Норма - Сорокин Владимир Георгиевич - Страница 37

Пробравшись к фундаменту, мальчик протянул ведро секретарю. Тот подхватил его, поставил рядом, не торопясь достал из кармана спички.

Толпа ждала, замерев.

Кедрин чиркнул спичкой, поднес ее к лицу и, пристально разглядывая почти невидимое пламя, спросил:

— Откуда ведерко?

Мальчик, не успевший юркнуть в толпу, живо обернулся:

— У дяди Тимоши в сенях стояло.

Кедрин многозначительно кивнул, повернулся к понуро стоящему Тищенко.

— Дядя Тимоша. Это твое ведро?

Председатель съежился, еле слышно прошептал разбитыми губами:

— Мое… то есть наше. С фермы. Поили из него.

Секретарь снова кивнул и спросил:

— А как ты думаешь, дядя Тимоша, вода горит?

Тищенко всхлипнул и замотал головой.

— Не горит, значит?

Давясь слезами, председатель снова мотнул головой. Кедрин вздохнул и бросил догорающую спичку в ведро. Бензин вспыхнул. Толпа ахнула.

Тищенко открыл рот, качнулся:

— Тк ведь…

Кедрин обратился к толпе:

— Что написано на ведре?

— Водаааа!

— Вода — горит?

— Неееет!

— Кого поили из этого ведра?

— Скооооот!

— Скот — это засранные и опухшие?

— Даааа!

— Вода — горит?

— Неееет!

— Этот, — секретарь ткнул пальнем в сторону Тищенко, — засранный?

— Даааа!

— Опухший?

— Даааа!

— Кого поили из ведра?

— Скоот!

— Это засранные и опухшие?

— Даааа!

— Вода — горит?

— Неееет!

— А что написано на ведре?

— Водааааа!

— А этот — эасранный?

— Даааа!

— Опухший?

— Даааа!

— Так кто же он?

— Скооот!

— А что написано на ведре?

— Водаааа!

— Ну, а вода — горит?! — оглушительно закричал секретарь, наливаясь кровью.

— Нееееет!

— А этот, этот, что стоит перед вами — кто он, кто он, я вас спрашиваю, а?!

Стоящие набрали в легкие побольше воздуха и выдохнули:

— Скооооот!

— А что написано на ведре?!

— Водаааа!

— Ну, а вода, вода-то, горит, я вас спрашиваю?! — секретарь трясся, захлебываясь пеной.

— Неееет!

— Кого поили из ведра?

— Скоооот!

— Значит — этого?

— Даааа!

— Поили?

— Даааа!

— Поят?

— Даааа!

— Будут поить?

— Даааа!

— Сейчас или завтра?

Толпа непонимающе смолкла. Мужики недоумевающе переглядывались, шевелили губами. Бабы испуганно шептались.

— Ну, что притихли? — улыбнулся Кедрин, — сейчас или завтра?

— Сейчас, — робко пискнула какая-то баба и тут же поправилась: — а мож и завтря!

— Значит — сейчас? — улыбаясь, Кедрин разглядывал толпу.

— Сейчас, — прокричало несколько голосов.

— Сейчас?

— Сейчас!

— Сейчас?!

— Сейчааас! — заревела толпа.

— Поить?

— Поиииить!

— Да?

— Даааа!

Секретарь подхватил ведро и выплеснул на председателя горящий бензин. Вмиг Тишенко оброс клубящимся пламенем, закричал, бросился с фундамента, рванулся через поспешно расступившуюся толпу.

Ветер разметал пламя, вытянул его порывистым шлейфом.

С невероятной быстротой объятый пламенем председатель пересек вспаханное футбольное поле, мелькнул между развалившимися избами и полегшими ракитами и скрылся за пригорком.

Среди общего молчания раздался сухой и короткий звук ломающихся досок. Звук повторился.

Толпа зашевелилась и испуганно раступилась вокруг Мокина. Сопя и покрякивая, он старательно крушил сапогами брошенный в грязь ящик.

7 — 29 мая 1948 года

М.К.

— Да…

— Что?

— Суровый рассказ…

— Что, не понравился?

— Да нет, я не говорю что плохой… в общем-то нормальный…

— Страшноватый только?

— Ага.

— Ну, что ж поделаешь, время такое было…

— Нет, ну там же фантастики много, не только время…

— Да. Он достаточно фантастичный.

— Ага…

— Но в принципе тебе понравился?

— А тебе?

— Да.

— Ну и мне тоже… только страшновато как-то…

— Зато интересно.

— Ага… вот интересно, кто такой был этот М. К.?

— Ну, разве узнаешь… может, он и профессионалом не был.

— Да… А может, и был…

— Может, и был.

— Неужели действительно он столько лет в земле пролежал?

— Выходит, что так.

— С ума сойти…

— Да…

— Но вообще-то, все-таки как-то страшновато….

— Да. Он суровый.

— Уж больно много всего. И мертвецы эти гнилые… брррр!

— С мертвецами… это точно…

— И макет… забавно….

— Но это получше письма тютчевского?

— Да, конечно. Помощней.

— Ну вот и хорошо.

— Ага…

— Так значит оставим его?

— Его? Ну, это тебе решать…

— Ну, я тоже толком не знаю…

— Вообще ты знаешь, если начистоту… понимаешь, есть в нем, ну…

— Что?

— Ну, не знаю как сказать…

— Говори, я пойму.

— Страшный он, злой какой-то. Суровый. От него как-то это….

— Что?

— Не по себе. Очень муторно как-то. Всего выворачивает…

— Ну и что ж делать?

— Слушай… я вообще-то не знаю…

— Ну?

— Давай его обратно закопаем.

— Закопать?

— Ага. Точно говорю — лучше будет. Поверь мне.

— Серьезно?

— Ага. Точно говорю. Поверь…

— Серьезно?

— Абсолютно. Давай закопаем. Пусть так будет.

— Значит, закопать?

— Закопать.

— Ну, что ж, тебе видней:

Прочитав рукопись, Антон посидел немного, потирая виски и топыря губы, потом встал, свернул листы трубкой, надел чехол, обмотал резиной, убрал в сундучок и, прихватив лопатку, пошел к старой яблоне.

Над головой пролетел дикий голубь и скрылся за бором….

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ