религии» Шлейермахера и, также как и «Речи», обращена к «образованным людям, её презирающим». Впервые в истории литературы Тик переосмысляет суть легенды

в духе житийной традиции, вводя в заглавие драмы слова «жизнь» и «смерть». Во

многом благодаря влиянию Кальдерона и его аутос, он по-новому драматизирует

народную книгу, применяя для этого «схему мистериальной драмы, возрождающей

структуру средневековых мистерий и моралите». В роли Пролога в «Геновеве»

выступает святой Бонифаций (672/673-754), один из первых миссионеров среди

германских язычников, принявший мученическую смерть. Слова святого

Бонифация подчеркивают дистанцию между образом романтического,

идеализированного Средневековья и бездуховного настоящего:

O la?t den harten Sinn sich gern erweichen,

Da? ihr die Kunde aus der alten Zeit,

Als noch die Tugend galt, die Religion,

Der Eifer fur das Hochste, gerne duldet. [8, 4]

(О, смягчите суровый нрав,

Чтобы вы могли с удовольствием

Услышать весть из древних времён,

Когда ещё была добродетель, религия, стремление к высшему.)

В основе трагедии «Жизнь и смерть святой Геновевы» лежит мифологический

сюжет, имеющий глубокие корни в немецком культурном сознании. Выбор именно

мифа как сюжетной основы для драмы, воскрешающей дух сказочного

Средневековья, неслучаен. Мифологии, по мнению романтиков, свойственно

«смешение истории, устных сказаний, символичности и произвольно добавленного

поэтического вымысла», т.е., миф не только является свидетелем древних времён и

образцом народного поэтического творчества, но и ключом к символическому

пониманию бытия. Такое понимание мифа можно рассматривать как развитие

мысли И. Г. Гердера о необходимости обращения к национальным первоистокам с

целью вернуть языку утраченную поэтическую мощь. Мифу, по мнению Ф.

Шлегеля, свойственна поэтическая универсальность. В стремлении к такому же

уровню содержательности текста, романтики прибегают к переосмыслению мифов

уже известных.

За "Геновевой" Тика, фактически явившейся образцом нового жанра, последовали

многочисленные романтические драмы фон Арнима, Брентано, Вернера и т.д.

Старинный сюжет, взятый в "архаически-наивной цельности и мифологичности

народного мировоззрения" и положенный в основу романтической драмы, оказывается вписанным в структуру универсального повествования. Частная

история пфальцграфини разворачивается на фоне событий всемирного масштаба, игры противоборствующих сил хаоса и порядка, а трагедия «Жизнь и смерть святой

Геновевы», таким образом, является актом сотворения нового мифа.

Благодаря «Геновеве» имя Тика стало ассоциироваться с католическими

тенденциями в современной ему литературе. Например, известная анонимная

карикатура 1803 г. «Попытка попасть на Парнас» (Versuch auf den Parna? zu gelangen) в журнале «Ansichten der Literatur und Kunst unsres Zeitalters» изображает

Тика всадником на огромном Коте в сапогах. Тик держит в руке поднятый в

благословляющем жесте крест, напоминая скачущего во главе войска рыцаря-

крестоносца. Таким образом, в карикатуре обыгрываются ассоциации с двумя его

самыми популярными пьесами - трагедией и комедией: «Жизнью и смертью святой

Геновевы» и «Котом в сапогах» (Der gestiefelte Kater, 1797).

«Геновева» привлекла к Тику всеобщее внимание и была в целом высоко оценена.

Шиллер понимает её как своеобразный результат творчества Тика вообще:

«Геновеву» стоит оценивать как произведение становящегося гения, однако только

как ступень; потому что она совершенно неоформленна и полна пустых слов, как и

все его вещи. – Жаль этого талантливого человека, который так много уже

потрудился над собой и полагает, что так много уже сделал; больше я не жду от

него ничего законченного».

Пародирование и травестирование «Геновевы» в комплексе, образуемом драмами о

Геновеве и Красной Шапочке, происходит как на тематическом, так и формальном

уровне. Как ясно уже из заглавия, «трагедия» о Красной Шапочке пародирует и

даже травестирует трагедию о святой Геновеве. Внутри это комплекс действует, как

будет показано ниже, единая система координат

Наравне с книгой о Геновеве, сказка о Красной Шапочке обладает выраженной

дидактической направленностью. Мораль сказки Шарля Перро была обращена к

юным девушкам и содержала в себе предостережение против мужского коварства, представляющего угрозу для девичьей невинности. Таким образом, сюжеты обеих

пьес оказываются парадоксальным образом схожи: они построены вокруг

«трагической» судьбы героини, которая испытывает искушение, становится

жертвой мужского обмана и погибает. Однако, в то время как трагедия «Жизнь и

смерть святой Геновевы» повествует о действительном мученичестве, «трагедия» о

Красной Шапочке лишь уподобляется ей, представляя собой пародийно

трансформированный сюжет.

Основой трагического конфликта является тот факт, что героини обеих драм –

жертвы злого умысла. Пфальцграфиню Геновеву безуспешно пытаются соблазнить, а затем подвергают мучениям. Самоуверенная Красная Шапочка игнорирует

предостережения о волке и находится в лесу безо всякой защиты, в результате чего

оказывается орудием мести в лапах Волка («Карла Моора животного мира», по

меткому замечанию Ф. Гундольфа), мечтающего отомстить отцу Красной Шапочки

за оскорбление его возлюбленной, волчицы, и собственное изгнание.

Как видно, обе героини подвергаются искушению, однако реагируют на него по-

разному. Стойкость пфальцграфини объясняется её верой: она по-христиански

смиряется со всеми невзгодами, не пытаясь изменить ситуацию. Она удостаивается

благочестивой смерти, и в заключительном сонете трагедии святой Бонифаций

восклицает «Ora pro nobis, sancta Genoveva!» («Молись о нас, святая Геновева!»), утверждая тем самым восприятие пфальцграфини как святой.

В то время как Геновева подчёркнуто пассивна и набожна, Красная Шапочка, напротив, проявляет удивительную для семилетней девочки решительность и не

отличается богобоязненностью. В целом, Красная Шапочка Тика далека от

идеализированного романтического образа ребёнка. Она размышляет и ведёт себя

как взрослая: у неё есть своё мнение о большинстве аспектов «взрослой» жизни, включая даже брак. В сценах, где она сталкивается со взрослыми, она ведёт себя

сдержанно и холодно: охотник, который шутливо просит её поцелуя, и крестьяне, которые предостерегают её от нападок волка, заслуживают циничные высказывания

в свой адрес. Её реплики в сцене, где она находится в гостях у Бабушки, и, следовательно, вынуждена вести себя как примерная маленькая девочка, выглядят