Григоровы острова (Заметки о зимнем ужении рыбы) - Солоухин Владимир Алексеевич - Страница 2

Пальцы у него, когда он принимал от меня мормышку, дрожали, как будто он брал… Впрочем, тут и сравнить не с чем – уникальная кустарная мормышка!

Надо ли говорить, что я просидел в кабинете начальника еще около часу и что дело мое в последние полминуты решилось в нужную сторону.

Но я отвлекся и не досказал, что мой учитель Саша свое крещение получил на Плещеевом озере, в солнечный талый мартовский день, надергав из лунки в течение дня триста восемьдесят ершей.

Хорошо, когда посвящение новичка в зимнюю рыбалку начинается с такого, пусть и ершиного, клева. Тут он гибнет сразу и прочно, на всю жизнь. Если даже потом и будет ловиться по десять штучек в день, все равно рыбак будет надеяться и ждать своего часа, своего дня, когда жаркое солнце на льду, и талая вода под рыбачьим ящиком, и триста восемьдесят поклевок в день.

Впрочем, было бы большой несправедливостью, если бы только одного Сашу Косицына я считал своим учителем в этом деле. Есть человек, который в течение нескольких лет исподволь взрыхлял и готовил почву. Мы с ним встречались редко, потому что часто ли можно встретить в Москве, на улице, случайно одного и того же человека. Помогала, правда, нашим встречам общность профессии: он ходил по редакциям и издательствам, я ходил по издательствам и редакциям. Нет-нет да и встретимся.

Литератор по профессии (поэт, но главным образом переводчик), Герман Моисеевич Абрамов представляет собой тот редкий, совершенный тип рыболова, когда рыбалка не воскресное развлечение, а почти вторая профессия, когда рыбацкая страсть поставлена на теоретическую основу и подкована на все копыта.

Именно Герман Абрамов отлил ту мормышку, которой я поразил впоследствии начальствующее лицо, будучи у него на приеме.

Герман немного глуховат, поэтому разговаривает громче обычного. Встретимся где-нибудь возле Новослободского метро.

– Ну, как дела? – спросил Герман на всю улицу, – На рыбалку не собираешься?

– Нет, я люблю летом, в июле, когда кувшинки на воде, а кругом мята.

– Мята – ерунда! – кричит Герман. – Сейчас я покажу тебе мормышку. Сам отливал. Кроме того, я придумал новую систему сторожка. Я теперь делаю сторожки из часовой пружинки. Хочешь, зайдем ко мне, покажу, я тут недалеко живу.

Среди улицы я разглядывал некий свинцовый шарик с крючком, впаянным в него, и делал вид, что мне интересно, что и я не лыком шит и что-нибудь понимаю в этом свинцовом шарике.

– У нее очень своеобразная игра, – разъяснял между тем Герман. – Окунь ее очень любит.

Казалось странным, почему окунь должен любить свинцовую штучку.

– Ну, если не хочешь зайти, бывай. А то зайдем. Если хочешь, я снаряжу тебе удочку, с моей системой сторожка. Это будет не рыбалка, а ювелирная работа.

Так уж всегда бывает в жизни. Сколько раз звал меня Герман к себе – все некогда да некогда. Когда же понадобилось, когда появилась нужда, сам, через издательство, узнал адрес Германа, сам пришел к нему без приглашения, да еще и с просьбой.

Вся семья Германа – жена и двое взрослых сыновей – ютилась в небольшой комнате в старом доме внутри мрачноватого красно-кирпичного двора. Тесно и душно было в комнате, но Герман встретил меня радушно, по своему обыкновению громко заговорил:

– Ну вот, я знал, что когда-нибудь придешь. Наверно, решил приобщиться к зимней рыбалке?

Герман угадал. В ближайшее воскресенье Саша Косицын уговорил меня выехать с ним на лед (на его стареньком, истрепанном по разным водоемам «Москвиче»), и теперь нужно было обзавестись всем необходимым. Не помешала бы и лишняя консультация.

Герман выдвинул несколько ящиков в сооружении, похожем на комод, и перед глазами открылась картина, которая, как я теперь понимаю, ввергла бы в трепет любого рыбака. Тут были деревянные формы для отливки летних крупных грузил. Отлитые грузила – то сигарообразные, то в форме вытянутого ромба – лежали тут же. Бесформенные кусочки свинца ждали своей очереди. В других дощечках были выдолблены аккуратные формочки для отливки мормышек. Яркие медные пластиночки, серебряный полтинник, изрубленный на куски, напильнички для зачищечия мормышек после отливки, наждачная бумага для осветления их, суконочки для окончательной шлифовки, крохотные брусочки для заточки крючков, иголки для прочистки отверстий в мормышках, ну и сами мормышки, наконец: мормышки «клопики», мормышки «гробики», мормышки «капельки», мормышки «рыбий глаз», мормышки «красненькие», мормышки «комбинированные», мормышки «шестигранные», мормышки «дробинки», мормышки разнообразные и многочисленные – представляли собой целую коллекцию, которую, верно, пришлось бы собирать годами. Да ведь и у Германа коллекция накопилась не за год, не за два, а может быть, за тридцать лет его рыболовной деятельности.

Особый отдел в его хозяйстве составляли блесны. Боже мой, каких только форм, каких только оттенков тут не было!

– Блесну чисти так, – учил Герман. – Свинцовую, исподнюю, сторону – острием иголки, видишь, она сразу начинает играть; наружную, медную, сторону – шкурочкой. В банке, которую берешь с собой на лед, обязательно должны быть шкурка и иголка. Иголка понадобится также, чтобы развязывать узел на леске.

Тут ведь в чем вся тонкость и все существо? Мормышка должна быть как можно меньше. Но если маленькую мормышку привязать к толстой леске, то она будет плохо тонуть, не даст игры, не передаст игру на сторожок. Значит, леска должна быть как можно тоньше. Но тогда ее оборвет крупный окунь. Значит, леска должна быть и тонкой и прочной. Если кто-нибудь из твоих друзей поедет за границу, ничего не проси привезти, проси леску ноль-десять, то есть в одну десятую миллиметра толщиной. Я, например, леску кипячу в крепком чае. Она делается золотистой и более прочной. Кипятить нужно двадцать минут. Однако давай снаряжать тебя по порядку.

(Здесь я хотел бы и читателя посвятить в тонкости и детали снаряжения).

– Валенки с галошами у тебя есть?

– Валенки есть, а галоши разве обязательно? Герман даже руками всплеснул от моего невежества.

– Да ведь стоит тебе пробить лунку во льду, как из лунки пойдет вода и вокруг образуется лужа. Так можно ли без галош?! Придется тебе сегодня же покупать галоши. Дальше: ватные штаны?

– Есть, – ответил я, как на солдатской перекличке.

– Рубаха длиной до колен?

– Почему именно до колен?

– Потому, что короткая при движении будет выбиваться из-под ремня, и спина, там где ремень, станет зябнуть. Свитер, шапка-ушанка, чтобы уши можно опускать? Все есть. Хорошо. Перчатки с отрезанными пальцами?

– То есть как же?

– У перчаток должны быть наполовину отрезаны напалки для большого, указательного и среднего пальца. Тогда ты сможешь надевать мотыля на крючок и вообще манипулировать пальцами, не снимая перчаток. Главные, действующие, пальцы – на свободе. Кроме перчаток, нужны меховые рукавицы, очень-очень просторные, чтобы попадать в них руками на лету и сбрасывать их без затруднений. Эти рукавицы должны быть на шнуре, который вешается на шею и продевается в рукава шубы. Знаешь, как у детей варежки, чтобы дети их не потеряли. Насадив мотыля и опустив мормышку в воду, ты сразу можешь прятать руки (прямо в перчатках) в рукавицы, а в случае поклевки тебе ничего не стоит, так сказать, выпрыгнуть из рукавиц[2].

Итак, с одеждой покончено. Не забудь только прихватить большую тряпку. Ее во время ловли будешь затыкать за голенище. Она необходима, чтобы после каждой пойманной рыбы вытирать руки. Особенно после ерша на пальцах остается обильная слизь. Ну, а ящик?

– Какой ящик? Может быть, я все удочки положу в портфель?

Герман смеялся долго и заразительно. После этой моей промашки в его голосе невольно появилось не то дружеское покровительство, не то доброжелательная снисходительность. Так иногда разговаривают взрослые с детьми.

– Портфель никак не годится. Бывают специальные рыбацкие ящики. Они делаются с двумя отделениями: в одно кладется пойманная рыба, в другое – запасные удочки, мормышки, мотыль, глубомер и прочее снаряжение. Обычно в ящике проделывается окошечко, чтобы немедленно прятать пойманную рыбу. Ящик приспособлен для того, чтобы на нем сидеть, не возить же на рыбалку еще и стул. Сидишь, а окошечко – под тобой, между валяными сапогами, очень удобно прятать.