Джойленд (ЛП) - Кинг Стивен - Страница 19

Итак, без четверти четыре я пляшу на Джойленд Авеню под орущий из колонок „Чика-бум, чика-бум, правда, классно?“ Дэдди Дьюдропа. Я обнимаю детишек направо и налево, раздаю взрослым купоны „Августовский Атас“, потому что к концу лета дела в Джойленде всегда шли похуже. Я позирую для фото (часть их делают Голливудские Девушки, но большинство — потные, измученные солнцем Папы-Папарацци), и восторженные детишки следуют за мной, как хвост за кометой. А заодно поглядываю, где тут ближайший вход в Подземку, потому что я уже чуть живой. На сегодня мне осталось одно выступление в роли Гови, потому что Пес-Симпатяга не показывает своих голубых глаз и ушей торчком после заката. Даже не знаю, почему, — просто такова была традиция.

Заметил ли я девочку в красной кепке до того, как она упала, корчась в судорогах, на раскаленный асфальт Джойленд-авеню?

Мне кажется, что да, но я не уверен, потому что время порождает ложные воспоминания и изменяет настоящие. Я точно не заметил ни „Лайское наслаждение“, которым она размахивала, ни красную пёсболку: ребенок с хот-догом в парке развлечений — зрелище отнюдь не уникальное, и в тот день мы, наверно, продали не меньше тысячи красных кепок с Гови. Если я и обратил на нее внимание, то из-за куклы, которую она прижимала к груди рукой, свободной от заляпанного горчицей „Наслаждения“. Это была обычная тряпичная кукла. Всего за два дня до того Мадам Фортуна сказала, что я увижу девочку с куклой, так что, наверно, я все же ее заметил. А может, просто думал, как бы поскорей свалить, пока не упал в обморок. В любом случае, проблема была не в кукле. „Лайское наслаждение“ — вот в чем была проблема.

Мне только кажется, что я помню ее бегущей ко мне (как и все дети), но я точно знаю, что и почему случилось потом.

Во рту у нее был кусок сосиски, и когда девочка набрала воздуха, чтобы завопить „Гови-и-и-и!!!“, он проскочил в горло.

Хот-доги — идеальная еда, чтобы подавиться. К счастью для нее, у меня в голове застряло достаточно Роззиной лапши, и я сразу начал действовать.

Когда у девочки подкосились колени и восторг на лице сменился сначала удивлением, а потом ужасом, я уже нашаривал лапой-перчаткой язычок молнии за спиной. Голова Гови свалилась с моей и свесилась набок, открыв красную физиономию и слипшиеся от пота волосы мистера Девина Джонса. Девочка уронила куклу. Кепка упала с ее головы. Она начала царапать ногтями шею.

— Хэлли! — закричала женщина. — Хэлли, что с тобой?

И вот еще один пример везения: я не только знал, что с ней; я знал, что делать. Не уверен, что вы понимаете, насколько счастливым было такое стечение обстоятельств. Речь идет о 1973-ем годе, и пройдет еще целый год, прежде чем Генри Геймлих опубликует статью, которая даст название знаменитому методу. Однако с точки зрения простого здравого смысла это всегда был самый эффективный способ спасения задыхающегося человека, и нас обучили ему во время первого и единственного ознакомительного занятия перед началом работы в столовке. Его проводил закаленный ветеран ресторанных войн, потерявший свою кофейню в Нашуа через год после того, как поблизости появился „Макдональдс“.

„Помните: если не давить сильно, ничего не получится, — сказал он нам. — Не бойтесь сломать ребро, если человек умирает у вас на глазах“.

Я увидел, как побагровело лицо девочки, и даже не вспомнил о ее ребрах. Заключив ее в медвежьи объятия, я прижал левую лапу к тому месту, где сходятся аркой нижние ребра, нажал изо всех сил, и выпачканный желтым кусок хот-дога почти в два дюйма длиной выскочил у нее изо рта, как пробка из бутылки шампанского. Он пролетел фута четыре. И нет, я не сломал ей ни одного ребра. Дети не такие уж хрупкие, благослови их Бог.

Я не замечал, что нас с Хэлли Стэнсфилд — так звали девочку — окружает растущая толпа взрослых. И уж конечно, не замечал, что нас фотографируют со всех сторон, в том числе Эрин Кук, чье фото потом попало в „Хэвенс-Бэй Уикли“ и несколько газет покрупнее, таких как „Вилмингтон Стар Ньюз“. Этот снимок в рамке и сейчас валяется у меня где-то на чердаке. На нем маленькая девочка зажата в объятиях диковинного гибрида, человека-собаки, одна из голов которого покоится у него на плече. Девочка тянет руки к матери — Эрин сумела поймать то самое мгновение, когда мать рухнула перед нами на колени.

Все это смешалось в моей памяти, но я помню, как мать подхватила девочку на руки, а отец сказал: „Парень, ты ведь ей жизнь спас“. И я помню, — причем кристально четко, — как девочка взглянула на меня своими голубыми глазищами и сказала: „Бедный Гови, у тебя голова отвалилась!“

Все знают старый классический газетный заголовок — „ЧЕЛОВЕК УКУСИЛ СОБАКУ“.[12] Заголовок „Стар-Ньюс“, конечно, с ним сравниться не мог, но тоже звучал как надо: „В ПАРКЕ РАЗВЛЕЧЕНИЙ СОБАКА СПАСЛА ДЕВОЧКУ“.

Хотите знать, каким был мой первый порыв? Вырезать статью и отправить ее Венди Кигэн. И я почти наверняка сделал бы это, не выгляди я на снимке Эрин мокрой ондатрой. В итоге я послал вырезку отцу, который потом позвонил и сказал, как сильно гордится мной. Дрожь в его голосе говорила о том, что он едва сдерживает слезы.

— Господь сделал так, чтобы ты оказался в нужное время в нужном месте, Дев, — сказал он.

Может, он. Может, Роззи Голд, она же мадам Фортуна.

А может, и то, и другое.

На следующий день меня вызвали в кабинет мистера Истербрука. Сосновые стены кабинета пестрели старыми ярмарочными плакатами и фотографиями. Мой взгляд особенно зацепил снимок, на котором зазывала в соломенной шляпе и со щеголеватыми усами стоял рядом с силомером. Рукава его белой рубашки были закатаны. Он опирался на кувалду, точно на трость — сущий пижон. На верхушке силомера, рядом со звонком, висела табличка со словами: „ПОЦЕЛУЙТЕ ЕГО, ЛЕДИ, ОН — НАСТОЯЩИЙ МУЖИК!“

— Это вы? — спросил я.

— Именно так. Хотя проработал я на силомере всего сезон. Такие штуки не в моем вкусе. Никогда не любил дешевые балаганы. Присядь, Джонси. Может, колы или еще чего-нибудь?»

— Нет, сэр. Я в порядке.

На самом деле, утренние молочные коктейли у меня чуть ли из ушей не лились.

— Буду откровенен. Своим вчерашним поступком ты отрекламировал наш парк тысяч на двадцать, но я все равно не могу дать тебе премию. Если бы ты знал… впрочем, неважно.

Он наклонился вперед.

— Зато я могу оказать тебе услугу. Когда что-то понадобится, только скажи. Если в моих силах будет исполнить твое желание, я его исполню. Идет?

— Конечно.

— Хорошо. И не мог бы ты еще раз показаться перед публикой — в образе Гови — с этой девочкой? Ее родители хотят отблагодарить тебя лично, но реклама пойдет Джойленду только на пользу. Если, конечно, ты не против.

— Когда?

— В субботу, после дневного парада. Мы установим сцену на пересечении Песьей тропы и Джойленд-авеню. Пригласим газетчиков.

— Почту за честь.

Признаюсь, мне была приятна идея вновь оказаться в заголовках газет. Мои эго и самооценка тем летом здорово пошатнулись, и я цеплялся за любую возможность как-то поправить положение дел.

Он поднялся на ноги — как обычно, выглядел при этом хрупко и неуверенно — и протянул мне руку.

— Еще раз спасибо. Не только от имени девочки, но и от имени всего парка. Бухгалтеры, сводящие дебет и кредит моей чертовой жизни, будут просто счастливы.

На выходе из офиса, который — наряду с остальными административными зданиями — находился в месте, которое мы называли задним двором, я столкнулся со своей бригадой. В полном составе: даже Папаша Аллен пришел.

Эрин в своем зеленом платьице сделала шаг вперед. В руках она держала сверкающий лавровый венок, вырезанный из консервных жестянок. Она припала на колено и произнесла:

— Это — тебе, мой герой.

Я думал, что загар помешает мне покраснеть, однако выяснилось, что это не так.

— Господи, вставай.