Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Касторка - Сотник Юрий Вячеславович - Страница 3


3
Изменить размер шрифта:

– Но мне папа говорил, что у мух на лапах особые приспособления, – сказал я.

– Вот и у антиподов приспособления. Какой тут может быть разговор!

Мама попросила двоюродную сестру «не морочить ребенку голову» и снова принялась толковать мне про земное тяготение. Я обиделся на тетю и дал себе слово не разговаривать с ней, но скоро забыл об этом. Тетя продолжала вести себя по-прежнему, а я опять верил всему, что она плетет.

Наступила суббота. Примерно в половине пятого я вышел на улицу. Возле крыльца Бармалея стояла кучка ребят с какими-то очень уж серьезными лицами. Сам Бармалей сидел на ступеньках в своем будничном костюме: вельветовых штанах и майке. Он сидел согнувшись, прижав ладони и локти к животу, подняв коленки. Вид у него был такой жалобный, что я сразу спросил:

– Чего это с ним?

– Живот заболел, – ответил Ромка. – Через два часа спектакль, а у него живот болит.

Я знал, что мать Бармалея работает в магазине и возвращается после девяти. Отца у него вообще не было. Я посоветовал:

– Надо у взрослых у кого-нибудь спросить.

– Тоська побежала уже, – сказал Роман.

Бармалей поднял на нас глаза.

– Если бы как сейчас болит – я бы спел… А только вдруг еще сильнее начнет?.. Недавно так скрючило – я аж встать не мог.

Запыхавшись, прибежала Тося. Она тащила резиновую грелку, наполненную горячей водой.

– Бармалей! Во, я грелку принесла! Мама говорит, это самое лучшее – грелка: полежишь часок – и все пройдет.

Тут впервые за много дней Бармалей вытаращил глаза и страшно оскалил зубы. Только раньше он это делал играя, а теперь всерьез.

– «Полежишь часок»! «Полежишь часок»! – закричал он. – Мне через час уже в Доме культуры надо быть, а она – «Полежишь часок»!

Все накинулись на Тосю за ее бестолковость, сказали, чтобы она шла подальше со своей грелкой, потом принялись обсуждать, как все-таки помочь Бармалею. Почти каждый припомнил случай, когда у него болел живот. Некоторые рассказывали, чем их лечили: одни называли пурген, другие – сушеную чернику, третьи – касторку… Какой-то мальчик сказал, что очень помогает аспирин. Однако никто не мог припомнить, как быстро подействовало на него лекарство: через час, через два часа или через пять минут.

– Лешка, – обратился ко мне Ромка! – У тебя родители культурные. Сбегай спроси!

Я побежал к своему дому. Мама с папой ушли прогуляться, в квартире была одна тетя Лина. Она стояла перед зеркалом и примеряла ярко-розовую шляпку.

– Тетя Лин! – заговорил я торопливо. – Что лучше всего помогает, если у человека живот болит?

– Ну как – что? Касторка, конечно, – ответила тетя Лина.

Я с той же скоростью помчался к ребятам. Я так набегался, что еле мог говорить:

– Тетя Лина… сказала… самое лучшее… это касторка…

– А как она действует: быстро? – спросил Ромка.

Я молчал. Об этом ведь я и не справился.

– У, дурак! Хуже Тоськи! Его за тем и послали, а он… Беги узнай!

Я снова пустился к дому.

Тетя Лина была уже не в комнате, а в кухне. Она мыла посуду.

– Тетя Лин!.. А эта… а касторка – она быстро действует?

Тетя Лина обернулась через плечо и серьезно посмотрела на меня.

– Касторка-то? – сказала она своим низким голосом. – Моментально: не успеешь штаны снять – и уже готово!

Это было как раз то, что нужно. Я выскочил на площадку лестницы, но тут же снова открыл дверь своим ключом. В аптечке, которая висела в ванной, касторки не оказалось. Я вспомнил, что папа смазывает касторкой свои охотничьи сапоги, и полез в шкаф, где он держал свои припасы. Там я нашел запыленный, но не распечатанный пузырек, потом в кухне, за спиной у тети Лины, стянул столовую ложку.

– Тетя Лина говорит – моментально действует, – доложил я, прибежав к ребятам.

– Моментально? Преувеличивает, наверное… – усомнился Ромка.

Тут ребята заспорили. Одни соглашались с Ромкой, но другие говорили: «А вдруг тетя не преувеличивает?»

Победили более осторожные. Мы пришли в тот уголок двора, где стояла деревянная будочка уборной. Бармалей остановился недалеко от нее, взял у меня ложку и подставил ее Ромке.

– Лей! – сказал он угрюмо.

Ромка налил касторку в ложку. Бармалей выпил. Лицо его перекосилось, он похлопал огромными глазищами.

– Во гадость!!!

Мы (нас было человек пятнадцать) стояли полукругом и молча смотрели на него.

С минуту Бармалей прохаживался перед нами взад-вперед с ложкой в руке.

– Ну как? – тихо спросил Борька.

– Никак! – сказал Бармалей и остановился перед Ромкой. – Еще налей.

Ромка налил. Бармалей выпил и снова принялся ходить.

На этот раз мы молчали гораздо дольше.

– Не действует?.. – спросил Борька.

– Хоть бы что!

Тося подошла со своей грелкой вплотную к Роману и посмотрела на пузырек.

– Ой! Да она же, наверно, вся выдохлась. Посмотрите, какая бутылка запыленная!

Ребята обступили Ромку и заговорили:

– Ну факт, выдохлась!

– Небось год уже простояла, а он принес!

Бармалей остановился, взял у Ромки пузырек, посмотрел сквозь него на заходящее солнце. Потом он выпил еще порцию и швырнул пустой пузырек в крапиву.

– Фиговая у тебя касторка, – сказал он мне, отдавая ложку, и бросил остальным: – Пойду. Одеваться пора.

Ушел Бармалей. Ушел домой и я, обиженный на ребят: они ворчали на меня так, словно я сам делал эту касторку.

Был десятый час вечера. Я уже стелил свою постель, как вдруг за окном послышалось:

– Лешка-а! Лешка, выйди-и!

Я открыл окно, лег на подоконник.

В освещенном фонарями дворе стояли Ромка, Борис и еще несколько мальчишек.

– Ну, гад паршивый! – закричал Ромка, тряся над головой кулаком. – Ну, теперь выйди!

– Только выйди попробуй! – подхватил Борька. – Вот увидишь: мы тебя живым убьем!

Я молча закрыл окно. Мама, папа и тетя ни о чем не знали: они сидели в кухне, окно которой выходило на улицу.

Когда мама вошла ко мне, я ревел, уткнувшись в подушку. Я рассказал маме все, мама тут же побежала в кухню и так поссорилась с тетей, что та утром уехала.

Два дня я не выходил из дому. От ребят из нашего двора я узнал, что произошло в Доме культуры. Уже надев лохмотья беспризорника, Бармалей спросил у одного из артистов, где здесь туалет. Тот ответил, что последняя дверь по коридору, направо. Бармалей ушел и отсутствовал довольно долго, спектакль даже немножко задержали. Наконец занавес открыли, на сцене среди рыночной толпы появился маленький беспризорник. Но песню свою он не запел. Он походил по сцене туда-сюда, потом ушел за кулисы, пронесся по коридору, снова скрылся за последней дверью направо и уже весь вечер не отходил от нее дальше чем на десять шагов. Моя касторка оказалась не такой уж «фиговой».

Когда я наконец вышел на улицу, меня не побили. Аглая, Сеня Ласточкин, Антошка Дудкин объяснили ребятам, что я не виноват.

Но в клуб Бармалей больше не заглядывал, как его ни уговаривали. Он стеснялся встречаться с участниками драмкружка и удирал, завидев их издали. Все перевоспитание пошло насмарку, и Бармалей снова сделался «нашим самым главным хулиганом».

Через полгода он уехал куда-то в новую квартиру, а деревянные домишки снесли.