Транзитом до Скорпиона - Балмер Генри Кеннет - Страница 41

Гална улыбнулся, оскалив зубы.

— Моя шпага проткнет тебя, Дрей Прескот, прежде чем ты успеешь взмахнуть этим топором.

Он был защитником Дома Эстеркари. Мастером фехтования.

— Знаю, — бросил я, напрасно тратя дыхание, и, повернувшись, разбил великолепную вазу из пандахемского фарфора на тысячу осколков. Из обломков я выхватил шпагу воина в стальной кольчуге, которую когда-то спрятал там, и, вскинув ее, встал лицом к лицу с Галной. Теперь я понимаю, что мое лицо, должно быть, устрашило его. Но он храбро противостоял мне, и его клинок сделался живой полоской света в пылании светильников. Наши клинки скрестились. Дрался он очень хорошо.

Но я жив, а он мертв — и очень давно.

Дрался он отлично и с большим хитроумием; но я одолел его простой напористой атакой, против которой его контрудар в последний момент запнулся. Я вывернул его клинок кинжалом, а затем моя шпага вошла ему меж ребер и сквозь легкие, выйдя из спины вся в крови.

И когда мои волки равнин ринулись вперед, нам больше не оказывали сопротивления.

Мы стояли в Большом зале, и к сияющему сиянию света солнц, лившемуся через высокие окна, добавлялся огонь светильников и факелов. Мои молодцы столпились вокруг меня, их красновато-коричневые клановые кожанки выглядели мрачновато рядом с зелено-синими одеяниями и даже с алыми цветами Стромбора. Их мечи и топоры взметнулись ввысь.

— Хай, Джикай ! — проревели они, отдавая мне честь.

К подножию лестницы, ведущей на тронное возвышение, где мы стояли, швырнули фигуру в изумрудно-зеленом, потерявшуюся и потонувшую в нахлынувших новых цветах. На тронном возвышении столпились Ванек, Варден, знать Дома Эвард и мои джиктары . Мы смотрели вниз на эту помятую фигурку в изумрудно-зеленом, с розовыми руками и ногами, с белым телом и пшенично-желтыми волосами.

У наших ног лежала принцесса Натема из Дома Эстеркари.

Кто-то уже успел отяготить ее цепями. Платье на ней порвалось. Васильковые глаза сделались безумными от ярости и недоумения. Она никак не могла понять случившегося, а если и могла, то отказывалась поверить.

Стоявший рядом со мной принц Варден хотел тут же броситься к ней по лестнице.

Я удержал его.

— Пусти меня к ней, Дрей Прескот!

Он поднял шпагу, всю в крови.

— Погоди, дружище.

Он глянул в мое лицо. Не знаю уж, что он там увидел, но заколебался. Один из эвардовских воинов выступил вперед и сорвал с Натемы платье. Она распростерлась у наших ног нагая. Но Натема была не из тех, кто падает духом. Она подняла на нас горящий взгляд — прекрасная, растрепанная, нагая, но гордая, надменная и требовательная.

— Я — принцесса Натема из Дома Эстеркари! Это — мой Дом!

Ванек заговорил с ней сдержанно и жестко, но со смутившей ее железной решимостью:

— Нет, девушка. Ты больше не принцесса. Потому что у тебя нет больше Знатного Дома. Ты ничем не владеешь, и сама ты — ничто. Если тебя не убьют, то надейся и молись, что какой-нибудь мужчина проявит к тебе доброту и, возможно, купит тебя. Потому что тебе не на что больше надеяться на всем Крегене.

— Я… я — принцесса! — она выдавила из себя эти слова, словно задыхаясь, стиснув руки, а ее ярко-алые губы изогнулись, выдавая бушевавшие страсти. Она подняла пристальный взгляд на нас, стоящих на тронном возвышении, — и увидела меня.

Ее глаза затуманились, и она дернулась назад в цепях, словно я спустился и ударил ее.

— Дрей Прескот! — она говорила, словно ребенок. И замотала головой. Варден дернулся, словно пришпоренный зорк .

И я заговорил с Натемой:

— Натема… возможно, тебе разрешат сохранить это имя. Но твой новый господин, как предположил принц Ванек, может дать тебе и новое, например «раст » или «вуск ». Ты была злом, тебя нисколько не волновала участь других людей, но я не нахожу в душе сил осуждать тебя за то, какой тебя сделало твое воспитание.

— Дрей Прескот! — снова прошептала она.

Как же отличались теперь обстоятельства нашей встречи! Как изменилось теперь ее положение! Окруженный кланнерами с оружием, я смотрел на Натему сверху вниз.

— Возможно, ты останешься в живых, девушка, если тебе повезет. Кто теперь захочет голую замарашку вроде тебя? Потому что у тебя нет ничего, кроме дурного нрава да несдержанного языка, и ты ничего не понимаешь в том, как сделать мужчину счастливым. Но, возможно, найдется все-таки человек, который сможет в тебе что-то увидеть, который найдет в душе силы принять тебя, поднять на ноги, прикрыть твою наготу и научить тебя сдерживать язык и нрав. Если на всем Крегене найдется такой мужчина, то наверняка он должен очень сильно любить тебя, чтобы взвалить на себя такое бремя.

До сего дня я не знаю, действительно ли Натема любила меня или, предлагая мне себя, лишь ублажала сладострастную прихоть. Но мои слова дошли до нее. Она в замешательстве посмотрела на теснившихся вокруг воинов во вражеских мундирах, на сталь их оружия, на лицо Ванека, напоминающее железную маску, а затем на собственное обнаженное тело с прижатой к белой коже тяжелой цепью — и пронзительно закричала.

Я не мог больше сдерживать принца Вардена Ванека из Дома Эвард.

Он подхватил ее на руки, гладя пышные желтые волосы и призывая кузнецов сбить с нее цепи. Что-то шептал на ухо, и ее рыдания и бурное отчаяние постепенно уменьшились, а тело расслабилось. Натема посмотрела на Вардена, а он был весьма хорош собой. Я увидел, как изогнулись ее спелые сладострастные губы.

И расслышал, что именно она сказала.

Варден таращился на нее с глупым, счастливым, обожающим и недоверчивым выражением лица.

— Я думаю, — сказала принцесса Натема, — что синее отлично подойдет к моим глазам.

Я тогда чуть не улыбнулся.

В зале возникло оживление, я увидел, как между высоких колонн главного входа покачивается величественный паланкин, медленно двигаясь к тронному возвышению. Толпа воинов отхлынула в стороны, освобождая проход. Я заметил продувного человечка с лицом хорька, одетого в мало соответствующую ему желтовато-коричневую кожанку кланнеров с заткнутым за пояс острым ножом. Он стоял у подножия тронного возвышения с настолько воинственным видом, будто именно он здесь все завоевал. Под одеждой у Ната-вора — а это был он — наблюдалось множество в высшей степени подозрительных выступов, и я подумал про себя, что когда тетя Шуша обоснуется в своем новом доме, она может хватиться некоторых избранных предметов.

— Хай, Нат, Джикай ! — крикнул я. Он поднял голову. Хитрое, как у хорька, лицо излучало такую гордость, словно он украл все три глаза у огромной статуи Хрунчука из храмовых садов за запретным каналом.

Паланкин, покачиваясь, остановился, и люди в ливреях помогли тетке Шуше — разумеется, она не доводилась мне тетей! — подняться на тронное возвышение. Другие слуги вынесли изукрашенный трон, который, похоже, извлекли с пыльного чердака. Она уселась на него с благодарным вздохом после подъема по лестнице на возвышение. Она была так увешана самоцветами, что сквозь них виднелось не больше квадратного дюйма алого платья. Взгляд ярких глаз остановился на Вардене, который закутал Натему в просторный синий плащ и стоял теперь бок о бок со своей будущей невестой.

Шум от шарканья ног и смеха возбужденных воинов внезапно стих. В Большом зале Стромбора, принадлежащего какое-то время Эстеркари, воцарилось напряженное ощущение того, что здесь и сейчас, на глазах у всех, творится история. Свет падал из высоких окон и горел на одеждах и оружии. Факелы чадили, струйки дыма уходили ввысь, теряясь в мареве под потолком, где бесконечно плели сложные узоры. Даже воздух вдруг стал пахнуть по-иному, сделавшись острым, жгучим и живительным.

Здесь возникла узловая точка истории. Исчез один Знатный Дом, а другой занял его место. Истинно законный Дом вновь предъявил права на прежние владения. В голове у меня промелькнула смутная мысль, что меня перенесли в Зеникку именно для того, чтобы добиться этого результата, но я тут же отбросил ее.