Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Вера в сказке про любовь (СИ) - Чепенко Евгения - Страница 31


31
Изменить размер шрифта:

— Куда едем?

Это был новый вопрос, на который водитель ждал ответ. И кроме меня ответить было некому. Помощь пришла, откуда не ждали, — от Артема:

— Домой.

— Только сначала за пиццей заедем. Есть охота, — категорично рассудил водитель.

— Пицца, — подтвердил отпрыск водителя.

Вот оно, главное мужское правило! Война войной, а обед по расписанию. Пофиг мне этот постулат забыть не дал, большое ему кошачье спасибо. Иначе сейчас бы не смогла быстро переключиться с Тёмычевой головы на такую банальную вещь, как еда.

— Пицца, — пожала плечами я и пристегнулась.

Два с половиной часа, что были потрачены на маленькое семейное происшествие, пошли впрок дорожной карте Питера. Теперь мы ехали по городским улицам, а не красиво стояли. Ехали втроем. И что примечательно, мне это нравилось. Конечно, утраченное свидание немного отдавалось печалью, но втроем было то ли интереснее, то ли привычнее, то ли полноценнее. Я и сама толком не поняла свои ощущения.

— А врачи?

Помирать, так с музыкой. Наглеть, так по полной.

Я совершенно нормально приму, если он меня сейчас высадит и вообще больше близко ни к себе, ни к сыну не подпустит. Тёмыч для него — святое. Это я уяснила хорошо.

— А что врачи? Невролог простыню выписывает такую, что волосы дыбом. Причем каждый свою. Пока их было трое, и три разных назначения. Он у меня без печени останется, если все это пить будет. При этом Тём с ними не разговаривает. У дефектолога бумажку какую-то важную порвал, причем нарочно. В саду логопед с ним занимается. Если верить ее словам, то все у них отлично складывается. Я поначалу порадовался, теперь уже нет.

— Нет?

— А результата нет.

Я оглянулась. Тём планомерно отрывал розам лепестки и бросал на пол. Делал он это очень увлеченно, очень сосредоточенно и откровенно наслаждался процессом. Точно как с салфетками. Юный разрушитель. Я дотянулась и осторожно свистнула из выпотрошенного букета одну уцелевшую розочку.

— Тём! — привлеченный моими телодвижениями, Свет тоже обернулся и узрел безобразие. Голос был раздосадованный, немного отчаянный, а лицо виноватое — мне понравилось. На букет-то было наплевать, а вот это так непроизвольно теплом по душе прошло, аж дыхание сбилось.

— Да, они все равно завянут, — махнула я рукой и с улыбкой перевела взгляд на цветок на своих коленях. — А эту сохраню.

— Зачем? — растерялся Свет.

— А мне первый раз за долгое время подарили то, что я на самом деле люблю.

Что я говорила про правду бессмысленную и беспощадную? Это снова была она.

Мой собеседник засмеялся.

— Могла бы так красиво сказать, что сохранишь, потому что подарок от меня, такого замечательного и бесценного.

— Да? — почти правдоподобное удивление изобразила.

— Нет?

— Чего? — ушла в тупик я.

— Пицца! — радостно крикнул Артем.

— Две! — так же радостно дополнил его папа.

Я застонала и закрыла лицо руками.

— Ну-ну, — успокаивающе погладил меня по спине Свет. — Ты привыкнешь.

Теперь дара речи вообще лишилась.

Привыкну?! В каком смысле привыкну?

Это как-то неосмотрительно долгосрочно прозвучало. Разве нет? Или он просто по ситуации пошутил, а я ищу скрытый смысл там, где его нет? Черт бы побрал женскую склонность замечать все то, что замечать не надо!

— Пиццерия. Пошли выбирать?

Вот так я снова оказалась в Пандоре, в знакомой квартире, на знакомой кухне. Сидела и заворожено наблюдала, как Артём ест бровями. Нет. Серьезно! Мало того, что он рот открывал так, что туда помещалось полкуска сразу, так он еще и брови при этом вверх поднимал. А потом жевал в том же духе: брови вверх вниз ходят. В прошлые разы ни с конфетами, ни с печеньем разноцветным так не было. То ли я мелких редко видела, то ли оригинал попался. Умял оригинал куска четыре, не меньше. Запил чаем, руки об скатерть вытер, сказал «спать» и уверенно пошел на выход.

— Я сейчас, — сорвался следом Свет. При этом он сам еще не поел, на ходу откусил побольше, руки быстро помыл и убежал. У меня нежность в душе шевельнулась. А это уже совсем плохой признак. Это уже «на себя возьму все грехи твои, обретешь покой на моей груди». Это полный провал, Штирлиц!

От переживаний вкус еды совсем потерялся. Сидеть и ждать было выше моих сил, нужно было чем-то себя занять, поэтому я сделала первое, что в голову пришло, — посуду помыла. Я — женщина, мне простительно в отчаянные моменты быть странной. В итоге, тарелка, нож и два несчастных стакана нервы не успокоили, зато нервы хозяина вывели на одну ступень с моими. Он, когда пришел и объял взглядом произошедшее безобразие, такое лицо сделал виноватое, что у меня снова нежность шевельнулась.

«Обретешь покой на моей груди, и святой слезой излечу от ран».

Организм требовал спасения и текилы. Много текилы.

— Спать лег?

Я сидела на краешке стула и кусала нижнюю губу, пытаясь придумать, как себя вести дальше.

— Лег, — кивнул Пересвет. Он сидел напротив и внимательно меня изучал.

Хотела сказать, что помню о привычке Тёма не засыпать сразу, но быстро язык прикусила. Прозвучит так, словно я поскорее наедине хочу остаться, а я совсем не хотела. Точнее не то, чтобы не хотела, хотела, только страшно… Дожила, малахольная, сама про себя перед собой оправдываюсь.

— Хочешь вина?

— А ты? — зачем спросила, сама не поняла.

Свет опустил голову и засмеялся, потом исподлобья на меня взглянул по-мальчишески так, озорно. Я неосознанно залюбовалась, потом спохватилась. Точно малахольная! А с чего взяла, что мне не пора? У него у ребенка стресс такой был. Поздравляю, Верочка, ты — тормоз. Ноги в руки и домой.

Я резко поднялась:

— Пойду.

Теперь лицо Пересвета выражало недоумение:

— Куда?

— Д-домой, — я заикнулась и неуверенно показала рукой в сторону многоэтажки напротив.

— А я? — недоумение прошло, теперь он смотрел на меня внимательно, серьезно, мягко.

Рот я открыла, что сказать не придумала, закрыла, пошевелиться тоже не смогла. Уставилась только на него перепугано и все. Сам виноват. Откуда я знаю, как на твои вопросы отвечать? Я вообще с тобой, плохой мальчик, ничего не знаю и ничего не понимаю.

Словно сквозь дрему наблюдала, как он быстро поднялся, приблизился и поцеловал. Вот просто так склонился и поцеловал, не обнимая, не глядя перед этим в глаза и не касаясь даже рукой. Вроде бы ничего особенного, просто губ коснулся легко и тут же отстранился, но все равно, предупреждать же надо! Я сам факт-то отметила, а осознать не успела, так что как смотрела на него испуганно, так и продолжила, если не больше.

— А так останешься? — и ни тени улыбки на лице. Наоборот, глаза темные от чуть расширившихся зрачков, взгляд пристальный напряженный.

Я снова не нашлась что ответить, только плечом неопределенно повела и губу нижнюю грызть начала. Свет поднял руку и осторожно большим пальцем провел по ней.

— Не делай так.

Вот теперь точно в обморок грохнусь. По крайней мере, тело одолела самая настоящая слабость, а голова напрочь отказалась соображать. Ни мыслить, ни говорить, ни шевелиться.

От нижней губы он перешел к верхней, потом точно так же осторожно провел до левого виска и спустился на шею. Взгляд его при этом неотрывно путешествовал вслед за пальцем. Казалось, нет ничего важнее в мире, чем то, что он видит в данный момент.

Второй поцелуй отличался от первого и был таким же, как предшествовавшая ему ласка. Осторожный, нежный, тягучий. Этим поцелуем Свет не настаивал ни на чем. Я чувствовала лишь его губы и дыхание глубокое, иногда замирающее. У меня самой кровь в ушах шумела, а сердце колотилось так, что он не мог не заметить. Уже обе его руки мягко удерживали мое лицо. Было так восхитительно ощущать тепло его ладоней, не сопротивляться этому теплу, вбирать в себя. Свет вдруг немного отстранился. Не больше миллиметра разделяло наши губы, когда он прошептал:

— Ты всегда так пахнешь?

— Как? — мой шепот получился сквозь прерывистый вздох.