Шесть гениев (сборник) - Гансовский Север Феликсович - Страница 52

Они спустились с холма и мчались теперь по степи. Человек лишь слегка придерживался за гриву коня, одновременно помогая ему держать ритм и бежать. Они неслись слитно, и конь, чувствуя волю, которая передавалась ему от этой общности, все ускорял и ускорял бег.

Запахи следовали один за другим пластами. То из ближнего перелеска тянуло сыростью прелых листьев, то речкой их обнимал аромат клеверов. Луга то понижались, то повышались, и росло то дерево, которое человек наметил как рубеж.

…Пока еще нужно думать, как поставить ногу, как послать корпус вперед. Пока еще побаливают мышцы и в спине нет гибкости, но это пройдет, приказание и исполнение сольются…

Шея коня заслонилась под гривой, грудь и бока потемнели от пота, он ронял с губ клочья пены.

Дерево приблизилось. Это был старый дуб, окруженный орешником.

Человек и конь перешли на шаг, потом остановились, переводя дыхание.

Человек оглянулся.

— Ух ты! Видишь, как мы пролетели? Так ты никогда не бегал один.

Поросший лесом холм, где они встретились, отодвинулся вдаль, упал, перестал быть высоким, выровнялся с другими холмами в одну лесистую синеющую гряду.

— Видишь, как далеко, а? Подумать только, что еще лет двести назад люди не бежали рядом с конем, а садились на него, как в кресло! Понимаешь, садились на таких, как ты!… Но тогда не понимали еще, что такое воля. Считали, что это просто так: «заставить себя взяться за неприятное». Не знали, как это связано с физическими возможностями. — Человек опять оглянулся. — Слушай, но все-таки удивительно мы пробежали, да?

Конь встряхивал головой, фыркал, прочищая ноздри. Бока его с силой вздымались и опускались.

Человек отошел на два шага, осматривая коня.

— Ты еще совсем молодой, да? Года три или четыре. Поэтому у тебя и движения чуть-чуть угловатые… А сложен ты отлично. И крепкий. Весь как выточен из крепкого дерева. Тебя выточили, а потом натянули мягкую шелковую шкуру. Или это неправда? Ты просто часть Природы, да?

Конь слушал, стараясь понять. На каждую новую интонацию он по-другому ставил уши. То поднимал правое и опускал левое, то левое вздергивал торчком, а правое поворачивал к человеку. Потом он коротко заржал, отвернулся и стал рыть копытом.

— Но-но, не скромничай, — сказал человек. — Тебе это приятно. Любишь комплименты… Стоп, а это что такое?

Человек и конь замерли… Оба принюхивались. Набежавший ветерок вдруг пахнул запахом крови.

Конь вытянул шею по направлению к кустарнику. По спине его прошла дрожь, он заржал и сильно ударил копытом в землю.

Человек осмотрелся. На размытой дождем плешинке между космами травы был виден пятипалый отпечаток.

— Кошка, — прошептал человек. (Он сразу чуть охрип.) — Большая кошка. Тигр или леопард. Вот тебе на — в этих краях тигр!

Ему сделалось жарко. Он чувствовал, что на бровь нависла капелька пота.

— Ну, что будем делать? — Он оглянулся на коня.

Тот сразу всеми четырьмя ногами подпрыгнул в воздух, потом сделал еще несколько длинных скачков в сторону, остановился, поднял голову и заржал.

— Что, убежать? Ну нет, не годится. Мы должны заставить его убежать — тигра или леопарда, кто там есть.

Человек вынул нож из ножен, плотно взял рукоятку в ладонь, чуть присел на носках.

— Главное — поймать его на взгляд, — шептал он. — Он должен не выдержать взгляда. И тогда он уйдет. Выйдет из кустарника и побежит. А я его погоню. И будет великолепно…

А если наоборот?

В кустарниках было тихо. Человек сделал два шага вперед, и теперь вместе с запахом крови до него донесся и запах того, кто притащил сюда, в кустарник, свою добычу. Тяжелый, едкий запах.

— Неужели ты не боишься? — прошептал человек. — Неужели ты не двинешься и не покажешь шорохом, где ты есть? Неужели тебе не страшно, что я подхожу?

Он сделал еще шаг. Кустарник молчал, из травы вспорхнула маленькая птичка.

Запах зверя доносился все сильнее.

Конь опять заржал долго и негромко.

Неожиданно человек выпрямился.

— А зачем, собственно, все это? Гораздо лучше убежать. Конь прав, а я дурак.

Лицом к кустарникам он стал отступать, повернулся, подбежал к коню и спрятал нож.

— Правильно. Оставим тигра вместе с его добычей и вместе с его мрачной кровавой проблематикой. Или леопарда, если он леопард. Через пять минут мы будем в пяти километрах.

И опять травы понеслись им навстречу.

Они мчались двадцать минут, полчаса, час. Человек прислушивался к своему телу. Мощно и ровно стучало сердце, легкие вдыхали, как мехи. Но он ждал, когда явится другое, то особенное состояние физического вдохновенья, когда начинают значить не столько мускульная сила, сколько резервы воли.

И оно пришло — ощущение полной свободы, полной власти над своим телом. Он делал гигантские прыжки, по десять — двенадцать метров, плывя над травами. Желание и осуществление слились, захотеть значило совершить, нога выбирала место для толчка, едва касаясь земли, и тело легко летело и летело вперед по воздуху.

Они неслись теперь в самой середине огромной чаши, образованной холмами. Уже пахло рекой. Антилопы в стадах поднимали от травы голову, провожали мчащихся с быстротой полета птицы человека и коня косящим взглядом.

…Человек бросился на траву, перевернулся на спину и раскинул руки и ноги. Он задрал подбородок к солнцу.

Хорошо!

Он закрыл глаза, и в веках было светло от солнца. Открыл глаза. У самого его носа полнеба перечерчивала длинная травина, по ней карабкалась букашка. Он отодвинул траву.

Не знает небо, что оно прекрасно, Не знает солнце, что оно сияет…

Отлично!

Как ровно и сильно стучит сердце! Чувствуешь, как кровь течет по самым мелким жилочкам. И каждый мускул тоже чувствуешь. Самый-самый маленький.

Природа… Природа и ты…

Природе неведомо ее величье, Не знает небо, что оно прекрасно, Не знает солнце, что оно сияет…

— Откуда это?

Он скосил глаза к коню.

— Ну, откуда? Не знаешь? Из Райниса… Что-то сегодня вспоминаются старинные великие поэты. Это значит, что в сердце приходит гармония. Так, мой милый, мы строим отдых. Когда устал, зовешь себе на помощь природу. Зовешь стихи…

Он повернулся лицом в траву.

Ах, как хорошо!

И цветы, и шмели, и трава, и колосья, И лазурь, и полуденный зной…

— А это откуда? Из Бунина. Ты слышишь, простое перечисление: «И цветы, и шмели, и трава, и колосья…» Перечисление — и уже поэзия. Почему, хороший мой конь? Не знаешь? И я не знаю.

Коню стало скучно слушать речь без понятных для него интонаций. Он порыл копытом в ромашках, принюхался, вытянул губы и начал щипать.

Человек опять перевернулся на спину, потом сел.

— Дружище зверь! (Конь поднял голову.) Послушай, почему мне так хорошо здесь с тобой?… Мы ведь еще мало знакомы. И у нас мало отношений. Но все-таки мы подружились, да? Почему?… Я тебе отвечу. Потому что, собственно говоря, ты сейчас тот, кто я. Понимаешь? Я тебя наделяю своим характером, и ты его охотно принимаешь. Вы, животные, хотите быть ближе к человеку. Это расширяет сферу ваших чувств…

Он разом поднялся, уже совсем отдохнувший, и, подойдя к коню, взял его за уши.

— Ух ты, лоб! — Он погладил твердый лоб коня, белую звездочку с завитком шерсти. — У тебя тут мозг, и он думает. (Это раньше мы считали, что животные неспособны к развитию, а теперь-то знаем, что это не так!) Но все равно ты, конь, мог жить и кончить жить, так и не встретившись со мной. А теперь мы встретились, и сколько нового чувства возникает у тебя в мозгу!… А у меня в мозгу? Тоже масса… Теперь мы будем часто видеться. Я стану приезжать сюда в определенные дни, и ты будешь встречать меня у дороги. А потом ты прибежишь ко мне в город, я тебя познакомлю с друзьями и, может быть, еще кое с кем. И возможно, что мы с тобой даже будем танцевать на стадионе классический «Танец с конем». И кое-кто будет смотреть и аплодировать тебе. А мне?…

Он огляделся опять.

— Как хорошо здесь! Знаешь, я тебе скажу одну штуку. Только по секрету.