаще всего платила она, хотя приглашал ее Джим. Джим пленял ее своей театрально экзальтированной и преувеличенной нежностью, о чем прекрасно знал; он талантливо манипулировал женщинами с тех пор как заметил, что сильней всего они привязываются к мужчинам, которые умеют слушать, выказывать нежность и смешить.

Эта покорность была довольно-таки утонченным фрагментом системы, которую они выстроили на протяжении этой связи, хотя на самом-то деле Джим привязал к себе Ким совершенно другим. Он знал, где достать первоклассный кокаин, и прекрасно знал, как кокаин действует и что сделать, чтобы он подействовал еще лучше. Молекулы этого вещества быстрей всего попадают в кровь через слизистую оболочку, отчего большинство людей принимают его через нос.

Но у женщин самая большая площадь слизистой оболочки – во влагалище.

Там квадратные километры слизистой оболочки, сквозь которую в кровь может проникнуть любые частички с молекулярной массой, как у кокаина. Джим и это прекрасно знал. Иногда, лежа в постели с Ким, он намеренно сдерживался и не входил в нее, пока она не начинала стонать от нетерпения и умолять его взять ее. И если у Джима было достаточно кокаина в кармане брюк или в ночном столике, он вскрывал пластиковый мешочек с порошком и, прежде чем войти в Ким, старательно натирал член кокаином. Он знал, что кокаин действует анестезирующе. Поэтому во время акта он регистрировал гораздо меньше сигналов от фрикции и мог ждать, не опасаясь, что, несмотря на сильное возбуждение, утратит контроль и пройдет через точку, после которой поворота для мужчины уже нет.

Ему приходилось сдерживать себя около двух минут, что для большинства мужчин, как свидетельствует статистика, является проблемой. А Ким в это время переживала свои необыкновенные первые две минуты, которые для большинства женщин обычно оказываются последними, после чего испытывала настоящий kick и, по словам Джима, у которого была страсть к «поэтическим» и несколько безвкусным преувеличениям, «внезапно переносилась на другую планету, в совершенно иное измерение абсолютного безмерного наслаждения».

И хотя, если говорить по правде, Ким испытывала это благодаря своей слизистой оболочке, химическим

свойствам и крохотным размерам молекулы кокаина, она была свято убеждена, что это следствие только и исключительно любви Джима.

Якуб, когда услышал этот рассказ Джима, подумал, достанет ли у него когда-нибудь столько смелости.

И столько кокаина.

Но это было три месяца назад.

А сейчас он ненавидел Джима. За то, что тот обманул его.

Он сел за стол, с яростью вырвал из разъема клавиатуру, на которой Джим оставил два пакетика с белым порошком и ключ от наручников, и швырнул на кучу коробок и папок возле окна.

Минут через пятнадцать ярость улеглась, он решил вернуться к работе, однако это оказалось невозможно. Он встал, подошел к окну и принялся извлекать клавиатуру из кучи. И тут же краем глаза в самом углу возле горшка с засохшей пальмой, которую он неизменно забывал поливать, заметил пакетик с порошком. Якуб поднял его, снял со стены ту самую фотографию, которой в прошлый раз воспользовался Джим, уселся на пол, высушил огнем зажигалки стекло и высыпал содержимое пакетика на еще теплую поверхность. Потом встал, достал из ящика письменного стола бритву, которую держал в нем с тех пор, как стал проводить тут ночи за работой, вытащил из нее лезвие. Вернулся к окну и принялся неловко рубить острием кучку порошка. Не прошло и минуты, как он почувствовал, что рука у него немеет.

«Как Джим мог толочь этот чертов порошок пятнадцать минут без передыха?» – подумал он.

Явно Джим научился этому не в Гарварде, а в тюряге.

Вдруг лезвие неловко дернулось в пальцах, Якуб почувствовал боль, и большая капля крови упала на рассыпанный на стекле белый порошок.

Красная капля медленно и величаво впитывалась в белоснежный кокаин. Несколько секунд Якуб, словно очарованный, смотрел на это.

И вдруг осознал: все должно быть не так. Не кровь должна быть в кокаине, а кокаин в крови!

Он быстро отделил часть порошка, не соприкоснувшуюся с кровью, разделил на две длинные полоски, достал из бумажника купюру, свернул трубочкой, вставил ее в ноздрю и резко вдохнул одну полоску кокаина. Несколько секунд еще, наклонившись над фотографией, он рассматривал в стекле отражение своего лица с торчащей из носа свернутой купюрой и весело смеялся. После некоторой нерешительности Якуб вдохнул и вторую полоску. Затем удобно оперся спиной на кучу коробок и лениво следил за тем, как из него уходят усталость и утомление, нервность и раздраженность поступком Джима. В него вливалась свежесть.