До свидания, мальчики! - Балтер Борис Исаакович - Страница 7

Мой отец умер, когда мне был год. О нем в моем присутствии никогда не говорили. А я почему-то стеснялся расспрашивать. Я только догадывался, что мама не ладила с отцом, и мои сестры ее до сих пор осуждали. Потом у мамы был другой муж. Мы жили тогда не в Крыму. Его я помнил, но очень смутно. Он исчез как-то незаметно, и я не мог припомнить, как это произошло. Но с его исчезновением были связаны какие-то неприятности, о которых мама тоже никогда не говорила.

Сестры мои давно жили самостоятельно, работали в Заполярье и приезжали в отпуск раз в три года. Старшая, Нина, была замужем. Она вышла замуж, когда мы еще жили вместе.

Я полюбил Сережу раньше, чем он стал мужем Нины, и очень боялся, что он на ней почему-нибудь не женится. Они познакомились на пляже. На пляж с сестрами я обычно не ходил, но в тот день был с ними. Мы вместе купались, и я думал вначале, что Сереже нравится моя вторая сестра, Лена. Мне Сережа сразу понравился. В восемнадцать лет он уже командовал эскадроном, и за бой под Оренбургом его наградили орденом Красного Знамени. Потом он учился на рабфаке, кончил Промакадемию и уехал в Заполярье строить новый город. Все это я узнал, конечно, потом, а в тот день мы просто дурачились. Для меня Сережа был героем прочитанных книг. А кем был для него я, не знаю. Потом я догадался, но все равно не обиделся. Я только никогда не думал, что Сережа и Нина так быстро поженятся. Другое дело Лена. Тут бы я не удивился. Но Нина была у нас очень серьезная и, по-моему, некрасивая.

О том, что они поженились, я узнал случайно.

Как-то по дороге с пляжа Сережа сообщил, что у него кончилась санаторная путевка.

– Придется к вам переезжать, – сказал он.

Нина переглянулась с Леной, и Лена сказала:

– Володенька, сбегай купи мороженого.

Нашли дурака. Я, конечно, остался. Тогда Нина сказала при мне:

– Глупости! Мама выгонит из дома и тебя и меня.

– Не выгонит, – ответил Сережа.

После этого я сам сказал, что пойду за мороженым, и ушел. О чем они говорили без меня, я не знаю.

Вечером Сережа пришел к нам домой с чемоданом. До этого мама ни разу его не видела. Как только Сережа вошел в комнату, сестры выбежали во двор. Меня они тоже увели, но потом сказали, чтобы я потихоньку вошел в коридор и подслушивал. Я не только подслушивал. В приоткрытую дверь я видел маму. Она сидела за столом и улыбалась. Когда мама так улыбалась, сговориться с ней было очень трудно. Сережу я не видел. Я только слышал, как скрипнули пружины дивана.

– Надежда Александровна, вы не так меня поняли. Я не комнату пришел снимать, – сказал Сережа. – Надо бы, конечно, раньше зайти. Не получилось. Нина не пускала. Не пойму: почему они вас так боятся?

– Нина? Меня боятся?... – Я видел, как на лице у мамы появились красные пятна. – Вы пьяны? – спросила она. – Кто дал вам право являться ко мне в дом?

– Немного выпил, – сказал Сережа. – Разве заметно? Я вообще непьющий. А тут такое дело. Свататься мне еще не приходилось. Как это делается, не знаю. Скажу вам по-простому: отдайте за меня Нину.

– Немедленно убирайтесь, – сказала мама.

Но Сережа и не думал уходить, и правильно сделал. Я знал маму: она сама не хотела, чтобы он уходил. Она смотрела через стол и быстро-быстро гладила ладонью скатерть. Диванные пружины скрипнули громче.

– Уходить мне, положим, некуда, – сказал Сережа. – Санаторная путевка кончилась, а отпуск у меня еще два месяца. А потом, зачем мне от жены уходить? И вам не к чему преждевременно с дочерью расставаться. Она и так далеко от вас будет жить...

Я плохо помню, как очутился в комнате. Я стоял к Сереже спиной и смотрел на маму. Она медленно поднималась со стула. Так медленно, что я успел подумать: «Вот теперь мама его по-настоящему выгонит».

– Сережа! Немедленно уходи... – это крикнула Нина, но все почему-то посмотрели на меня.

Как вошли сестры в комнату, я не заметил. Мама обошла стол. Глубоко запавшие черные глаза ее блестели, а губы улыбались. Она провела горячей ладонью по моему лбу и волосам и ушла в свою комнату.

Сережа остался у нас. Я сказал, чтобы он спал на моей кровати, но Нина постелила ему на полу.

Сережа прожил у нас два месяца. Потом он, Нина и Лена уехали в Заполярье. Мама помирилась с Сережей перед самым отъездом.

С тех пор Сережа и сестры приезжали в отпуск два раза.

Сережа был старше Нины на десять лет, но, по мнению мамы, вел себя как мальчишка. Может быть. Лично я не видел в этом ничего плохого.

В день приезда, пока сестры скребли и отмывали квартиру, Сережа отправлялся на пляж. Тени он не признавал. Что из этого получалось, представить не очень трудно: вареный рак по сравнению с ним казался бледным. Вечером Сережа отлеживался в трусах на вымытом полу, а сестра мазала его сметаной. На другой день, с пузырями на плечах, он снова отправлялся на пляж. Мама называла это безумием и распущенностью. А Сережа говорил:

– Предрассудки. Я приехал, чтобы как следует прогреться. И прогреюсь!

В нашей компании Сережа всем пришелся по душе. Он был таким же, как мы. Но особенно Сережа нравился Инке – наверно, потому, что тоже был рыжим. Все дни мы проводили вместе. Мы учили его управлять парусом, и он не обижался, если кто-нибудь из нас на него покрикивал. Нина считала себя слишком взрослой для нашей компании. Тем хуже для нее. Сережа ей об этом так прямо и сказал. А Лена бывала с нами. И я просто не понимал, почему Сережа женился не на ней.

Я многого не понимал. Например, я видел: мама побаивается Сережу. Почему – я не знал. Она поучала его так же, как и нас, но при этом никогда не настаивала на своем. А Сережа, наоборот, изображал себя покорным зятем, но, когда разговаривал с мамой, было похоже, что он ее поддразнивает.

В последний раз Сережа и сестры приезжали в то лето, когда мама открыла Дом санитарного просвещения. Я подозревал, что мама торопилась его открыть к их приезду. О маме и ее Доме писали городская и областная газеты. Когда мы все вместе собирались за ужином, главным предметом разговора был Дом. Только Сережа ничего о нем не говорил. Дом его не интересовал – это сразу было видно. Когда Нина как-то сказала: «Хорошо бы пойти его посмотреть», Сережа тут же придумал поехать с ночевкой на остров Черепахи. В тот раз на остров мы не поехали, но и Дом не пошли смотреть.

Мама не выдержала.

– Сергей Николаевич, – сказала она, – неужели, кроме развлечений, вас ничего в нашем городе не интересует?

– Я на курорте, Надежда Александровна. Отдыхать тоже нелегко.

Мама обиделась. Это все заметили. Когда она ушла спать, Нина сказала:

– Вот что, курортник, хочешь или нет, а завтра пойдем смотреть Дом.

Завтра мы собирались идти на яхте к острову Черепахи. Сережа тоже собирался. Он смотрел на сестру печальными глазами.

– Ничего, ничего, переживешь, – сказала она.

– Придется пережить, – ответил Сережа.

Я бы не пережил. Но Сережа никогда не спорил с Ниной, если она о чем-нибудь его серьезно просила. За это я любил его еще больше.

Утром мы ушли в море без Сережи.

Вечером я его спросил:

– Понравился тебе Дом?

На крыльце, куда он вышел покурить перед сном, мы были одни. Он не спешил ответить.

– Понравился тебе Дом?

– Ничего, много фотографий. Диаграммы очень красивые – цветные. Хороший песок на острове? Мы еще вместе туда сходим.

От огонька папиросы лицо Сережи казалось красным.

– Ты со мной говоришь как с мамой.

– Тебе кажется.

– Что ты сказал маме про Дом?

– То же, что тебе.

– А говоришь – кажется. Зачем все время дразнить маму?

– Чудак ты, Володька. Ведь она мне теща. Может быть, у китайцев по-другому. А на Руси испокон веку теща с зятем живут как собака с кошкой.

Сережа выбросил окурок и встал.

– Нет, постой, – сказал я.

– Спать, спать, братишка, пора...

Отношения между Сережей и мамой совсем испортились. По-моему, они стали хуже, чем были, когда Сережа и Нина только поженились. Мама с Сережей почти не разговаривала. А если им случалось о чем-нибудь перемолвиться за столом, я сразу настораживался. Я боялся, что они поругаются, и тогда мне придется выбирать, на чьей я стороне. А я сам этого не знал.