Кошачье кладбище (Кладбище домашних животных) (др. перевод) - Кинг Стивен - Страница 38

НАВЕРНОЕ, В ПОВЕДЕНИИ СОБАКИ ПЕРЕМЕНЫ БЫЛИ БЫ БОЛЕЕ ЗАМЕТНЫ. А КОШКИ НЕЗАВИСИМЫ И НЕПОНЯТНЫ. Неспроста египетские фараоны и царицы повелевали хоронить мумии своих кошек вместе с хозяевами в пирамидах, дабы те указывали им путь в царство мертвых. В кошках есть какая-то загадка.

— Ну, как успехи, шеф? — спросила Рейчел.

— Вот смотри. — И Луис протянул ей собранный трехколесный велосипед.

— А это что? — Жена указала на оставшиеся детали.

— Запчасти, — виновато улыбнулся муж.

— Хорошо бы! А вот если дочь свернет шею, запчастей не найдешь.

— Это еще не скоро случится! — мрачно пошутил Луис. — Подожди лет до двенадцати, когда она на роликовой доске кататься начнет.

Рейчел даже застонала.

— Побойся Бога, доктор!

Луис встал, упер руки в бедра, потянулся всем телом, в спине хрустнуло.

— Вот тебе и игрушки!

— А помнишь, как в прошлом году? — Рейчел засмеялась. Улыбнулся и Луис. В прошлом году почти все игрушки-подарки были сборные, и супруги провозились до четырех утра, устали, переругались. А днем выяснилось, что дочку больше занимают коробки и пакеты, чем сами игрушки.

— Ну, ты даешь! — сказал Луис сам себе, подражая Элли.

— Пойдем-ка спать, — предложила Рейчел, — мой подарок ты получишь раньше других.

— Женщина! — Луис напыжился, встав на цыпочки. — Твой подарок принадлежит мне по праву!

— И он тебе не по душе? — лукаво, прикрыв глаза руками — совсем как Элли, даже как Гейдж, — спросила Рейчел.

— Обожди минутку. Мне еще кое-что нужно сделать.

В передней он извлек из обувного ящика резиновый сапог, принес в гостиную, отодвинул каминную решетку.

— Луис, что ты собираешься…

— Сейчас увидишь.

В левом углу камина горкой лежал серый пушистый пепел.

Луис поставил туда сапог, оставив глубокую отметину. Потом «напечатал» сапогом черный след и снаружи, около камина.

— Ну, как, нравится? — спросил он жену, вернув сапог в обувной ящик.

— Луис, да Элли просто с ума сойдет от радости! — воскликнула жена.

Недели две назад дочка подхватила у себя в малышовой школе слух — вредный и тревожный, — что Санта-Клаус на самом деле всего лишь мама с папой. Слух этот подкрепился фактами. В центре Бангора, на площади, повстречался Элли некий тощий Санта-Клаус, и его же она видела мельком в кафе. Сдвинув бороду (чтобы не мешала), он ел бутерброд с запеченным сыром, скособочившись на высоком табурете. Вера девочки в Санта-Клаусов была изрядно подорвана (не столько из-за бороды, сколько из-за бутерброда), несмотря на объяснения Рейчел. Дескать, Санта-Клаусы от Армии Спасения — действительно живые люди, они просто помогают. Но назначает их самый-пресамый настоящий Санта, ведь одному ему не справиться: нужно и подарки детям приготовить, да их новогодние послания прочитать, да на все детские утренники успеть по всей Земле — и на ракете не облетишь.

Луис поставил каминную решетку на место. Ну вот, теперь отчетливо видны два рубчатых следа — один в каминной золе, другой уже на полу в комнате. Оба вели к рождественскому дереву. По замыслу автора выходило, будто, приземлившись в камине, Санта-Клаус незамедлительно шагнул вперед, чтобы поскорее оставить подарки, предназначенные семейству Крид. Замысел был бы совершенен, но внимательный глаз определит, что шагал Санта-Клаус почему-то лишь одной левой ногой. Впрочем, Элли не такая дотошная, утешал себя Луис.

— Луис Крид, я люблю тебя. — И Рейчел нежно поцеловала мужа.

— Со мной не пропадешь, — самодовольно улыбнулся он. — Держись меня, и я тебя звездой сделаю.

Поднялись наверх. Около телевизора Элли поставила ломберный столик, на нем разложила овсяное печенье, две конфетины, банку с пивом. «Санте-Клаусу» — гласила записка, начертанная прямыми печатными буквами.

— Что хочешь: печенье или конфету?

— Конфету. — Рейчел откусила половинку и положила обратно. Луис открыл банку с пивом.

— От пива в такой час непременно изжога будет, — вздохнул он.

— Не выдумывай! — беспечно бросила жена. — Пей давай!

Что Луис тут же и сделал. Потом, будто вспомнив, пошарил в кармане халата, хотя, конечно же, весь вечер помнил о маленькой изящной коробочке.

— Это тебе. К празднику. Открой прямо сейчас. Уже за полночь. С Рождеством тебя, дорогая!

Рейчел повертела маленькую, в серебряной обертке, коробочку с голубой шелковой лентой.

— Луис, что это?

— Да так. Кусок мыла для стирки. Я уж, право, и не помню. — Он даже пожал плечами.

Рейчел прямо на лестнице раскрыла подарок и восторженно взвизгнула: коробочка была от известного ювелирного дома Тиффани.

— Ну как? — насторожился Луис. Он еще ни разу не дарил жене настоящих украшений и волновался. — Нравится?

Она вытащила из коробочки изящное колье: маленький сапфир на золотой цепочке. Камень, казалось, лучился синим холодным светом.

— Луис! До чего ж красиво! — На глазах у нее показались слезы. И волнение, и смутная тревога запечатлелись у нее на лице.

— Ну-ну, родная, вот только плакать не нужно. Надень-ка!

— Луис, но ведь нам… тебе такое… не по карману.

— Ни слова больше! Я с прошлого Рождества помаленьку откладывал, да и не так уж дорого это стоит.

— А сколько?

— Ни за что не скажу. Хоть китайские пытки устраивай, не добьешься!.. Две тысячи.

— Две тысячи! — ахнула Рейчел и вдруг так крепко обняла мужа, что тот едва удержался на ногах. — Луис, ты сумасшедший!

— Надень-ка лучше, — снова попросил он.

— Помоги с замочком сзади. — Рейчел обернулась. — Пойду в зеркало взгляну. Небось залюбуюсь!

— Иди, любуйся. А я пока кота на двор выпущу да свет везде потушу.

— Лягу в постель, — Рейчел взглянула ему прямо в глаза, — разденусь догола, оставлю только это.

— Тогда поторапливайся. У зеркала долго вертеться не дам.

Рейчел засмеялась.

Луис схватил Чера, перекинул как тряпку через руку — шваброй он больше не пользовался. Несмотря ни на что, он начал снова привыкать к коту. На пути везде выключил свет. Распахнул дверь из кухни в гараж, сразу по ногам прошел холодный ветерок.

— Гуляй, Чер. Счастливого Рожде… — И осекся.

На коврике под дверью валялась большая мертвая ворона. Голова размозжена. Одно крыло оторвано и валялось поодаль, как лист обуглившейся бумаги. Чер вывернулся из рук Луиса, принялся обнюхивать мертвую птицу, подав голову вперед, прижав уши. Проворно вырвал оледенелый, белеющий в темноте вороний глаз. Луис с отвращением отвернулся, но все же успел заметить пурпурную пустую глазницу. Его едва не стошнило. ЧЕР НЕ УНИМАЕТСЯ. НО КАКОЕ МНЕ ДЕЛО? Я И ПОСТРАШНЕЕ ВИДЕЛ. ПАСКОУ, НАПРИМЕР. КУДА СТРАШНЕЕ… К ЧЕМУ ТРЕВОЖИТЬСЯ?

Но тревога снедала, переворачивала все нутро. Сладкая истома — предвкушение приятной ночи с женой — улетучилась. ВЕДЬ ВОРОНА ЕДВА ЛИ НЕ КРУПНЕЕ КОТА. КАК ЖЕ ОН ЕЕ ПОЙМАЛ. НЕБОСЬ КАРКНУЛА ВО ВСЕ ВОРОНЬЕ…

Нужно, конечно, все убрать. Не очень-то приятный подарок на Рождество. И кому, как не ему самому, убирать? Только ему. Он должен скрывать проделки кота — эта мысль прочно угнездилась в подсознании. Еще с того дня, когда семья вернулась домой и Луису пришлось порушить горку автомобильных покрышек, дабы сокрыть недоеденную Чером мышь.

МУЖСКОЕ СЕРДЦЕ, ЛУИС, ТВЕРЖЕ КАМНЯ.

Слова Джада вспомнились так отчетливо, что Луис вздрогнул. Будто сам старик объявился подле него и повторил их вслух.

И КАЖДЫЙ ВЗРАЩИВАЕТ В НЕМ, ЧТО МОЖЕТ, И… ВОЗДЕЛЫВАЕТ.

Чер с жадностью пожирал добычу. Принялся за второе крыло. Вцепился зубами и стал мотать головой вправо-влево, пытаясь отодрать. Крыло зловеще похрустывало. Фу, трогать-то противно. Птица мертвехонька, может, проще скормить ее целиком коту?

Неожиданно он дал Черу пинка, хорошего пинка, крепкого. Кот покатился кубарем, лапы у него разъехались, он не сразу смог встать. Обернулся, зыркнул на Луиса ненавидящим желто-зеленым глазом и пошел прочь.

— Что, и меня готов сожрать? — почти по-кошачьи прошипел Луис вслед.