Аварон - Сорокин Владимир Георгиевич - Страница 2

— Вы… гипнотизер? — прошептал покрасневший Петя.

— Не совсем. — Незнакомец смотрел на клумбу серо-голубыми, ни на секунду не останавливающимися глазами.

— Вы знаете, где мои родители?

— Знаю.

— Они в Бутырках?

— Нет.

— В Лефортове?

— Твоя мама в Лефортово.

— А папа? Его же раньше арестовали, тридцатого июня.

— Папа не в Лефортово.

— А где?

— В Бутово.

— Это что, тюрьма?

— Это место под Москвой.

Петя облизал пересохшие губы. Девушка доела мороженое и кинула остатки вафли голубям. Парень стал гадать ей по руке.

— А почему тогда у бабушки в Лефортове деньги не приняли? — спросил Петя.

— Неразбериха. Тюрьма переполнена. Твоя мама в камере номер семьдесят четыре. На втором этаже.

— Правда?

— Я всегда говорю правду.

Петя растирал пальцами слюну на замке портфеля.

— Скажите… а я… а за что их арестовали? Они враги?

— Нет. Они не враги.

— А за что тогда?

Незнакомец кинул папиросу в громоздкую черную урну.

— Вот что, Петя. Петр Лурье. Я могу тебе помочь. Могу сделать так, что твою маму выпустят.

— А папу? — выдохнул Петя.

— С папой сложно. Но маму — могу. Но с одним условием. Если ты мне сегодня поможешь в одном важном деле.

— Вы шпион?

— Нет. Я не шпион, — хрустнул тонкими сильными пальцами незнакомец. — Скажи мне, только быстро — да или нет? И не тяни время. Его и так в обрез.

— А вы… вас как зовут?

— Аварон.

— Вы… армянин?

— Не совсем. Ну, так — да или нет? Быстро, Петя.

Незнакомец встал. Он был среднего роста, худощавый и неуловимо-сутулый.

— Да, — сказал Петя и тоже встал.

— Тогда поехали. — Незнакомец поднял стоящий у скамейки пухлый портфель и пошел к трамвайной остановке.

Петя со своим портфелем поспешил за ним.

Они молча доехали до Казанского вокзала.

Отстояв небольшую очередь, Аварон сунул мятую пятерку в окошко кассы:

— Удельная, два билета.

— А это далеко? — спросил Петя.

— Не задавай вопросов. — Получив билеты, Аварон зашагал к седьмому пути.

Они вошли в последний вагон электрички, сели на свободную скамью.

Ехали молча в переполненном вагоне. Люди стояли в проходах.

— Пионер, уступи место, — посмотрела на Петю полная дама в панаме.

— У него арестовали отца и мать, — громко сказал Аварон, не глядя на даму.

Дама замолчала.

В Удельной вышли. Аварон глянул на часы.

— Еще полчаса. Пошли.

Миновали поселок с рынком и одноэтажными домами, прошли сквозь сосновый перелесок и оказались возле небольшой церквушки. Рядом с ней возвышался небольшой пригорок, поодаль терялось в зелени заросшее кладбище. Возле церкви толпился народ, в основном пожилые женщины.

Аварон взошел на пригорок и сел на траву:

— Садись.

Петя опустился рядом.

— Сейчас начнут, — прищурился Аварон на церковь. — Значит, слушай меня внимательно, Петр Лурье. Когда начнется акафист, ты войдешь в церковь. И встанешь напротив иконы Параскевы Пятницы. И будешь стоять и смотреть. Запомни, мне нужно только то, что упадет на пол. Понял?

Петя ничего не понял, но кивнул.

Вскоре пару раз робко протренькал церковный колокол, двери храма отворились, и толпа полезла внутрь.

Аварон раскрыл свой портфель и вынул толстый моток бечевки на стальном пруте. Он сделал из бечевки петлю, надел Пете на шею. Бечевка была смазана чем-то жирным.

— Это солидол? — спросил Петя, чувствуя возбуждение, нарастающее с каждой минутой.

— Нет. Это натуральный жир, — пробормотал Аварон. — Иди. И ничего не бойся.

Петя встал. Бечевка натянулась.

Петя осторожно пошел к церкви.

Аварон, сидя на холме, держал прут с мотком бечевки в руках, неотрывно следя за Петей. Бечевка медленно разматывалась.

Спустившись с холма, Петя подошел к двери церкви. У входа толпились не попавшие внутрь. Он приблизился к их спинам.

«Как же я пройду?» — успел подумать он и прикоснулся своим телом к толпе.

Едва это произошло, по телам толпящихся старух, женщин и стариков пробежало что-то вроде вялой судороги, и Пете показалось, что все они всхлипнули спинами .

Толпа зашевелилась, расступилась, впуская в себя неуютно-невидимый клин.

Петя понял, что клин — это он сам. Ноги его вспотели и прогнулись, как резиновые, он словно заскользил на коньках по горячему и очень приятному льду; сердце его билось тяжело, но очень-очень редко, и между каждым ударом роем накатывали мелкие, щекочущие слова и мысли, разлетающиеся приятными радугами и ниспадающие очередным ударом сердца.

Сделав несколько резиновых скольжений, Петя оказался в центре храма; петля на шее сильно натянулась, бечевка запела басовой струной. Петя понял, что моток размотан, и там, на пригорке Аварон держит обеими руками голый стальной прут с привязанной бечевкой.

Дышать стало тяжело, но страха не было, наоборот, — непередаваемый восторг силы охватил Петю, он улыбнулся и осмотрелся по сторонам. Вокруг, стоя на коленях, молились верующие. Батюшка быстро читал что-то по книге, стоя неподалеку от небольшой темной иконы. Именно этой иконе молились все собравшиеся.

Петля совсем сильно сдавила Петино горло, он открыл рот и вдруг издал громкий ключевой звук.

Вокруг потемнело; стены церкви выгнулись сферой, молящиеся стали бесформенными темными кучами; в этих кучах что-то двигалось, собиралось, напрягалось, перестраивалось, набухало — и из куч сладко выдавливались светящиеся молитвы. Извиваясь, они медленно текли к иконе.

Икона тоже изменилась. Ее квадрат стал совсем белым, изображение пропало, растворясь в ровном белом свете иконы. Свет этот не был похож на обыкновенный, — он тек наоборот, к источнику, поглощая исходящие из куч молитвы.

Молитвы были разные: одни напоминали извивающихся змей, другие выдавливались из куч светящимися шарами, третьи вились бесконечной спиралью, некоторые имели форму сцепленных колбас, некоторые были прямы и тонки, как копья. Все они светились зеленовато-голубым и всех их поглощал квадрат иконы, как пылесос.

Поглощение это затавляло Петю прощально вздрагивать , но не телом, а чем-то тяжелым и родным.