Исход. Том 1 - Кинг Стивен - Страница 58

Джейн спала, лоб и щеки у нее пылали, дыхание было медленным и затрудненным. Нику она показалась невероятно изнуренной. Обмакнув полотенце в холодную воду, он протер ей лицо. Затем оставил для нее еду на ночном столике, спустился в гостиную и включил цветной телевизор.

Си-Би-Эс не работала весь вечер. По Эн-Би-Си шла обычная программа, а вот изображение на канале Эй-Би-Си было нечетким, иногда как бы заснеженным, а потом вдруг вообще исчезало. Этот канал повторял старые программы, будто им нечего было больше показывать. Но это было неважно. Ник ждал программы новостей.

Когда же она началась, Ник был просто ошеломлен. Тема «Эпидемия супергриппа», как теперь ее называли, была основной, но комментаторы обеих станций говорили, что теперь ситуация взята под контроль. Противогриппозная вакцина была разработана в Центре вирусологии, штат Атланта, и уже на следующей неделе можно будет сделать прививку у своего врача. Довольно серьезные вспышки отмечены в Нью-Йорке, Сан-Франциско, Лос-Анджелесе и Лондоне, но везде ситуация под контролем. В некоторых районах временно запрещены многолюдные собрания и митинги.

«В Шойо, — подумал Ник, — истреблен целый город. Кто же так пошутил, кто?»

В конце сообщения телерепортер добавил, что поездки в большинство больших городов все еще запрещены, но запрет будет снят, как только вакцина станет общедоступной. Затем последовало сообщение об аварии самолета в Мичигане и о реакции на утвержденный Верховным Судом закон о сексуальных меньшинствах.

Ник выключил телевизор и вышел на крыльцо дома Бейкеров. Там стояло кресло-качалка. Ник уселся в него и стал раскачиваться. Движения успокаивали, убаюкивали, ведь он не слышал скрипа. Ник рассеянно наблюдал за светлячками, беспорядочно мелькавшими в темноте. Внутри облаков на горизонте были видны неясные вспышки молний, как будто и у этих туч были свои собственные светлячки, огромные светлячки размером с динозавров. Приближающаяся ночь обещала быть жаркой.

Так как телевидение было единственным визуальным посредником для Ника, он заметил в передаче новостей нечто, что другие, возможно, оставили без внимания. В ней не было никаких репортажей с мест, ни единого видеосюжета. Не было сообщений о результатах бейсбольных матчей, возможно, потому, что игры не проводились. Никакого прогноза погоды с картой — как будто метеоцентр США был закрыт. Судя по тому, что узнал Ник, так оно и было. Оба комментатора нервничали и казались расстроенными. У одного из них была простуда; он закашлялся и извинился. Оба ведущих время от времени бросали взгляды то вправо, то влево от камеры, перед которой они сидели… как будто в студии рядом с ними был некто, желавший убедиться, что все идет нормально, как положено.

Это было вечером 24 июня. Ник заснул на крыльце дома Бейкеров, ему снились ужасные сны. А теперь, на следующий день, он наблюдал, как умирает Джейн Бейкер, эта прекрасная женщина… и он не мог сказать ей ни одного ласкового слова. Она сжимала его руку. Ник смотрел на ее бледное, осунувшееся лицо. Кожа ее была теперь суха. Однако это не вызвало у него никакой надежды. Она умирала. Он уже научился различать эти признаки с первого взгляда.

— Ник, — сказала Джейн, слабо улыбнувшись, и сжала его руку в своих ладонях. — Я хочу еще раз поблагодарить тебя. Никто не хочет умирать в одиночестве, ведь так?

Он неистово затряс головой, и она поняла, что это означало не согласие с ее утверждением, а скорее неистовое опровержение смысла сказанного.

— Да, я умираю, — подтвердила Джейн. — Но это ничего. Вон в том шкафу есть платье, Ник. Белое. Ты найдешь его по… — Приступ кашля прервал ее. Когда она справилась с ним, то продолжила: — … по кружеву. Я надевала его во время нашего свадебного путешествия. Оно все еще подходит мне… или подходило. Мне кажется, теперь оно мне немного великовато — я похудела, — но это не имеет большого значения. Мне всегда нравилось это платье. Медовый месяц мы с Джоном провели на берегу озера Чартрейн. Это были самые счастливые две недели в моей жизни. Джон всегда старался сделать меня счастливой. Ник, ты не забудешь о платье? Я хочу, чтобы меня похоронили именно в нем. Тебя ведь не очень смутит то… то, что тебе придется одеть меня?

Ник проглотил комок и покачал головой, глядя на покрывало. Наверное, Джейн почувствовала печаль и неловкость, охватившие Ника, потому что больше не вспоминала о платье. Вместо этого она стала рассказывать о другом — легко, почти кокетливо. О том, как она, выиграв конкурс чтецов в средней школе, отправилась в Арканзас, где состязались декламаторы со всего штата, и как чулок спустился ей прямо на туфлю, когда она вдохновенно читала поэму Ширли Джексон. О своей сестре, которая отправилась во Вьетнам в составе баптистской миссии и вернулась оттуда не с одним или двумя, а с тремя приемными детьми. О путешествии, в Которое они отправились с Джоном три года назад, и как разъяренный лось загнал их на дерево и продержал там целый день.

— Поэтому мы сидели там и любезничали, — сонно сказала она, — как парочка влюбленных подростков на балконе. Господи, Джон был таким возбужденным, когда мы спустились вниз. Он был… мы были… влюблены… очень любили друг друга… любовь — вот что движет миром, я всегда считала… это единственное, что позволяет мужчине и женщине выстоять в этом мире, который, кажется, всегда хочет раздавить их… унизить их… заставить их пресмыкаться… мы… очень любили друг друга…

Она заснула и очнулась только тогда, когда он невольно разбудил ее, отдернув занавеску или просто наступив на скрипящую половицу. Она бредила.

— Джон! — выкрикнула она, в горле у нее страшно хрипело. — О, Джон! Я никогда не выберусь из этого! Джон, помоги мне! Ты должен помочь мне…

Ее слова слились в длинный, хриплый выдох, который Ник не мог услышать, но все равно ощутил. Тоненькая струйка темной крови вытекла из ноздри. Джейн откинулась на подушку, и ее голова заметалась из стороны в сторону, как будто она мысленно принимала какое-то решение и ответ был отрицательным. Затем она затихла.

Ник робко приложил руку к ее шее, потом к запястью, затем к сердцу. Ничего. Она была мертва. На прикроватной тумбочке важно тикали часы, неслышимые ими обоими. Он прижался головой к коленям и беззвучно заплакал. «Единственное, что ты можешь делать, так это медленно просачиваться, — однажды сказал ему Руди, — но в мире мыльных опер это очень удобно».

Он знал, что последует за этим, но не хотел ничего делать. Это нечестно, выкрикивала какая-то часть его. Это не его забота. Но так как рядом не было никого другого — возможно, на целые мили вокруг, — он должен был взвалить эту ответственность на свои плечи. Либо это, либо оставить ее разлагаться здесь, чего он не мог позволить. Она была так добра к нему, а вокруг было слишком много людей, которые не могли ему помочь. Он подумал, что пора действовать. Чем дальше он сидит вот так, ничего не предпринимая, тем труднее ему будет справиться с задачей. Он знал, где находится похоронная контора — три квартала вниз и один квартал на запад. Там, наверное, тоже много работы.

Он заставил себя подняться и подойти к шкафу, надеясь, что белое платье, платье ее медового месяца, окажется частью ее бреда. Но оно было там. Немного пожелтевшее с годами, но он знал, что это именно оно. Из-за кружев. Ник достал его и положил на спинку кровати. Он взглянул на платье, потом на женщину и подумал: «Оно будет не просто немного великовато теперь. Болезнь, что бы это ни было, обошлась с ней более жестоко, чем ей казалось… мне кажется, даже хорошо, что она не догадывалась об этом».

С тяжелым сердцем Ник подошел к ней и стал снимать ночную сорочку. Но когда он покончил с этим, и она нагая лежала перед ним, страх ушел, осталась только жалость — жалость настолько глубоко вошла в него, что ему стало больно, и он снова расплакался, всхлипывая, когда обмывал ее тело, а потом надевал на нее платье, в котором она когда-то отправлялась в свадебное путешествие. А когда она была одета, как в тот день, он поднял ее на руки и понес к похоронной конторе, укутанную в кружева: он нес ее как новобрачный, преодолевая бесконечные препятствия со своей возлюбленной на руках.