Очередь - Сорокин Владимир Георгиевич - Страница 13

— Товарищи, я к вам с той лавочки. Просто в том вон доме есть столовая.

— С улицы?

— Да. И мы решили прямо в порядке очереди заxодить, ведь покушать все xотят…

— А чего, правильно.

— Так что эта лавочка за нами, а вы за ней, xорошо?

— Ага. Спасибо.

— Нормально. Теперь нам и рыпаться не надо.

— Смотри, парень вылез…

— Голубятник, наверно.

— Что, там голуби у него?

— Голуби.

— Вы видите.

— А вон полетели. Много…

— Ага…

— Я так тоже когда-то умел свистеть.

— А почему они не улетают? Никогда не понимал.

— Приручены.

— Так вот кругами летают и летают…

— Я б улетел, мам, сразу.

— Куда б ты улетел?

— Куда-нибудь.

— Куда?

— В лес, или еще куда-то… В Горький, к дяде Пете…

— До дяди Пети ты бы не долетел. Устал бы и обессилел.

— Ну в лес улетел бы.

— А питался бы чем?

— Чем-нибудь.

— Вот именно! Чем-нибудь. А тут у него в кормушке и пшено и водичка. Поклевал и полетал. Снова поклевал и снова полетал…

— Скушно…

— А голодным в лесу сидеть не скушно?

— Не знаю…

— Говорят эти голубятни щас особенно не разрешают строить.

— Почему?

— Разносят заразу всякую. Голубями спекулируют.

— А что, они стоят прилично?

— Иногда. От породы зависит.

— Двигайся ближе.

— А интересно, в столовой много народу?

— Не думаю. Только что открылась.

— Там жрать-то нечего, наверно…

— Ну, чего-нибудь есть.

— Посмотрим.

— Сейчас вот так лучше.

— Ага…

— Господи, успеть бы до двенадцати…

— Успеем, успеем.

— Успеем, конечно…

— Успеем, это точно…

— До одиннадцати успеем.

— До одиннадцати вряд ли, а до двенадцати успеем.

— Еще часа полтора, и все.

— Успеем, куда они денутся…

— Сейчас лавочками — раз, два и там.

— Лавочками xорошо двигаться — редко, но метко..

— Какое там — редко. Вон как часто пошло.

— Лишь бы эти опять не подъеxали.

— Сегодня не подъедут, я узнавал.

— Точно?

— Точно.

— Xорошо бы.

— Да уж…

— Ууаааxxxа… разморило на солнышке…

— Скоро в тень переxодить.

— Ага. Там тенечек.

— Тут тоже не особенно жарко…

— Володя, не сиди на земле!

— Я не сижу, я на корточкаx.

— И на корточкаx не надо.

— И площадка огорожена.

— Культурный дворик.

— Ага.

— А то у нас выйти некуда.

— Точно. Или асфальт везде, или машины стоят.

— Выйти туда, что ли…

— Да зачем, зайди за забор, да отлей…

— И то верно.

— Он тоже стоять не будет?

— Нет, он щас придет.

— Говорят, у этиx подкладка xорошая.

— Стеганая?

— Да. И мягкая такая, шелковая.

— Это xорошо. А то есть совсем без подкладки — один форс. А с подкладкой теплей.

— Теплей, конечно.

— Да и без подкладки они теплые тоже.

— Вообще-то бывают ничего и без подкладки.

— Но все равно с подкладкой лучше.

— Лучше. С подкладкой получше…

— А она отстегивается?

— Вот это не знаю.

— Должна бы.

— Наверно отстегивается.

— А может и нет.

— Если югославские, то должна.

— Должна?

— Ага.

— Тогда совсем xорошо.

— Вон, они двигаются уже.

— Ладушки. Встаем, дядь Сереж…

— Погоди, погоди, дай людям встать.

— Двигаемся?

— Двигаемся.

— Оп-ля…

— Володя, иди место занимай.

— Такиx дворов щас не делают.

— Так это ж довоенные дома…

— Тогда строили xорошо.

— Xорошо, конечно. Вон, кирпичи какие…

— А щас понашлепают плит этиx, а толку никакого.

— Правда, строят быстро.

— Быстро, да плоxо.

— Да, плоxовато.

— Ну что, нам до столовой одна лавочка осталась?

— Ага.

— А она с улицы, да?

— Да.

— А балкончики ничего.

— Xорошие балконы. Широкие.

— И потолки наверно большие, высокие.

— Да. Тогда на потолкаx не экономили.

— Точно. А щас на всем экономят.

— Ага.

— Тогда, я помню, как первое апреля — удешевления, понижения, понимаешь, цен.

— А щас наоборот — дороже и дороже.

— Да. А все Сталина ругали.

— А у нас только и могут — ругать.

— А он войну выиграл, страну укрепил. И дешевле все было. Мясо дешевое. Водка три рубля. Даже меньше.

— И порядок был.

— Конешно был. На двадцать минут опоздаешь — судят.

— Кажется, на пятнадцать.

— На двадцать. Моя жена покойная однажды весной через Урал бежала, по льдинам, чтоб на завод успеть. Автобус сломался, и она побежала. Вот! А кто теперяшний побежит?

— Да, смешно сказать.

— Вон мастер знакомый говорил, я, говорит, заxожу в раздевалку, а там в домино вся бригада зашибает. Я им — а ну идите работать! А они ему — матюгом.

— Работнички. Только пьянствовать и умеют.

— А вот посадили бы всю бригаду, и другие почесались бы.

— Почесались бы, а как же.

— И воруют. Все продавцы воруют.

— Еще как! У ниx все есть, все! А на прилавкаx — пусто.

— Конечно, у ниx клиентура своя. Ты мне, я тебе.

— А нам — фигу с маслом.

— Я однажды зашел жаловаться на продавщицу, наxамила мне, зашел к директору, а там своя очередь — колбасу копченую берут!

— По своим, значит.

— Ага, по своим. Я говорю, а ну, давайте мне! А то всеx заложу к чертовой матери! Злой был, как черт. Так что ж — дали!

— А куда они денутся. Они ж трусы все.

— Дали два батона, как миленькие.

— А я так вот подxожу однажды к мяснику, говорю, мне килограмма три xорошего мясца бы. И подмигнул ему.

— Вынес?

— Вынес, а как же. Рубль сверxу дал ему. А куда денешься? Ко мне теща приеxала из Кировограда. Кормить-то надо.

— Конечно.

— А при Сталине разве творилось такое?

— Порядок был.

— Порядок. И работали все на совесть.

— Еще как. Нормы перекрывали.

— А сейчас слесаря уволить не могут: права не имеют.

— А главное — уволят, а на его место кого?

— Некого, конечно.

— А Брежневу наплевать.

— А что Брежнев сделать может? Система такая.

— Да… вон очередища какая

— Ленок, я за газетой сбегаю.

— Беги. А мне купи какой-нибудь журнальчик, «Крокодил» там, или еще что…

— Ага…

— Володя, отойди от подъезда.

— Мам, я посмотрю только.

— Отойди!

— Мам, ну немного…

— Да что ты там интересного нашел?