Тридцатая любовь Марины - Сорокин Владимир Георгиевич - Страница 15

— С бабушкой. Но она шас уехала. К маме. В Ленинград.

Рука с печеньем остановилась на полдороге к губам:

— Как же она тебя оставила?

— А что такого. Я не маленькая.

— Справляешься?

— А чего там. Я все умею.

— Молодец. Я вот до сих пор готовить не научусь.

— Почему?

— Муж избаловал.

— Он хорошо готовит?

— Да. Лучше любой бабы.

— Ты давно замужем?

— Три года.

— Хорошо быть замужней?

Мария усмехнулась, лениво потягиваясь:

— Ничего хорошего.

— Почему?

Мария неторопливо подняла из-за стола свое гибкое тело:

— Когда выйдешь замуж — поймешь. Пошли покурим на лестницу…

Марина двинулась за ней.

— Куда это вы? — спросила пунцовая от смеха Ольга.

— Сейчас придем…

На лестнице было темно и прохладно, Мария достала из сумочки сигареты, протянула Марине:

— Куришь?

— Нет, — улыбнулась Марина.

Чиркнула спичка, высветив индейское лицо:

— Честно говоря, не помню когда была на таком девишнике.

— А что?

— Да смешно до слез. Дети вы. Правда, завидно немного…

Она затягивалась, разглядывая Марину:

— Ты очень красивая. Как принцесса.

Марина улыбнулась:

— Ты красивее.

Дым со смехом пошел у нее изо рта:

— Спасибо… У тебя мальчики есть?

— Неа.

— Почему?

— Да ну… Неинтересно с ними…

— Понятно.

— Маша, а где ты такие брюки достала?

— Нравятся?

— Очень. Это ведь новая мода.

— Хочешь такие?

— Дорогие, наверно…

— Матерьял тридцать и шитво десятка.

— Дорого.

— Чего ж дорогого?

Марина пожала плечами.

Тонкий палеи щелкнул по сигарете, стряхивая пепел:

— Послушай, а у тебя инструмент дома есть?

— Конешно.

— Давай сбежим к тебе, ты мне поиграешь? А то тут с тоски помрем.

— Давай. Только Вера может обидеться…

— А я совру чего-нибудь. Пошли…

Швырнув сигарету вниз, она скрылась за дверью…

Вскоре они уже сидели на протертом бабушкином диване и Марина первый р?з в жизни пробовала курить.

— Да нет, не так. В себя тяни, в себя, — тихо проговорила Мария, придвинулась и, обняв Марину за плечо, взяла из ее губ сигарету, — Смелее, вот так…

Она стремительно втянула в себя дым, заставив сигарету зашипеть, и изящно выпустила его тонкой струйкой, сложив губы бутоном.

— У меня так не получится, — улыбнулась Марина.

— Получится, получится… Эта лампа горит? — спросила Мария, потянулась к горбатой настольной лампе, с хрустом включила, — Выключи люстру, по глазам бьет…

Марина погасила верхний свет.

— Совсем другое дело, — усмехнулась из полумрака Мария и. откинувшись на спинку дивана, эффектно забросила ногу на ногу, — Ну, иди, поучимся принцесса.

Глаза ее таинственно поблескивали, сигарета плясала в подвижных губах.

Марина присела рядом, осторожно затянулась из ее руки и закашлялась:

— Ой… кха… гадость какая…

— Ха-ха-ха! Деточка ты моя. Привыкай. Давай еще…

Она обняла ее, прижавшись теснее. Марина чувствовала упругую грудь, упирающуюся в ее плечо.

Черные влажные глаза шевелились рядом, разглядывая Марину. Казалось они жили своей отдельной жизнью…

— Ну, давай, давай…

Дым снова неприятно ворвался в легкие, но Марина сдержалась, а когда выпустила его, комната слегка качнулась, пол поплыл и стало весело.

Она засмеялась, прижав ладони к глазам, Мария обняла ее и повалила назад:

— Пробрало, пробрало принцессу!

Марина смеялась, а влажные глаза таинственно поблескивали возле ее щеки.

— Послушай, а ты действительно к мальчикам равнодушна?

— Не знаю, — посмеивалась Марина, чувствуя небольшое головокружение.

— А за тобой ухаживал кто-нибудь?

— Неа…

— Скоро начнут табунами ходить.

— Почему?

— Ты очень красивая. Мальчишки из-за тебя поубивают друг друга.

— Да ну их…

— Почему?

Марина пожала плечами. Черные глаза укоризненно качнулись:

— Ну и зря. В удовольствиях себе не надо отказывать.

— В каких?

— Ну, в разных. Будет за тобой ухаживать мальчик, в кино сводит, угостит мороженым, проводит до дома. А в подъезде нежно прижмется и поцелует. Разве плохо?

Последние слова она произнесла таинственно и чуть слышно, с пристальной нежностью глядя в глаза Марины.

Марина снова попыталась пожать плечами, но Мария слишком сильно обнимала ее, прижавшись грудью:

— Знаешь как мальчики умеют целовать?

Ее губы приблизились к уху Марины, горячий шепот исходил из них:

— Этот мальчик, который тебя проводит, будет высоким, широкоплечим, стройным. Как принц. Волосы светлые, глаза большие. Красивый, как и ты. Такому отказывать никогда не нужно. Губы у него алые, мягкие. А в подъезде он прижмется, нежно, обнимет и поцелует. Знаешь, как приятно? Ты не целовалась никогда?

Марина покачала головой. Ей было спокойно и хорошо в объятиях Марии. Голова слегка кружилась, в окне и в распахнутой двери балкона чернела тьма, горячий шепот приятно щекотал ухо:

— Мальчики по-разному целуются. Кто как умеет. Но если мальчик и девочка умеют целоваться — это очень приятно. Важно уметь. Если не умеешь

— ничего не почувствуешь. Меня в твоем возрасте подружка научила. И знаешь как приятно потом было? С ума сойти. У него губы были большие, нежные. Он так обнимет за плечи и за шею, приблизится медленно, в глаза глянет, и губы сойдутся. И мы целуемся, целуемся. Это ужасно приятно…

—А ты за него замуж вышла? — прошептала Марина, неподвижно уставившись в черную дверь балкона.

— Да нет, что ты, — еще крепче обняла ее Мария, — Вышла я за Сережу, а Женечка у меня первый был. Первая любовь. Он меня и женщиной сделал. Мы так любили друг друга, обалденно… Все-таки я вот смотрю на тебя — какая ты красивая. Невероятно! Просто завидую тебе…

Она погладила пальцем Маринину бровь:

— Настоящая принцесса…

— Да какая я принцесса… это ты принцесса…

— Как тебя будут любить, Маринка, как будут страдать из-за тебя!

— Прямо уж…

— Точно. Проходу не дадут.

—Да ну их…

— Как же — да ну? — нежно повторила Мария, гладя ее щеку, — Мальчик тебе объяснится в любви, а ты-да ну? Это не дело. На чувства надо отвечать. Губами. Понимаешь? Хочешь научу тебя целоваться?

— Я не знаю…

Длинные пальцы гладили подбородок, бездонные глаза смотрели в упор:

— Тебе нужно это уметь. Мариночка. Обязательно нужно. Давай…

Перегнувшись через сиденье дивана, она хрустнула выключателем.

Комната погрузилась в темноту, только слабый свет двух уличных фонарей пролег по потолку бледно-голубыми полосами.

— Повернись ко мне, — прошептала Мария, разворачивая ее за плечи.

Марина повернулась.

Ее белое платье было заметно в темноте, в то время как от темно-коричневой Марии остались только блестящие глаза, поймавшие искорки двух фонарей.

— Я буду твоим мальчиком…

Невидимые руки настойчиво обняли, Мария прижалась своей мягкой грудью и стала целовать в шею, горячо шепча:

— Милая… любимая моя… люблю тебя… ты будешь моей… моей женщиной… моей первой женщиной…

Марине было приятно и хорошо, она положила свои руки на съеденные тьмой плечи, прижалась к невидимому телу.

Так длилось долго. Мария целовала ее в шею, в щеки, гладила грудь и плечи. Губы ее были теплыми и мягкими.

Потом вдруг они оторвались от щеки, исчезая на секунду, и вдруг…

Это было так нежно и неожиданно, что Марина вздрогнула, знакомая зыбкая волна мурашек пробежала по спине.

Нежные губы коснулись ее губ, требовательно раздвинули и чужой язык вошел в них, тронул язычок Марины. Рот приятно онемел, словно принял в себя сладкое вино, которое быстро прошло в грудь, заставив сердце затрепетать, а тело — замереть.

Смоляные глаза стали совсем близкими, тусклый отблеск фонаря играл на гладких волосах лунной морской дорожкой.

Язык снова вошел в рот Марины, неожиданно для себя она поняла сущность урока, ее губы ответно ожили, дрожь прошла по членам.