Исход. Том 2 - Кинг Стивен - Страница 24

Тогда был самый разгар Великой Депрессии, Абигайль не могла наскрести и двадцати центов, чтобы купить ленты для волос внучкам в дни рождения, так что о покупке «Электролюкса» не могло быть и речи. Но как же сладко он пел, этот Дональд Кинг из Перу, штат Индиана! Она никогда больше с ним не встречалась, но до сих пор помнит его имя. Держу пари, думала матушка, что он-таки разбил сердечко какой-нибудь белой леди. У Абигайль так и не появилось никакого пылесоса до окончания войны с нацистами, когда, казалось бы, внезапно любой мог позволить себе все что угодно, и даже у этой «белой швали» из бедных кварталов в уголке комода были припрятаны золотые часы.

А теперь в этом доме, который, как написал ей Ник, находится в лучшей части Боулдера под названием Мэплтон-Хилл (матушка Абигайль готова была поклясться, что немногие черные жили здесь до этой страшной беды), были все приспособления, о которых она когда-либо слышала, а о существовании некоторых даже не подозревала. Посудомоечная машина. Два пылесоса, причем один только для работы на втором этаже. Микроволновая печь. Стиральная машина и сушилка. На кухне было устройство, выглядевшее обычным металлическим ящичком, который приятель Ника Ральф Брентнер назвал ей «мусоросжималкой», — в него можно было загрузить сотни фунтов отходов и получить маленький брикет мусора размером с мяч для игры в регби. Нет конца чудесам. Но подумать только, некоторым из них действительно пришел конец.

Покачиваясь на крыльце в кресле-качалке, матушка Абигайль перевела взгляд на электрическую розетку в стене. Сколько же людей могли выйти сюда жарким летом и послушать радио или даже посмотреть бейсбол по маленькому телевизору! Не было ничего более привычного по всей стране, чем эти маленькие настенные розетки. Даже в Хемингфорде в сарае для скота у нее были такие. Им никогда не придавали значения… пока они не перестали работать. Тогда только люди поняли, какую долю личной жизни те составляли. Весь тот досуг, то удовольствие, о котором разглагольствовал перед ней давнишний Дон Кинг… исходили из этих электрических розеток в стене. А теперь, когда они потеряли свою мощь, на все эти устройства типа микроволновой печи и «мусоросжималки» оставалось только вешать пальто и шляпы.

Подумать только! Ее собственный маленький домик и то был лучше оборудован, чтобы справиться со смертью этих маленьких электрических розеток. Здесь кто-то вместо нее должен был обеспечить подачу воды из ручья и найти способ ее кипячения перед употреблением — так, на всякий случай. Дома же у нее был собственный ручной насос. Здесь Нику и Ральфу пришлось перетягивать это уродливое устройство под названием «Портосан»; они поместили его на заднем дворе. Дома же у нее была своя уборная во дворе. Она в мгновение ока променяла бы эту комбинированную стиральную машину-сушилку «Мэйтэг» на свое собственное корыто, и ей пришлось просить, чтобы Ник нашел ей новое, а Брэд Китчнер раздобыл для нее где-то стиральную доску и кусок доброго старого щелочного мыла. Они, вероятно, подумали, что она просто старая зануда, пожелавшая сама стирать свое белье — кстати, довольно часто, — но, будучи всегда опрятной, она ни разу за всю свою жизнь не отдавала белье в стирку и не собиралась начинать делать это сейчас. У нее, как это часто бывает у всех старых людей, время от времени случались мелкие неприятности, но до тех пор, пока она сама могла справляться со своей стиркой, эти маленькие неприятности были только ее проблемой, а не кого-то другого.

Люди, конечно же, вернут электроэнергию. Это было одно из того, что Бог показал ей в снах. Она немало ведала о том, что здесь произойдет — кое-что из снов, другое исходя из собственного здравого смысла. Сны и здравый смысл настолько переплелись, что их трудно было разделить.

Скоро эти люди перестанут бегать кругами, как куры с отрезанными головами, и начнут собираться вместе. Она не социолог, как Глен Бейтмен (который всегда косился на нее как принимающий ставки букмекер на фальшивую десятку), но она знала, что непременно, спустя какое-то время, люди собираются вместе. Как проклятием, так и благословением рода человеческого всегда была общительность. Да окажись человек шесть на церковной крыше, плывущей по Миссисипи во время наводнения, они и то затеяли бы игру в бинго, как только крыша осела бы где-нибудь на песчаной отмели.

Прежде всего, они захотят сформировать какое-нибудь правительство — вероятно, такое, которым бы они правили в обход ее. Конечно, если бы она захотела, она не допустила бы этого, будь на то воля Божья. Пусть заправляют всем, что касается земных дел, так, как хотят. Вернуть власть? Прекрасно. Она же первым делом собиралась испытать этот «мусоросжималку». Запустить газопровод, чтобы они не отморозили себе задницы. Пусть себе принимают решения и составляют планы, на здоровье. Что касается этого, она не будет совать сюда свой нос. Она настоит, чтобы Ник участвовал в этом и, может быть, Ральф. Тот техасец, кажется, неглуп, он знал, что, когда мозга отказываются варить, надо закрыть рот. Она подумала, что они захотят подключить и того толстого парня, Гарольда, и она не станет им препятствовать, хотя он ей не нравился. Гарольд выводил ее из душевного равновесия. Он постоянно улыбался, но улыбка ни разу не зажгла его глаз. Он был любезен, говорил правильные вещи, но его глаза напоминали два холодных камня, торчащих из земли.

— Она считала, что у Гарольда есть какая-то тайна. Что-то отвратительное, с душком, все завернутое в вонючий лоскут для припарок и спрятанное в самую глубину сердца. Она понятия не имела, что это может быть; не было воли Божьей на то, чтобы она увидела это, значит, это было неважно для Его планов в отношении этой общины. И все же ее не покидало беспокойство, когда она думала, что этот толстый парень может стать членом их высшего совета… но она ничего не скажет.

Ее дело, немного самодовольно думала матушка Абигайль, покачиваясь в кресле, ее участие в их совете и обсуждениях касалось только темного человека. У него не было имени, хотя ему было приятно называться Флеггом… по крайней мере, в настоящее время. А на той стороне гор его работа уже шла полным ходом. Она не знала его планов, они так же были сокрыты от нее, как и тайны, хранимые в сердце того толстого парня Гарольда. Но ей и не нужно было знать все до тонкостей. Цель темного человека была ясна и проста: уничтожить их всех.

Ее представление о нем было удивительно сложным.

Люди, которых провидение привело в Свободную Зону, все пришли к ней сюда, и она принимала их всех, хотя иногда они утомляли ее… и все до единого хотели рассказать ей, что им снились и она, и он. Они ужасно боялись его, и она, кивая головой, успокаивала их, утешала как только могла, но про себя думала, что большинство из них не узнали бы этого Флегга, повстречай они его… если бы он не пожелал быть узнанным. Они могли почувствовать его — неприятный холодок, словно мурашки по всему телу, внезапное ощущение жара, словно вспышка лихорадки, или же резкая боль, пронизывающая уши и виски. Но эти люди заблуждались, думая, что у него две головы, или шесть глаз, или огромные острые рога, растущие из висков. Он, вероятнее всего, мало отличался от разносчика почты или молока.

Она догадывалась, что за сознательным злом кроется неосознанная чернота. Вот чем отличаются дети тьмы на земле, они не могут ничего созидать, они могут только все разрушать. Всевышний наш Создатель сотворил человека по своему образу и подобию, а значит, все мужчины и женщины, осиянные светом Божиим, были своего рода создателями, людьми с острой потребностью своими руками слепить мир по разумному образцу. Темный же человек хотел — и был способен — только разрушать. Антихрист? С равным правом можно было бы сказать — антисозидание.

У него, конечно же, будут свои последователи; и это — не ново. Он лжец, его родитель был Отцом Неправды. Он будет для них неким подобием огромной неоновой вывески в небе, ослепляющей их горящим разноцветьем. Они не сподобятся заметить, его ученики, эти мастеры-ломастеры, что, как и неоновая вывеска, он снова и снова повторяет одни и те же узоры. Они не сподобятся понять, что если из сложного переплетения трубочек выпустить газ, светящийся красивыми узорами, то он тихо улетучится и растворится, не оставив даже запаха.