Урод - Соловьев Константин - Страница 14

— Они боятся, что на них падет страшное проклятие?

— Что-то в этом роде. Ты же знаешь дурную привычку старых ворожеев проклинать весь род обидчика. Разумеется, и Риаен, и Орвин умеют держать себя в руках и скорее всего не покажут виду, но я тебе скажу — они сильно обеспокоены.

— Лат, я видел этого старика. Он ворожей не больше, чем ты, я или Армад. Просто спятивший алхимик, ютящийся в трущобах.

— И имеющий право на раба и эскерт? — поинтересовался Лат, и Крэйн с раздражением понял, что его предположение относительно шпионов частично подтвердилось. — Это кажется мне странным.

— Его род нашли? — быстро спросил Крэйн.

— Нет, — неохотно признал Лат. — Я приказал проверить узор на его эскерте, два желтых шнура и четыре красных. Впустую — никто не знает, откуда он взялся в городе. Рисунок явно не местный, такого узора нет ни у одного рода из Алдиона, да и, полагаю, такого не сыщется в ближайших городах, опросить того, кто принес в трактир весть о ворожее, я все равно не могу — после того Урта он словно растворился под землей. Думаю, ревностный защитник рода Алдион благополучно пал смертью храбрых в пьяной драке у одного из трактиров и сейчас останки его растворяются в ывар-тэс.

— Наверное. Надеюсь, хоть тебя я убежу в том, что старик был никакой не ворожей. Обычный полоумный, может, попивал тайлеб... Хотя нет, на тайлеб-ха не похоже, я его рассмотрел... Просто спятивший алхимик. Он не читал заклинаний и не прикасался ко мне окровавленной рукой. Даже ворожейского жезла — и того не было.

— Это ни о чем не говорит. Проклятия не всегда читаются в полдень Урта на ывар-тэс, после кровавых жертв и вызывания Бейра.

— Я похож на проклятого? — с улыбкой спросил Крэйн. Лат прищурился и тоже не смог сдержать улыбку.

— Нет, не похож. Но все равно, подумай и...

Их разговор неожиданно прервали. В зал торопливо вошел Калиас. Следы на его лице побагровели и бросались в глаза еще больше. Нос разбит, губы стали бесформенными, как куски мяса, на скуле — длинная кровоточащая ссадина. Крэйну не понравилось, что дружинник сразу опустил глаза, словно боялся чего-то.

— Что? — резко спросил он. — Я же сказал ждать за дверью!

— Мой шэл, вас вызывают. — Калиас сделал такой жест, словно хотел развести руками, но касс и эскерт помешали ему. — Мне приказали...

— Кто?

— Риаен, шаббэл Алдион. Она просила найти вас и передать, что она надеется вас увидеть в ближайшее же время.

— В ближайшее время... — Крэйн бросил дубинку на пол. — Что ж, не смею заставлять почтенную шаббэл ждать.

— К чему бы это? — Лат обеспокоенно взглянул на брата. — Насколько я знаю, она не планировала что-либо обсуждать с тобой. Хочешь, я пойду тоже?

— Нет, оставайся. К чему? Я узнаю сам.

— Осторожнее, Крэйн. Не вздумай ввязываться в ссору с Орвином.

— Постараюсь. Но если он думает, что я опущусь перед тор-шэлом на колени и стану просить его милостивого прощения, его ждет серьезное разочарование.

— Ты понимаешь, о чем я. — Лат положил ему руку на спину и привлек к себе, прижав к широкой крепкой груди. — Что бы ни случилось, не провоцируй его. Он достаточно умен и, что еще хуже, злопамятен. Если ему удастся навязать тебе открытую ссору — это может закончиться чем угодно. Дружина Орвина — шесть десятков эскертов.

— Я знаю. Не бойся, Лат, я не собираюсь бросать ему вызов.

— Хорошо.

Лат отпустил его и, ни разу не обернувшись, молча вышел, оставив дубинку. Крэйн некоторое время смотрел ему вслед, забыв про ждущего рядом Калиаса.

— Что ж, посмотрим, — пробормотал он. — Что-то подсказывает мне, что если я не пойду, то пропущу много интересного.

В покои Риаен Крэйн вошел один, оставив Калиаса снаружи. Зал, который шаббэл отвела для приема, был невелик, совсем небольшая комната на верхнем этаже тор-склета, даже зал для тренировок занимал куда больше места. Риаен терпеть не могла большие открытые пространства, она любила говорить, что в необъятных покоях выгоднее пасти шууев, чем принимать посетителей. Обстановкой, как и в остальных покоях, она занималась лично, и из-за этого помещение казалось больше, чем было на самом деле.

Деревянные стены задрапированы дорогой тканью цвета зенита Урта, ниспадающей эффектными складками, повсюду небольшие столики и красивые изогнутые стулья. Здесь был естественный свет—лучи Эно проникали через большие окна в крыше и воздух был куда свежее. Стульев было много, и Крэйн в очередной раз подумал, что его мачеха здесь исходила больше из эстетических соображений, чем из реальной необходимости — она не любила принимать посетителей, с готовностью перекладывая эту обязанность на Орвина, как не любила и устраивать приемы. С возрастом Риаен окончательно утратила тягу к государственным делам и, даже если требовалось сообщить пасынкам нечто официальное, предпочитала делать это в естественной и непринужденной манере. Тем необычнее был этот утренний вызов.

— Моя шаббэл, — Крэйн приложил руку к груди и коротко поклонился, мельком отметив, что Риаен подняла на него глаза, — я пришел.

Он намеренно опустил традиционную форму приветствия, принятую при обращении к главе рода, чтобы сразу увидеть ее реакцию, но шаббэл лишь коротко махнула рукой, и в этом жесте ему почудилась усталость. Она восседала на возвышении, в большом коричневом троне из панциря хегга, который раньше занимал Киран, и казалась крошечной на фоне этого уродливого древнего сооружения с выпирающими хитиновыми шипами. Крэйн ничуть не удивился, увидев рядом Орвина.

Между матерью и сыном не было сходства, но вместе они составляли цельную и естественную картину, словно дополняя друг друга. Несмотря на то, что Орвин не имел ни капли крови Кирана, его сходство с покойным шэдом было необычайно заметным — то же резко очерченное лицо, застывшее выражении величественной отстраненности, выступающие вперед надбровные дуги, острый выступ подбородка, кажущийся причудливым изогнутым продолжением скул. От матери у него были разве что глаза — всегда широко открытые, о медлительные, словно сонные. Взгляд их всегда казался безучастным, вялым, но мог быть необычайно твердым, если требовалось.