Норма - Сорокин Владимир Георгиевич - Страница 10

— Дай-то бог….

Въехали в лесок. Винокуров обогнул лужу, вырулил на полянку и выключил двигатель.

Бокшеев с Соловьевым вылезли из машины

С оголившихся деревьев падали дождевые капли.

— Красота-то а… — Бокшеев потянулся.

— Слушай, Петь, а прошлым летом не здесь были?

— Подальше… — Винокуров выбрался из кабины, открыл багажник. — Ну, что, давайте устраиваться.

— Давай, давай…

Расстелили на мокрой траве брезент, поставили канистру с пивом, авоську с продуктами. Бокшеев достал из портфеля четыре воблы.

— Ну вот, а вы хотели в рыгаловку в эту идти, — Винокуров разлил пиво по стаканам, — Здесь у него и вкус-то совсем другой. А там оно мочой старого киргиза пахнет.

— Ну, Петруша, не преувеличивай. — Соловьев стал чистить воблу. — Это ведь от бара зависит…

— От бара! Сказал тоже. Западная терминология, дорогой мой. В Москве баров и ресторанов нет, запомни. Есть тошниловки и рыгаловки.

— Да брось ты. «Националь», — тошниловка по-твоему?

— Абсолютная! Хорошие рестораны, а тем более бары сохранились только в Прибалтике. И то пока. Лет двадцать пройдет — и там тоже будут тошниловки и рыгаловки.

— В Ленинграде хорошие рестораны.

— Немного получше наших. Берите, — Винокуров протянул стаканы.

— Слушай, так у нас же нормы еще, забыли?

— Ой, мама, родная…

— А может ну их, а?

— Да давай уж съедим заодно…

— А чего, идея хорошая…

— Предлагаю средний вариант. Одну съем, две выкинем.

— А что. Идея что надо. И нашим и вашим. Волки сыты, овцы целы.

— Ну, что, согласны?

— Распечатывай.

Винокуров распечатал свою Норму, положил на газету:

— Эту, что ли?

— А хоть и эту… моя старая, вон корявая какая…

Соловьев вытряхнул свою норму из пакетика на брезент. Бокшеев долго рылся в портфеле, наконец выложил пакетик:

— Моя тоже сохлая.

Винокуров разломил норму на три куска, роздал:

— Давайте, с пивком. Стали жевать, запивая пивом…

На рядом стоящую березу села ворона, каркнула, спланировала вниз и опустилась недалеко от брезента.

— Ну, что, птичка божья, — Винокуров допил пиво, отряхнул руки. — Хлеба хочешь? Щас…

Он развернул бутерброды, отломил кусок белого хлеба и швырнул вороне. Соловьев нагнулся, взял с брезента норму и кинул следом:

— Может, унесет от греха подальше…

Ворона покосилась на лежащие рядом белый и темно-коричневый куски, быстро подошла, схватила белый и полетела прочь.

Леха накрыл ладонью звонок.

— Кто? — осторожно спросили за дверью.

— Клав, открой, — Леха оперся о косяки, но руки съехали вниз, он ткнулся головой в дверь и закачался, сохраняя равновесие.

— Нажрался гад… первый час уже… не открою… господи…

Клавин голос удалился.

— Да чо, чо ты, Клав, — Леха взялся за ручку — Эт я… ну Лешка… чо ты.

За дверью не отзывались. Леха откачнулся, хлопнул по звонку:

— Клав! Ну хватит. Чо ты. Клав. Чо ты… открой…

Дверь молчала.

— Открой, кому сказал! — Леха стукнул кулаком под номер, — открывай! Слышишь?

— Слышишь? Клавк!

— Открой! Слышишь!

— Слышь! Клавка!

— Открой! Клавка!

— Слышь! Клав!

— Клав! Клав! Клав!

Его голос гулко разносился по подъезду.

Клава не отзывалась.

Леха долго, с перерывами звонил.

Потом замолотил по двери:

— Открой, сука! Открой! Открывай, блядь хуева!!

— Я тебе говорю! Открой!

— Открой! Клавка! Не дури!

— Открой! Открывай, ёп твою!

— Клавка! Открой! Слышь!

— Открой! Убью сука!!

Он отошел, чтобы разбежаться, но ноги, наткнувшись на ступеньки, подломились. Леха плюхнулся на ступеньку:

— Ой, бля…

Соседняя дверь приотворилась, в щели мелькнуло лицо и скрылось.

Леха встал, шатаясь подбрел к двери и пнул ее ногой:

— Открой, говорю!

— Открой, Клава!

— Открой, говорю!

— Слышь! Открой!

Он пинал дверь, еле сохраняя равновесие. Потом сел на коврик:

— Открой… слышишь… ну Клав…

— Слышишь… слышишь…

— Клав… открой…

— Клав… ну что ты…

— Клав… Клавка…

— Клав… открой… открой… открывай, сука!!!

Поднялся, пачкая руки о беленый косяк, отошел и кинулся на дверь:

— Убью, бля! Убью, сука! Открываааай!!!

Клава открыла часа через полтора. Леха спал, скорчившись перед дверью. Клава втащила его в темный коридор, закрыла дверь и, подхватив под мышки, поволокла в комнату.

— Господи… опять нажрался… господи… Он, как же… господи… сволочь… сил моих нет…

Стянула с него грязные ботинки, отнесла в коридор. Вернулась, вывалила Леху из пальто. Зазвенела посыпавшаяся мелочь. Клава обшарила пальто, вытащила несколько скомканных бумажек, во внутреннем кармане нащупала мягкое, упакованное в хрустящий целлофан:

— О, господи… норма… господи…

Она положила норму на стол. Деньги убрала в шкаф под стопку белья.

Леха пробормотал что-то, заворочался.

Клава сняла с него заляпанные грязью брюки, пиджак, рубашку. Втянула на кровать, перевернула на спину, накрыла одеялом. Подошла к сопящему на кушетке Вовке, поправила выбившуюся простынь. Зевнула, сняла халат и легла рядом с мужем.

Леха проснулся в шестом часу, встал, шатаясь, добрел до туалета. Неряшливо помочившись, открыл кран, припал к струе обсохшими губами. Долго пил. Потом сунул под струю голову, фыркнул и, роняя капли, пошел обратно. Сел на кровать. Потряс головой.

Клава приподнялась:

— Лешь… ты? Слышь, там норма-то… ведь не съел вчера…

— Норма?

— Ага. В кармане была. В пальте. На столе там.

— Чева?

— Норма! Норма! Чево! — зашипела жена, — норму не съел ведь!

— Как не съел?

— Так! Вон на столе лежит! Леха встал, нащупал на столе пакетик:

— Ёп твою… а как же… чего ж я не съел-то…

— Нажрался вот и не съел. Жуй, давай, да ложись! В семь вставать.

Леша отупело вертел в руках пакетик. Горящий за окном фонарь дробился на складках целлофана.

Леха сел на кровать, разорвал пакетик, стал жевать норму.

— С кем выжирали-то? — просила Клана, — С Федькой, штоль? А?

— Не твое дело… — худые скулы Лехи вяло двигались.

— Конечно, не мое. А брюки твои засранные чистить, да ботинки, да ждать не случилось ли чего…

— Ладно. Заткнись. Спи.

— Сам заткнись. Алкоголик…

Клава отвернулась к стенке.

Леха дожевал норму, посмотрел на испачканные руки. Встал, прошлепал на кухню. Пососал из дульки заварного чайника, вытер руки о трусы. Подошел к окну, посмотрел на спящие дома. Почесал грудь.

В доме напротив на шестом этапе вспыхнуло окно, рядом — другое.

Леха смахнул со лба водяные капли. Понюхал руки.

Снова вытер их о трусы и пошел досыпать.

— И главное, не принюхивайся. Жуй и глотай быстро, — Федор Иванович протянул Коле ложку. Коля взял ее, придвинул тарелку с нормой, покосился на Веру Сергеевну:

— Мам… ты только лучше займись чем-нибудь, не надо смотреть так…

Вера Сергеевна встала из-за стола, улыбнулась и пошла в комнату.

Коля склонился над нормой.

Федор Иванович положил руку ему на плечо:

— Давай, давай, Коль. Смелее, главное. Я когда первый раз ел, вообще в два глотка ее, — раз, два. И все. А у нас в то время разве такие были?! Это ж масло по сравнению с нашими. Давай!

Коля отделил ложкой податливый кусочек, поднес ко рту и откинулся, выдохнул в сторону:

— Ооооо… ну и запах…