Противостояние. Том I - Кинг Стивен - Страница 19

Она сразу заметила, что он замолчал. Сидя на камне в конце грядки, Питер набивал трубку и смотрел на дочь.

— Что случилось, Фрэнни?

Она медлила с ответом, неуверенно глядя на него, не зная, как начать. Она оказалась здесь, чтобы поделиться с отцом своими проблемами, но сейчас не могла собраться с духом сделать это. Повисшая между ними тишина разрасталась, становясь все больше и больше, пока наконец не превратилась в бездну, которую Фрэнни дольше не в силах была выносить. И она бросилась в нее.

— Я беременна, — сказала она просто.

Отец перестал набивать трубку и уставился на дочь.

— Беременна, — повторил он так, будто никогда не слыхал такого слова. Потом произнес: — Ох, Фрэнни… это шутка? Или игра?

— Нет, папа.

— Ну-ка поди ко мне и присядь.

Она послушно побрела в конец грядки и села рядом с ним. От городского пустыря их участок земли был отделен каменной стеной. Вдоль нее тянулась живая изгородь из причудливо переплетенной дикой зелени, которая источала сладкий аромат. В висках у Фрэнни стучало, и ее слегка подташнивало.

— Ты уверена? — спросил он.

— Конечно, — ответила она, а потом, помимо своей воли, без всякого умысла и следа наигранности громко разрыдалась. Отец обнял ее одной рукой, и казалось, прошла целая вечность, пока наконец, справившись со слезами, она не решилась задать вопрос, который волновал ее больше всего: — Папа, ты все еще любишь меня?

— Что? — он удивленно взглянул на нее. — Да. Я все еще очень люблю тебя, Фрэнни.

Она снова расплакалась. Но на этот раз, предоставив ей утешаться самой, он стал раскуривать трубку, и из нее начали медленно выплывать легкие струйки дыма.

— Ты разочарован?

— Я не знаю. У меня никогда раньше не было беременной дочери, и я понятия не имею, как мне это воспринимать. Это Джесс?

Она кивнула.

— Ты сказала ему?

Она снова кивнула.

— А он?

— Он сказал, что женится на мне. Или заплатит за аборт.

— Свадьба или аборт, — пробормотал Питер Голдсмит и сделал глубокую затяжку. — Ишь ты, каков умник!

Она посмотрела на свои руки, лежащие на коленях. Грязь забилась в морщинки на костяшках и под ногти. «Руки леди выдают ее привычки, — зазвучал внутри ее голос матери. — Беременная дочь. Мне придется покинуть церковную общину. Руки леди…»

Отец смущенно произнес:

— Я бы не хотел совать нос в ваши отношения, но все же он… или ты… как-нибудь предохранялись?

— Я принимала противозачаточные таблетки, — сказала Фрэнни. — Они не сработали.

— В таком случае мне некого винить, разве что вместе вас обоих, — он пристально посмотрел на нее. — Но я не могу сделать этого, Фрэнни. Я не могу обвинять. В шестьдесят четыре люди часто забывают, какими они были в двадцать один. Поэтому мы не будем говорить о вине.

Фрэнни почувствовала огромное облегчение. Это было немного сродни обмороку.

— Зато твоя мать, — продолжат Питер Голдсмит, — найдет, что сказать о вине. Я не остановлю ее, но и поддерживать не буду. Ты понимаешь меня?

Она кивнула. Отец больше уже не пытался возражать ее матери. Вслух. Все из-за ее ядовитого языка. Когда ей возражают, она порой может потерять контроль над собой как-то предупредил Фрэнни отец. А когда она теряет контроль над собой, у нее запросто может появиться желание зарезать человека своим острым языком, и раскаяние наступит слишком поздно, чтобы успеть спасти раненую жертву. Фрэнни предполагала, что, возможно, много лет назад отец встал перед выбором: противостоять ей и неизбежно прийти к разводу или смириться. Он предпочел последнее, но на свой лад.

Фрэнни тихо спросила:

— Ты уверен, что сможешь не встревать в эту историю, папа?

— Ты хочешь, чтобы я принял твою сторону?

— Не знаю.

— Что ты собираешься делать?

— С мамой?

— Нет. С собой, Фрэнни.

— Не знаю.

— Выйдешь за него? Ведь, как говорится, на что живет один, того и на двоих хватит.

— Вряд ли я это сделаю. Похоже, я разлюбила его, папа, если вообще когда-нибудь любила.

— Из-за ребенка? — Его трубка хорошо разгорелась, и в летнем воздухе разливался сладковатый аромат табака. В саду начали сгущаться тени, завели свою песню сверчки.

— Нет, дело не в ребенке. Это должна было случиться. Джесс… — Она запнулась, пытаясь сообразить, что же с Джессом не так. Хотя до определений ли, когда тебе пришлось столкнуться с проблемой неожиданной беременности, с острой необходимостью принимать решение самой и освободиться от грозной тени матери, которая сейчас покупала перчатки к свадьбе твоей лучшей подруги детства. Этот вопрос сейчас можно было бы похоронить, но тем не менее, оставшись без ответа, он будет беспокойно ворочаться под землей, чтобы через шесть, шестнадцать, двадцать шесть месяцев восстать из могилы и обрушиться на них обоих. Жениться на скорую руку — обречь себя на долгую муку. Одно из любимых изречений матери.

— Он слабый, — сказала она. — Я не могу объяснить это лучше.

— Фрэнни, ты не доверяешь ему, не видишь в нем надежного спутника, я угадал?

— Да. — Она подумала, что отец вернее определил то, чему она не могла подобрать точного обозначения. Она не доверяла Джессу, который был выходцем из богатой семьи и носил голубые рубашки из шамбре. — У Джесса всегда благие намерения. Он хочет поступать правильно, искренне хочет. Но… Два семестра назад мы вместе пошли на вечер поэзии. Его устраивал человек по имени Тед Энслин. Аудитория была битком набита; все слушали очень торжественно… очень внимательно, боясь пропустить хоть слово. А я… ты же знаешь меня…

Он успокаивающе обнял ее и сказал:

— Фрэнни смешинка в рот попала.

— Да. Верно. Ты и правда очень хорошо меня знаешь.

— Немного знаю, — отозвался он.

— Эта смешинка взялась Бог весть откуда. У меня в голове все время вертелось одно и то же: «Замухрышка, замухрышка. Мы все пришли послушать замухрышку». Эта фраза ритмично отдавалась у меня в мозгу наподобие современных песен. И, не желая того, я рассмеялась. Это не имело никакого отношения ни к стихам мистера Энслина, которые были, в общем, неплохими, ни даже к его внешности. Дело было в том, как они смотрели на него.

Она взглянула на отца, чтобы увидеть его реакцию. Но он просто кивнул, чтобы она продолжала.

— Короче, я вынуждена была удалиться. Именно вынуждена. Джесс буквально рассвирепел. Признаю, он имел полное на то право… С моей стороны это была, несомненно, детская выходка, детская манера восприятия… но я частенько веду себя так. Не всегда, конечно. Я умею выполнять серьезную работу…

— Да, ты умеешь.

— Но временами…

— Временами Король смеха стучит в твой дом, а ты не из тех, кто позволит ему остаться за дверью, — сказал Питер.

— Да. Я такая. А вот Джесс — он совсем другой. И если бы мы поженились… то, приходя домой, он бы частенько заставал там этого непрошеного гостя, которого впустила я; не каждый день, но достаточно часто, чтобы свести его с ума. Тогда я попробовала бы, и… и я думаю…

— Я думаю, ты была бы несчастлива с ним, — сказал Питер, крепче прижимая дочь к себе.

— Я тоже так думаю, — отозвалась она.

— Тогда не позволяй маме переубедить себя.

Она прикрыла глаза, почувствовав еще большее облегчение. Отец все понял. Каким-то чудом.

— А как бы ты отнесся к моему решению сделать аборт? — спросила она немного погодя.

— Подозреваю, что именно об этом ты и хотела поговорить.

Она в изумлении посмотрела на него.

Он ответил ей полулукавым, полунасмешливым взглядом, нахмурив одну бровь и вздернув вверх другую, хотя в целом она прочитала в его лице абсолютную серьезность.

— Возможно, ты прав, — медленно произнесла она.

— Понимаешь… — сказал он и внезапно замолчал. Но Фрэнни вся обратилась в слух. Она слышала чириканье воробьев, стрекот цикад, отдаленный гул самолета, жужжание косилки, чей-то голос, зовущий Джеки домой, шорох автомобиля с глушителем, несущегося по федеральному шоссе 1.