Чистильщик - Соловьев Дмитрий - Страница 3

Через минуту он уже влезал в фольксвагеновский микроавтобус опергруппы. С ворчливым «а, мать твою…» шофер Лео вывернул «фолькс» на Литейный, навстречу летящему рою влажных белых хлопьев.

Осознав, что снова живой, Он не обрадовался. Предстояло снова пройти через боль, чтобы удалиться в блаженное небытие. Существовать живым было тяжело и тошно. Умирать тоже не хотелось – муторно и больно. Хотелось просто не существовать, погрузиться в Ничто и Нигде без промежуточных этапов.

Но то, что вернуло его к жизни, – а Он знал, что оно безлико, всеобъемлюще и могуче, – подверглось опасности. И оно не могло разрушать намеренно – этой функции оно было лишено. Оно могло только создавать. Посему оно создало Его – посредника между собой и той опасностью. И Он должен был ликвидировать источник опасности и, снова умерев, перейти в небытие.

Он встал и огляделся. Вокруг Него шумел лес, роняя с деревьев остатки пожелтелой листвы. Откуда-то из глубин вновь воссозданной памяти всплыло слово «осень». Он повторил его несколько раз тяжело ворочающимся языком, пробуя на вкус и не осознавая смысла. Потом понял, что это слово означало наблюдаемое Им состояние природы.

Постепенно память Его окончательно восстановилась, словно с нее сдернули тонкую кисейную занавесь, и слова, которые казались знакомыми, но трудноосмысливаемыми, вновь стали близки и понятны.

– Забавно, – охарактеризовал Он свое состояние.

Но это была привычная фраза из прошлого бытия. Он не испытывал никаких эмоций. Он лишь твердо знал, что ему нужно сделать, – и не более.

Он почувствовал, что замерз. Осторожно ступая босыми ногами и похлопывая ладонями по обнаженному телу, Он направился прямо, зная откуда-то, что поблизости находится заброшенный домишко, где Он найдет одежду. Он не спрашивал себя – откуда все эти знания. Он просто знал, что должен пройти 1560 шагов до места, где находится первый waypoint, как для удобства окрестил Он эти промежуточные пункты – это опять же было слово из прошлого.

Войдя в домишко, Он нашел одежду, сложенную аккуратной стопкой. Облачившись в нее, Он обшарил карманы. В них он обнаружил пятьдесят тысяч рублей, часы, зажигалку, ключи и два листка. Первый – с адресом: «Лиговскии проспект, 29, кв. 41», Он спрятал во внутренний карман плаща, а второй – с краткой пометкой: «Моск. вокз. яч. 871 К917» – Он сжег, предварительно дважды пробежав его глазами.

Через сорок пять минут пассажиры электрички с некоторым удивлением глядели на высокого молодого человека, одетого не по сезону в топкий длинный плащ и какую-то мятую шляпчонку, выбежавшего из леса, одним махом взлетевшего на заснеженную платформу и вбежавшего в тамбур уже на предупреждении «Осторожно, двери закрываются». Благодаря опущенным полям шляпы и поднятому воротнику плаща его никто не разглядел.

Второй и третий waypoint Он прошел точно по графику, накрепко впечатанному в память при возрождении. Доехал до Города, забрал из камеры хранения на Московском плоский продолговатый ящик.

Запомнив адрес, он спалил оставшийся листок и выбросил зажигалку в щель канализационного люка. Доехал до места, купил в ближайшей булочной полбуханки хлеба. Поднялся па шестой этаж, отпер дверь сорок первой квартиры.

Тишина и темнота. Он зажег свет на кухне и в маленькой комнате. Положил ящик на койку, застланную по-солдатски, и вошел в кухню. Открыл холодильник – две банки импортной тушенки и два литровых пакета молока. Так же размеренно, как и все, что Он делал, вспорол одну банку, методично сжевал ее содержимое, закусывая хлебом и запивая молоком. После чего потушил везде свет и улегся на постель, сунув ящик под койку.

Ночью Он то ли спал, то ли впал в какое-то оцепенение – неизвестно. По крайней мере снов Он не видел, и ночь пролетела для Него незаметно.

Утром Он встал в девять ноль-ноль. Снова механически поел и вернулся в комнату, предварительно отправив пустые банки, пакеты и крошки в мусоропровод. Сев в молитвенной позе на коврике у койки, Он открыл ящик. Недолго позвякав металлическими деталями, сноровисто собрал новенький АKC-74. Бережно положив его на койку, Он снарядил патронами десять магазинов, скрепленные «валетом». Закончив все эти дела, Он поглядел на часы – десять тридцать.

Следующий час он просидел неподвижно, как истукан, глядя на снежную круговерть за окном. В двенадцать тридцать Он накинул ремень автомата на плечо, надел сверху плащ, на пояс под плащ повесил сумку с четырьмя магазинами, оставшиеся магазины рассовал по карманам. После этого взял ящик и вышел из квартиры. Закрыв за собой дверь, он положил ключи в ящик, а ящик отправил в контейнер ближайшей помойки. Ему предстояло пройти пешком почти через весь Город, чтобы достигнуть waypoint'a № 5, так как с автоматом под полой плаща ехать в транспорте не стоило.

Какими улицами и где Он шел – неизвестно. Известно лишь то, что в пятнадцать пятьдесят некий молодой человек открыл беспорядочный огонь по прохожим в одном из окраинных жилмассивов.

Он стрелял, вжимая спусковой крючок в рукоять. Целей Он не выбирал. Ну, почти не выбирал. И меньше всего Его тревожила патрульная милицейская машина. Лишь когда тупые пээмовские девятимиллиметровые пули рванули его тело, Он слегка развернул ствол автомата в ее сторону, словно рукой отмахнулся.

Когда к милиционерам подоспела помощь, Ему пришлось отвлечься на вновь прибывших. Ибо это были профессионалы. Они знали наиболее уязвимые области поражения Его тела. И пули с отвратительным чмоканьем впивались в Него.

Несколько пуль ударили Ему в голову над левым ухом. Он покачнулся, повернул голову и увидел невысокого плотного мужчину в черной униформе. Тот стоял, почти не скрываясь, и бил короткими очередями из небольшого пистолета-пулемета.

Выщелкнув пустую спарку магазинов, Он всадил в автомат новую. Мужчина заторопился и выпустил оставшиеся и магазине патроны одной длинной очередью. Пули ударили Его в горло и грудь. Но Он передернул затвор и медленно начал поднимать оружие, не обращая внимания на остальных. Он почему-то ощутил исходящую от этого мужчины опасность. Не для себя, вообще. И в частности, – для того, что послало Его.