Круг оборотня - Кинг Стивен - Страница 7

Он опять поправляет пижаму, подтягивая повыше нарисованных на ней черных котов, и с радостной улыбкой на лице запускает руку в пакет. На этот раз Марти выуживает оттуда самый большой фейерверк — чемпион мира среди фейерверков — величиной почти с его кулак. Мальчик поджигает его со смешанным чувством страха и восторга и подбрасывает вверх.

Красное пламя, похожее на то, которое горит в аду, освещает все вокруг… и в этом изменчивом, лихорадочно прыгающем свете Марти видит, что кусты на опушке рощи совсем неподалеку от веранды дрожат и раздвигаются. Раздается низкий, хриплый звук, наполовину кашель, наполовину рычание. Появляется Зверь.

Несколько мгновений он стоит неподвижно в дальнем конце лужайки, принюхиваясь к странному запаху, разлитому в ночном воздухе… а затем начинает неторопливо ковылять вверх по склону, направляясь к веранде, где с округлившимися от ужаса, выпученными глазами сидит Марти, сжавшись в комочек и вдавливаясь в спинку кресла. Зверь сутулится, припадая почти к самой земле, однако мальчику ясно видно, что он передвигается на двух задних ногах. Красный свет от фейерверка скользит по темной фигуре, отражаясь в зеленых зрачках.

Волк двигается вперед медленно; его широкие ноздри ритмично раздуваются. Он чует добычу и почти наверняка уже понимает беспомощность жертвы. Марти чувствует запах шерсти и звериного пота, запах кровожадного и жестокого хищника. Зверь вновь издает негромкое рычание. Его широкая верхняя губа цвета печени оттопыривается, обнажая массивные острые зубы. Шкура волка отливает тусклым серебристо-красным оттенком.

Он уже почти добрался до мальчика: когтистые ладони, одновременно похожие и не похожие на человеческие, тянутся к горлу Марти, когда тот вдруг вспоминает про упаковку с шутихами. Едва сознавая, что делает, Марти чиркает спичкой и подносит ее к общему для всех шутих фитилю. По шнуру пробегает горячая линия красных искр, опаляющих нежные волоски на руке мальчика, так что даже раздается слабый хруст. Сбитый с толку оборотень моментально отступает назад, и в его рычании, необычайно напоминающем человеческий голос, появляются вопросительные интонации. В тот же миг Марти, размахнувшись, швыряет пачку шутих в оскаленную пасть.

Упаковка рассыпается, превращаясь в грохочущий, ослепительно сверкающий поток света и звука. Из пасти Зверя вырывается пронзительный рев, в котором смешались боль и ярость. Пошатываясь, он пятится, царапая когтями взрывающиеся при прикосновении к его шкуре шары, выплескивающие горящий порошок ему на морду, оставляя на ней шрамы, походящие на татуировку. Марти видит, как исчезает один из безумных зеленых глаз, когда сразу четыре шутихи взрываются одновременно с ужасающим, громоподобным БА-БАХ! Теперь уже в реве чудовища звучит невыносимое мучение. Зверь отчаянно вцепляется когтями в морду, завывая и крутясь на месте, но когда в доме Кослоу зажигается свет, он поворачивается и бешеными прыжками несется вниз по склону в сторону опушки, оставляя позади запах жженой шерсти и первые изумленные и испуганные возгласы, доносящиеся из дома.

— Что это было? — кричит мать, обращаясь к Марти, совсем позабыв про свою резкость.

— Кто там, черт возьми? — Тон его отца не слишком похож на тон Старшего Товарища.

— Марти? — зовет его Кэт дрожащим голоском, в котором нет и следа подлости, — Марти, с тобой все в порядке?

Только дедушка Кослоу продолжает спать без задних ног.

Марти откидывается на спинку кресла, когда большой красный фейерверк догорает до конца. Последние отсветы грандиозного пламени окрашиваются в этот предрассветный час в мягкие и очаровательные розовые тона. Марти слишком шокирован, чтобы плакать. На следующий день родители отошлют его к дяде Джиму и тете Иде в городок Стоув, штат Вермонт, с согласия полиции, которая опасается, что Убийца Полной Луны может попытаться вновь напасть на мальчика, чтобы заставить его молчать. Однако шок Марти вызван не только страхом. В его душе царит настоящее ликование, куда более сильное чем пережитый ужас. Ведь он очутился лицом к лицу со Зверем и тем не менее выжил. А кроме того, он испытывает простую, детскую радость, которой не сможет никогда ни с кем поделиться. Даже с дядей Элом, возможно сумевшим бы понять его. Он чувствует радость в душе, потому что в конце концов его фейерверк состоялся.

И пока родители Марти мучились в догадках и сомнениях относительно отпечатка, наложенного на психику мальчика случившимся, он сам в тайне от всех пришел к заключению, что это был лучший праздник Четвертого Июля в его жизни.

Август

— Вне всяких сомнений это оборотень, — говорит констебль Нири. Его голос звучит слишком громко, умышленно или нет — трудно сказать. Однако все разговоры в парикмахерском салоне Стэна Пелки тут же стихают. Уже позади половина августа, самого жаркого августа на памяти жителей Таркерс Миллс уже за много лет, а сегодня ночью минут первые сутки после полнолуния. Город затаил дыхание в ожидании известий.

Констебль Нири с минуту молча изучает притихших посетителей парикмахерской, сидя перед зеркалом в центральном кресле, и возобновляет речь, только что прерванную им, — взвешенную, рассудительную, психологически тонкую, свидетельство не зря потраченного времени в колледже. (Нири — толстый, здоровенный полицейский; учась в колледже, он был одним лучших нападающих в «Таркерс Миллс Тайгерс», однако с учебой у него дела обстояли похуже).

— Есть люди, — объясняет он своим слушателям, — в которых одновременно как бы присутствуют два разных человека. Такое явление называется раздвоением личности. Что же касается меня лично, то я бы назвал их вонючими шизофрениками.

Он останавливается, оценивая впечатление, произведенное его словами на замерших в почтительном молчании людей, и продолжает;

— Возьмем, например, этого парня. Мне кажется, у него в башке творится нечто подобное. Я полагаю, он и сам ведать не ведает, что всякий раз, когда в небе встает полная луна, он выходит на улицу и убивает кого-то. Это может быть кто угодно; банковский клерк или бродяга, ночующий на автобусных остановках. Или даже кто-то, кто сидит сейчас здесь среди нас. Он похож внешне на человека, но изнутри — не сомневаюсь! — настоящий зверь. Но черт меня возьми, если я хоть на секунду соглашусь поверить в россказни о человеке, у которого отрастает шерсть на всем теле и который воет по-волчьи. Оставьте эти сказки детишкам.

— А как насчет парнишки Кослоу? — спрашивает Стэн, продолжая аккуратно скользить острыми длинными ножницами вокруг складки жира на шее констебля. Слышно, как они щелкают: чик-чик-чик.

— Могу повторить только то же самое, — с некоторым раздражением отвечает Нири. — Оставьте сказки детям.

Он чувствует внутри справедливое негодование по поводу всей этой историей, связанной с Марти Кослоу. Этот мальчишка — первый, кому удалось выжить после встречи с чудовищем, прикончившим в городе уже шестерых, включая друга Нири Элфи Нопфлера. Позволили ли ему допросить первого и пока единственного свидетеля, спросите вы? Отнюдь. Знает ли он хотя бы, где тот находится в настоящий момент? Нет! Ему вообще с трудом удалось удержаться на своем месте, и то пришлось расшаркиваться и раскланиваться, даже, черт возьми, умолять бездельников из Управления полиции штата. А все из-за того, что там к нему, к констеблю маленького городка, относятся как к малому ребенку, не способному завязать шнурки на ботинках. Из-за того, что у него на голове не такая фуражка, как у них. Это же надо: отставка! Можете подтереть себе этой бумажкой задницу! Однако, по утверждению мальчика, на него напал «зверь» ростом примерно в семь футов, без всяких признаков одежды на теле, зато покрытом густой шерстью. Огромные зубы, зеленые глаза, да к тому же вонь, как от навозной кучи, и когти, похожие на пальцы. Мальчику даже показалось, что он видел хвост. Подумать только, хвост!

— Может быть, — вступает в беседу Кенни Франклин, ждущий своей очереди в кресле у стены, — может быть, шкура — нечто вроде маскарадного костюма, который натягивает на себя убийца. Разумеется, с соответствующей маской и всем остальным.