Правдивое комическое жизнеописание Франсиона - Сорель Шарль - Страница 6

А был там грабитель, продолжавший висеть на прежнем месте.

Не подозревавшая ничего, Катрина позволила себе шутки ради приласкать рукой грудь своей госпожи, после чего встала на табурет, а оттуда на подоконник; но не успела она там очутиться, как Лорета подозвала знаком своего соратника, дожидавшегося у дверей, а сама, взобравшись на большое кресло, крепко ухватила служанку, которую Оливье привязал к оконнице, скрутив ей перед тем руки за спину.

— Это еще не все, — сказала со смехом Лорета, убедившись, что справилась с Катриной, — надо еще взглянуть, есть ли у нее то, чем она похвасталась.

С этими словами она задрала ей платье и рубашку и подвязала их у шеи шнурком, так что можно было явственно рассмотреть ее причинные части. Оливье же принялся издеваться над Катриной, которая, так же, как и висевший грабитель, тут только узнала его по голосу.

— Ах, Оливье! — воскликнул воришка. — Умоляю тебя, помоги мне отцепиться: вот уже начинает светать, и если меня застанут в этом положении, то сам понимаешь, чем все это кончится.

— Не могу тебе помочь, — отвечал Оливье, — нас отделяет железная решетка. Честное слово, ты совершенно прав, что не хочешь дольше висеть в воздухе, ибо эта стихия во всем тебе супротивна, и не иначе, как в ней ты умрешь: так тебе на роду написано.

— Значит, ты нас предал! — прервала его Катрина. — Изменник! Если бы мне только удалось схватить твое сердце, я съел бы его, не сходя с места.

— Брось, — возразил Оливье, — чем это ты меня схватишь, когда у тебя руки связаны?

— Оставим их здесь, — промолвила Лорета, — пусть скулят, сколько душе угодно: никто, кроме стражников и палача, не придет им на выручку.

Сказав это, пригласила она Оливье снова подняться в ее горницу, а как только они там очутились, то пришел он в восторг от красавицы, прелести которой недостаточно оценил, когда наслаждался ими в потемках. Пристально поглядев на свою даму, осмелился он сорвать с ее уст несколько поцелуев, в коих ему не было отказано, ибо Лорета, найдя, что он недурен собой, была не прочь возобновить игру, в которой он уже выказал себя немалым знатоком. Оливье же, прочтя означенное желание в ее томных и распутных глазах, не упустил благоприятного случая снова отведать лакомого блюда.

После сего принялись они беседовать о разных предметах, причем Оливье особливо говорил об удаче, выпавшей на его долю, и клялся Лорете, что ценит ее не только выше всех женщин, могущих ему достаться, но и выше тех, которых способно было нарисовать ему воображение.

— У вас есть немалая причина благословлять небо за одно ниспосланное вам благодеяние, — сказала Лорета, — а именно за то, что, увидав вас на середине лестницы и приняв за некоего своего обожателя, я уселась в кресло и стала ждать, пока вы подниметесь. Ибо, останься я у окна, я бы сразу заметила, что вы не тот, кого поджидаю, и, не скрою от вас, непременно оказала бы вам самый дурной прием, тогда как теперь я приняла вас как нельзя лучше и вам не на что жаловаться.

— Нисколько не сомневаюсь в том, что мне бы не поздоровилось, — ответствовал Оливье, — и не могу за это на вас обижаться, ибо с какой стати стали бы вы выказывать расположение незнакомцу, захватившему вас врасплох взамен того, с кем вы уже издавна свели дружбу. Но уверяю вас, что если я и не могу равняться ни достоинством, ни телесной красотой с тем, кому вы назначили свидание, то все же не уступлю ему в желании вам служить и обожаю вас не меньше его. За этими любовными признаниями последовали многие другие речи, прерываемые иногда объятиями, сладостью коих насытились они столько раз, сколько позволили их силы.

Заметив, что солнце взошло и предвидя скорое возвращение мужа, Лорета попросила Оливье спрятаться в сени на конюшне, пока не опустят подъемного моста, по которому он сможет выйти из замка. Распростившись с ней и многократно пообещав никогда ее не забывать, Оливье согласился укрыться в указанном ему месте и предоставил Лорете вернуться в свою горницу, где она заперлась в ожидании благополучного исхода приключения с Катриной.

Тот день был воскресный, и трое молодых крестьянских парней поднялись спозаранку, чтоб отравиться к первой обедне, а оттуда в соседнее селение, где они намеревались помериться в большом жёдепоме [7] с лучшими игроками округи. Но священник не был таким любителем раннего вставания, как им того хотелось. В ожидании пока он выйдет из дому, отправились они прогуляться в окрестностях замка и тотчас же заметили грабителя, державшегося одной рукой за веревочную лестницу, а другой за железную решетку. Они увидали также и Катрину, обнаженную по самый пуп, и приняли ее за гермафродита. При этом они разразились таким громким смехом, что он пронесся по всей деревне, а священник, еще застегивавший камзол, вышел узнать, что их позабавило. Припадок хохота был так силен, что они едва держались на ногах, и только то и делали, что всплескивали руками, корчились в самых различных позах и натыкались друг на дружку, словно все с ума посходили. Добрый пастырь, смотревший только на парней и не догадавшийся о причине их смеха, не переставал расспрашивать о ней, но не смог добиться никакого толка, ибо их охватило такое веселье, что они были не в силах отвечать. Наконец, потянув одного из них за руку, священник спросил:

— Ну, Пьеро, поди-ка сюда, расскажи, что это тебя так рассмешило?

Тогда этот молодчик, держась за бока, повторил ему несколько раз, чтоб он взглянул на одно из окон замка. Подняв взоры к указанному месту, священник узрел причину, вызывавшую глупое поведение парней, но ограничился легким смешком, дабы явить собой персону степенную и скромную.

— Вы настоящие дурни, коли так беснуетесь из-за всякого пустяка, — сказал он. — Немного же вы, должно быть, видели на своем веку, если по малейшему поводу заливаетесь таким неистовым смехом, что вас можно принять за сумасшедших. Правда, я тоже смеюсь, но только над вашей глупостью: почем знать, может быть, то, что вы видите, должно вызывать у вас слезы? Мы скоро услышим от господина Валентина, в чем тут дело и какие шутки шутили нынче ночью в его доме.

В то время как священник кончал свое наставление, к нему подошла толпа крестьян, которые, подивившись на диковинное зрелище, стали спрашивать у вора и Катрины, кто их туда пристроил; но им не удалось добиться от них никакого ответа. Бедняги стыдливо поникли головами, и один только вор под конец сказал, что готов подробно обо всем сообщить, если его снимут с того места, где он находится. Но священник заявил окружающим, что надлежит подождать, пока Валентин отопрет ворота замка, и тогда некоторые пустились в обход, желая взглянуть, не видать ли в окнах какого-нибудь человека, дабы можно было его позвать. Тут дошел до них жалобный голос из глубины рва, вдоль которого они шли. Поглядев вниз, крестьяне узрели бадью, из коей незадолго перед тем вылез пришедший в себя Франсион. Он чувствовал такую слабость, что ему стоило большого труда выбраться из сего злосчастного места, а потому он прилег подле бадьи, дабы несколько оправиться. Увидав окровавленного человека, крестьяне спустились к нему, и один из них воскликнул:

— Ах ты, господи! Да ведь это — мой гость, тот благочестивый странник, что уже несколько дней живет у меня в доме. Любезный друг, — продолжал он, обращаясь к Франсиону, — какие же это злодеи так вас отделали?

— Вытащите меня отсюда, — отозвался Франсион, — помогите, друзья мои! Не могу сейчас удовлетворить вас ответом.

Услыхав такие слова, крестьяне извлекли оттуда Франсиона, и, в то время как они несли его на постоялый двор, повстречался им один из его слуг, который весьма удивился, увидав своего господина в таком виде. Он почел наиболее своевременным отправиться за цирюльником, и тот явился, когда Франсиона раздевали подле очага и собирались уложить в постель. Брадобрей осмотрел рану, показавшуюся ему не особенно опасной, и, наложив на нее первую повязку, заверил, что она непременно заживет в короткое время.