Двести лет вместе. Часть вторая - Солженицын Александр Исаевич - Страница 29

О некоторых командирах добавляет или поясняет Российская Еврейская энциклопедия. (Тут, может быть, место сказать о ней. Начатая в 1994 году, в новые беззапретные времена, она сделала честный выбор: писать без утайки обо всём – и о том, что нынче не составляет гордости.)

Драбкин-Гусев с 1921 года стал начальником Политуправления и всей Красной армии, потом возглавлял Истпарт, был видной фигурой в Коминтерне, похоронен в кремлёвской стене. – Михаил Гаскович-Лашевич после многих реввоенсоветов командовал Сибирским военным округом, был 1-й зампред Реввоенсовета СССР (но похоронен лишь на Марсовом поле). – Израиль Разгон перебыл и военкомом штаба Петроградского округа (подавлял кронштадтское восстание), потом командовал Бухарской Красной армией (подавление среднеазиатского восстания), был и в штабе Черноморского флота. – Борис Гольдберг – губвоенком Томской области, потом Пермской, потом Приволжского военного округа и командующий Запасной Армией Республики; позже «один из создателей советской гражданской авиации», – Модест Рубинштейн – зампред Военно-Революционного комитета Особой армии, начальник политотдела армейской группы войск. – Борис Иппо – начальник Политуправления Черноморского флота. (Позже переведен в Политуправления Балтийского флота, Туркестанского фронта, начальник Политуправления Среднеазиатского военного округа, затем Кавказской армии.) – Михаил Ланда – начальник политотдела армии, потом зам. нач. Политуправления РККА (потом – начальник Политуправления Белорусского военного округа, потом Сибирского). – Лев Берлин – комиссар волжской военной флотилии (потом – в Политуправлении Крымской армии, потом – Балтийского флота)[346].

А сколько действовало ярких фигур меньшего командного масштаба? Недавний скромный подмастерье в часовой мастерской Свердлова-отца Борис Скундин – в Гражданскую войну развернулся военкомом дивизии, комиссаром штаба армии, политинспектором фронта, наконец – зам. нач. политотдела 1-й Конной армии. – Или Авенир Ханукаев: командир партизанского отряда, в 1919 преданный суду ревтрибунала за бандитизм при захвате Ашхабада, оправдан, и в том же 1919 – политуполномоченный Турккомиссии ВЦИК-СНК по Кашгарии, Бухаре и Хиве. – Моисей Винницкий («Мишка-Япончик»). Ещё с 1905 то в отряде еврейской самообороны, то возглавлял шайку налётчиков, освобождён с каторги Февралём – возглавил еврейскую боевую дружину в Одессе, но и – одесский криминальный мир. В 1919 – в Красной армии командир батальона особого назначения и командир стрелкового полка, «сформированного из анархистов и уголовников». Но и расстрелян (своими). – Не упущен и военком Исай Цалькович: в 1921 при подавлении Кронштадтского восстания он командовал сводной ротой курсантов[347].

Видим и незаурядных женщин в командных должностях: Надежду Островскую, из председательницы Владимирского губкома – до начальника политотдела 10-й армии. – И Ревекку Пластинину – Архангельский губревком, губком, о ней – чуть ниже. – Сюда ли отнести Цецилию Зеликсон-Бобровскую (в юности – швея в Варшаве, в Гражданскую войну – заведующая военным отделом МК РКП?[348] – А ещё же фурия Евгения Бош. И сестра её Елена Розмирович.

Или, вот, привыкли мы, советские, к звучанию: «корпус Червонного казачества». Но то не было казачество, обратившееся к красному сознанию, а бандитское (переодевались для обмана и в форму белых), образованное изо всех наций, до румын и китайцев, с целым латышским кавалерийским полком, с русским командиром Виталием Примаковым, а политотдел корпуса возглавлял И. И. Минц (во 2-й дивизии Исаак Гринберг), начальником штаба – С. Туровский, оперативную часть штаба – А. Шильман, редактор дивизионной газеты – С. Давидсон, адм. отдел штаба – Я. Рубинов[349].

Но взялись перечислять – оглядимся же и по знаменитым верхам Красной армии, неувядающие имена: Владимир Антонов-Овсеенко, Василий Блюхер, Семён Будённый, Клим Ворошилов, Борис Думенко, Павел Дыбенко, Олеко Дундич, Дмитрий Жлоба, Василий Киквидзе, Епифан Ковтюх, Григорий Котовский, Филипп Миронов, Михаил Муравьёв, опять же Виталий Примаков, Иван Сорокин, Семён Тимошенко, Михаил Тухачевский, Иероним Уборевич, Михаил Фрунзе, Василий Чапаев, Ефим Щаденко, Николай Щорс. А пожалуй, обошлись бы они и без евреев?

Да ведь и сотни и тысячи – русских генералов и офицеров, из императорской армии, кто служил в Красной армии большевикам, пусть не в политотделах (туда их не приглашали), но тоже на немалых постах (правда, с комиссаром у затылка, многие – под угрозой расправы с семьями, особенно при военно-тактических неудачах), и принёс им неисчислимую пользу, может быть даже решающий вклад в победу красных. Да «одних офицеров генерального штаба чуть ли не половина осталась у большевиков»[350].

Не упустим и первоначальную, губительную восприимчивость русских крестьян (далеко не всех, конечно) к большевицкой пропаганде. Шульгин отметил без смягчений: «Смерть буржуям» потому так удалась в России, что запах крови пьянит, увы, слишком многих русских; и сатанеют они, как звери»[351].

Однако не занесёмся же и в неоглядную крайность, вроде: «Наиретивейшими стрелками в чрезвычайках… являются вовсе не какие-то «ритуальные евреи», а недавние верные слуги престола, генералы и офицеры»[352]. Стали бы их там терпеть, в ЧК! Туда их приглашали только самих под расстрел. Но что за запальчивость? Те евреи, что служили в ЧК, – конечно были не «какие-то ритуальные», а молодые «идейные», с революционным мусором в голове. Да, наверное, и не стрелками они служили по большей части – а следователями.

Созданная в конце 1917, ЧК мгновенно налилась силой и уже с начала 1918 наводила смертный ужас на всё население. Вот эта Чрезвычайка и начала Красный Террор, начала задолго до официального объявления 5 сентября 1918: начала от момента своего создания в декабре 1917 и продолжала много позже конца Гражданской войны. Уже в январе 1918 действовала «смертная казнь на месте без суда и разбирательства». Дальше пошёл захват сотен, потом и тысяч ни в чём не повинных заложников, массовые ночные расстрелы их или утопление целыми баржами. Историк С. П. Мельгунов, сам посидевший под топором в тюрьмах ЧК, незабываемо отразил всю эпопею Красного Террора в своей знаменитой книге. «Не было города, не было волости, где не появлялись бы отделения всесильной всероссийской Чрезвычайной Комиссии, которая отныне становится основным нервом государственного управления и поглощает собой последние остатки права»; «не было места [в РСФСР], где бы не происходили расстрелы»; «одним словесным распоряжением одного человека [Дзержинского] обрекались на немедленную смерть многие тысячи людей». А и в случае разбирательства – открыто предписывалось (М. Лацис в бюллетене «Красный Террор» от 1 ноября и в «Правде» от 25 декабря 1918): «Не ищите на следствии материала и доказательства того, что обвиняемый действовал деломили словом против советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, – к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого». Мельгунов отмечает: «Лацис отнюдь не был оригинален, копируя лишь слова Робеспьера в Конвенте… о массовом терроре: „чтобы казнить врагов отечества, достаточно установлять их личность. Требуется не наказание, а уничтожение их“. Установки центра подхватываются „Еженедельниками ВЧК“ по всей России, Мельгунов много цитирует их: „В Киеве печатается „Красный меч“… читаем в статье редактора Льва Крайняго: „Для нас нет и не может быть старых устоев морали и гуманности, выдуманных буржуазией“… «Объявленный красный террор, – вторит ему тут же некто Шварц, – нужно проводить по-пролетарски… Если для утверждения пролетарской диктатуры во всём мире нам необходимо уничтожить всех слуг царизма и капитала, то мы перед этим не остановимся“[353].