Двести лет вместе. Часть вторая - Солженицын Александр Исаевич - Страница 74

А генеральную линию на 30-е годы дала резолюция XVI съезда (1930) по докладу Сталина: призыв к энергичной борьбе с шовинизмами, а в первую очередь с великорусским. Понятный для всех партийный язык. И эта борьба ещё несколько лет велась энергично. А по какому, собственно, сталинскому безумию? от того «шовинизма» уже я призрака не оставалось: ещё не провидел Сталин-батюшка совсем близкое будущее, что будет скоро тонуть – и к русскому-то патриотизму и взовёт о помощи.

Тревогу об опасности возрождения русского патриотизма забили уже тогда. Ст. Иванович в 1939 спешил подметить курс «на «любовь к отечеству», на «народную гордость» (всё в язвительных кавычках), на «шапкамизакидайловский «потреотизм» у этой диктатуры, возвращающейся ныне «к некоторым национальным традициям Московской Руси и Императорской России»[905].

Так вот в чём была главная опасность для России перед нападением Гитлера: в русском «потреотизме»!

Эта тревога отныне не оставит еврейских публицистов и на полвека вперёд, даже и при оглядке на ту войну, когда вспыхнул массовый патриотизм, на ту войну, спасшую и советское еврейство. И в израильском журнале 1988 года читаем: «Живые традиции черносотенства… явились базой «животворного советского патриотизма», расцветшего позже, в годы Великой Отечественной войны»[906].

Оглядясь бы на ту войну 1941—1945, признать: весьма неблагодарное суждение.

То есть раз и навсегда: чистого, ни перед кем не виновного, русского патриотизма – быть не может?

Почему так отрезано? Именно – русского?

Важным событием еврейской жизни было закрытие в 1930 Евсекции при ЦК КПб. Этим актом преграждалось отдельное – хотя и по советской программе – развитие еврейской общественности, «национально-культурно-персональная автономия», она вливалась в общесоветское русло. В 1937-38 и ведущие евсеки, которые, по оценке Ю. Марголина, «на услугах у власти произвели величайший погром всех культурных ценностей еврейского народа»[907], – Диманштейн, Литваков, Фрумкина-Эстер и их сподвижники (Мотл Кипер, Ицхок Сударский, Александр Чемерисский), – были арестованы и вскоре уничтожены. Попали под каток также многие евсеки, «занимавшие руководящие Позиции в центральных и местных отделениях ОЗЕТа, в советских еврейских общественных, культурных и образовательных структурах», в 1936-39 «подавляющее их большинство было репрессировано»[908]. Ядовитая атмосфера советских 30-х годов вклубилась и сюда. На открытых публичных собраниях стали обвинять, разоблачать видных евреев-коммунистов, состоявших когда-то прежде членами Бунда, партии сионистов-социалистов, даже и полуразрешённой при Советах Поалей-Цион. Да и кому большевики не припоминали прошлого? «А кем был до…?» В 1938 закрыта и «Дер Эмес».

А школа? – «Вплоть до 1933 продолжался рост числа еврейских школ и учащихся в них, несмотря на критику ещё в конце 1920-х гг. «националистических перехлёстов» в деятельности евсекций… по «принудительному переводу на еврейский язык»…»[909]. С 1936 по 1939 отмечен «период ускоренного упадка и ещё более ускоренного внутреннего оскудения» школ на идише[910]. После 1936-37 «число еврейских школ начинает быстро сокращаться даже на Украине и в Белоруссии», упало и желание родителей отдавать детей в такие школы. «Сказывалось и падение престижа образования на идиш, стремление дать детям образование на русском языке». – Также «со 2-й половины 1930-х гг. число высших… учебных заведений, где велось обучение на идиш, начинает стремительно сокращаться»; «практически все еврейские высшие и средние учебные заведения в СССР были закрыты в 1937-38»[911].

В начале же 30-х годов закрыты были и еврейские научные институты при Академиях Наук Украины и Белоруссии; в Киеве заглох «Институт еврейской пролетарской культуры». А вскоре за этим последовали и аресты (Михаил Кокин из ЛИФЛИ, расстрелян; Иохиель Равребе – в прошлом из Петроградского Института высших еврейских знаний, в 30-х – руководил еврейским сектором Публичной библиотеки, осуждён на 8 лет, умер в пересыльном лагере[912].)

Преследования вплоть до ареста перекинулись и на еврейских литераторов на идише: были репрессированы Мошне Кульбак, 1937; Зелик Аксельрод, 1940; Аврам Абчук, преподаватель идиша, критик, 1937; Герцль Базов, писатель, 1938. Называют также писателя И. Харыка, критика X. Дунеца.

Однако «вплоть до конца 1930-х гг. активно издавалась литература на идиш. В Москве, Киеве, Минске работали еврейские издательства». Но – какая литература? В 30-е годы «подавляющее большинство [произведений] написано стереотипно, в соответствии с незыблемыми принципами «социалистического реализма»[913]. Литература на идише «с 1930 года до июня 1941 года… проходит под знаком сталинизации. Потоки лести Сталину, разлившиеся по лону еврейской поэзии…»[914]. Ицик Фефер «ухитрялся даже казённую пропаганду одушевить лирической нотой. Ему приписывают чудовищные изречения: „ты предал своего отца – это хорошо!“ и „я говорю – Сталин, а думаю, что это солнце“[915]. Большую часть этих писателей, ретиво угождавших Сталину, аресты ждали десятью годами позже. Но некоторых, как сказано выше, такой жребий нашёл уже и сейчас.

Подобно тому, «идеологический пресс официальной коммунистической доктрины для многих еврейских художников и скульпторов означал разрыв, нередко трагический, с национальной традицией». (И чьей культуры тогда в СССР это не коснулось!) Так – и те упомянутые 19 профессиональных театров на идише, и «множество самодеятельных коллективов, студий, кружков»: «подавляющее большинство… еврейских театров уделяло в 1930-х гг. значительное внимание спектаклям-агиткам»[916].

О культуре на иврите, сохранявшей национальные традиции, нечего и говорить: она была уже окончательно изгнана и ушла в подполье.

Что к началу 30-х годов было разгромлено и подполье сионистов – уже написано выше. Уже были переарестованы многие сионисты, но «сионистскую конспирацию» клеили и другим. – Кто помнит (из главы 8) Пинхаса Дашевского? В 1933 арестован как сионист. – Не отличился как сионист, но таким был зачтён в смертном приговоре Пинхас Красный, бывший министр петлюровской Директории, потом вернулся в СССР, расстрелян в 1939. – Вольф Авербух, с юношеских лет поалей-ционовец, уехал в Израиль в 1922, там «сотрудничал в коммунистической прессе». В 1930 – выслан в СССР, а тут арестован[917].

Тогда же «подавляющее большинство полулегальных хедеров и иешив было закрыто». Ещё от поздних 20-х годов происходили то тут, то там аресты хасидского любавичского подполья (Яков-Захария Маскалик, 1937; Авром-Левик Славин, 1939). К концу 1933 «было закрыто 257 синагог, то есть 57% от существовавших в первые годы советской власти… В середине 1930-х гг. закрытие синагог ускорилось». С 1929 «власти стали налагать завышенные налоги на выпечку мацы». В 1937 «Комиссия по вопросам культа при ЦИК СССР запретила всем еврейским религиозным общинам самим выпекать мацу». – В 1937-38 «большинство служителей еврейского религиозного культа были репрессированы. В большинстве сохранившихся синагог не было раввинов»[918]. «В 1938 в московской центральной синагоге открыли „враждебное раввинское гнездо“, арестовали раввинов и ряд прихожан[919]. Раввин Москвы Шмарьягу Медалье был арестован и расстрелян в 1938. (Тогда же арестован и сын его, Мойше Медалье.) В 1937 арестован и раввин Саратова Иосиф Богатин[920].