Жуков. Портрет на фоне эпохи - Отхмезури Лаша - Страница 7

В действительности в этом рассказе об обучении ложно все или почти все. На самом деле дядюшка-«палач» всегда ставил племянника в выгодные условия. После всего двух лет учения он перевел Георгия в магазин – привилегированное место, где юноше не приходилось зависеть от мастера. Через два года он взял его с собой в качестве экспедитора на крупную Нижегородскую ярмарку, а затем на Урюпинскую, хотя должен был бы взять наиболее опытного своего приказчика. Георгий признаёт, что в тот год «у меня в подчинении было три мальчика-ученика». По воскресеньям вся семья Пилихиных, включая их стрелковского племянника и кузена, ходила в кремлевский Успенский собор слушать тамошний хор. В 1911 году, в возрасте 15 лет, Георгий стал развозить меха по Москве – новое повышение,  – а рабочие стали уважительно называть его Георгием Константиновичем – верный знак того, что на него смотрели как на члена семьи хозяина.

В своих мемуарах младший из Пилихиных, Михаил, вспоминает веселую семью, ухоженных детей, дружбу между двоюродными братьями и уличает своего знаменитого кузена-мемуариста в неправде. Он рассказывает, что Егора не за что было наказывать, потому что он был исполнителен, скорее тот находился в мастерской в привилегированном положении. Каждый год мастера уезжали на Рождество к себе в деревни на две недели и на два месяца летом, чтобы помогать в сельскохозяйственных работах, и Георгий Константинович тоже[21]. Многие предприятия считались с этими привычками своих работников и на данный период прекращали работу. «В 1911 году отец взял меня из школы на свое предприятие в ученики на четыре года на тех же условиях, как и других учеников,  – продолжает Михаил Михайлович,  – Георгий Жуков взял надо мной шефство. […] Георгий был иногда довольно требователен и подчас не терпел возражений. […] Бывало, покрикивал на меня, и даже иногда я получал от него подзатыльник. […] Егор спал на полатях с братом Александром, ел вместе со всеми за одним столом, и доставалось нам всем от отца одинаково»[22]. По воспоминаниям сестры Михаила и Саши, Анны, Георгий называл ее отца дядя Миша.

Есть и другие факты, опровергающие легенду о несчастном и забитом ребенке-рабочем. В 1912 году дядя Миша по случаю окончания срока ученичества подарил племяннику целый гардероб: два пальто, костюм-тройку, ботинки, белье и некоторую сумму денег. Он нанял его на работу и положил очень неплохое жалованье: 25 рублей в месяц (18, утверждает Жуков в «Воспоминаниях»). Сравним это с 90 рублями, которые отец Жукова зарабатывал трудом деревенского сапожника за год. Дядя предложил юноше остаться у него «на полном пансионе», но Георгий, сначала согласившись, потом все-таки выбрал независимость. Предположительно, в начале 1913 года он поселился в буржуазном доме на пересечении Тверской и Охотного Ряда, в самом шикарном районе Москвы. За 3 рубля в месяц он снимал койку у вдовы Малышевой. Отдельная кровать! Настоящая роскошь в городе, страдающем от острого жилищного кризиса, когда большинство рабочих спят на деревянных нарах в бараках, не имея иного постельного белья, кроме собственного грязного пальто.

Есть фотография, сделанная в том же году, где Георгий с его учеником и двумя кузенами, Михаилом и Сашей. Георгий сидит в кресле, спина прямая, взгляд излучает уверенность и властность. На ногах сверкающие лаком штиблеты, прекрасно отутюженная складка на брюках, безукоризненно натянутые гетры. Как и на его двоюродных братьях, на нем костюм-тройка (подарок дяди), сорочка с крахмальным воротничком, галстук. Прическа «на польский манер», то есть с косым пробором и с ниспадающей на лоб челкой, контрастирует с прической ученика – традиционной, мужицкой, с пробором посередине. Будущий маршал Красной армии выглядит как представитель в значительной степени обуржуазившейся московской рабочей аристократии. По одежде и внешнему виду трудно понять, кто из изображенных на снимке молодых людей сын, а кто племянник хозяина. Если бы не война 1914 года, Жуков наверняка стал бы меховщиком, хозяином собственного дела. С его энергий и умом, да при помощи дяди, он непременно добился бы успеха. Он стал бы таким же грубым и требовательным хозяином для своих рабочих, каким грубым и требовательным командиром стал для солдат.

На другом снимке[23], датируемом 1913 или 1914 годом, запечатлены все Пилихины, снявшиеся в ателье фотографа, на фоне драпировок и зеленых растений. Отец, лысый и бородатый, сидит, весело улыбаясь. Его супруга с суровым лицом стоит напряженная, одетая в платье с бархатной отделкой. По бокам родителей и их четверых детей стоят двое слуг. Георгий Константинович, при галстуке, в костюме, держит за руку свою двоюродную сестру Анну. Его двоюродный брат Александр стоит немного в стороне, в непринужденной позе, с немного презрительным выражением лица. Эта фотография, еще ярче, чем предыдущая, подтверждает: Жуков – полноправный член семьи Пилихиных.

В 1912 году произошло событие, о котором не упомянуто в «Воспоминаниях», но которое не могло не наложить своего отпечатка на молодого человека. Его мать, которую он очень любил, тяжело заболела. Она приехала в Москву к брату. По воспоминаниям Михаила Пилихина, его отец на целый месяц оставил ее в своем доме и оплатил операцию, спасшую ей жизнь. Летом Георгий получил разрешение проводить Устинью в Стрелковку. И это называется плохим обращением? Можно предположить, что данный эпизод не вошел в мемуары маршала, потому что не вписывался в созданный в них образ хозяина, каким он должен был быть в советском литературном произведении. Добавим, что Михаил, младший из двоюродных братьев Жукова, должен был по меньшей мере обидеться за портрет своего отца, представленный советским читателям. Очевидно, он высказал Георгию свое мнение об этом, когда тот в 1969 году, после выхода «Воспоминаний», пригласил его доживать свой век вместе с ним. Родственники виделись каждый день, вместе охотились и рыбачили – дополнительное свидетельство привязанности Жукова к Пилихиным. Добавим, что однажды, ради того, чтобы помочь Пилихиным, Жуков совершил поступок, который мог стоить ему карьеры, если не большего. Стал бы он это делать, если бы дядя и тетя действительно дурно с ним обращались? В 1930 году, в период коллективизации, власти Черной Грязи конфисковали у Ольги Гавриловны, вдовы дяди Михаила, дом, переселив ее с семьей во флигель. Жуков, бывший в тот момент командиром полка, написал письмо местным коммунистам с просьбой не зачислять гражданку Пилихину в категорию кулаков, что означало для нее гражданскую смерть. Жуков знал, что письмо попадет в органы госбезопасности и навсегда ляжет в заведенное на него досье. Очевидно, письмо красного командира произвело впечатление на большевиков Черной Грязи, и те вернули дом, но не скот. В 1934 году, после смерти Ольги, семья Пилихиных все-таки была изгнана из своего дома, и в этот раз Жуков ничем не смог помочь.

Суровый юноша в суровом мире

В воспоминаниях Пилихина, как и в описаниях военной биографии Жукова, образ молодого Георгия предстает не таким, каким маршал описывает себя в своих мемуарах: трудолюбивым, спокойным юношей, интересующимся политическими вопросами. Анна, двоюродная сестра Георгия, вспоминает о нем как о драчуне с горячей головой, не любившем разглагольствовать и отвечавшем ударом на удар. В этом нет ничего удивительного. Русский крестьянин известен – и внушает страх – своей склонностью к насилию и равнодушием к человеческой жизни, то есть тем, в чем будут упрекать полководца Жукова. В статье о русском мужике, вышедшей в Берлине в 1922 году, Горький так описывает свой ужас перед русским насилием: «Я думаю, что русскому народу исключительно – так же исключительно, как англичанину чувство юмора,  – свойственно чувство особенной жестокости, хладнокровной и как бы испытывающей пределы человеческого терпения к боли… В русской жестокости чувствуется дьявольская изощренность, в ней есть нечто тонкое, изысканное. […] Думаю, что нигде не бьют женщин так безжалостно и страшно, как в русской деревне. […] Детей бьют тоже очень усердно. […] Вообще в России очень любят бить, все равно – кого. „Народная“ мудрость считает битого человека весьма ценным: „За битого двух небитых дают, да и то не берут“»[24].