Полмира (ЛП) - Аберкромби Джо - Страница 64

– Так ты умная девчонка?

– Когда дело касается стали. – Рин осторожно установила глиняный кувшин в середине кольца камней. – Давай снова в реку.

Так что дрожащая Колючка снова побрела в ручей, пока Рин строила печь. Она складывала уголь внутри, камни снаружи, и скрепляла их глиной, пока не построила нечто, похожее на огромную куполообразную печь для хлеба с отверстием внизу.

– Помоги мне его запечатать. – Рин руками накапывала глину, и Колючка делала то же, укладывая толстым слоем снаружи. – Каково это? Быть Избранным Щитом?

– Мечтала об этом всю жизнь, – сказала Колючка, надуваясь от гордости. – И не могу представить никого, кому бы я предпочла служить, кроме королевы Лаитлин.

Рин кивнула.

– Ее не прозвали бы Золотой Королевой просто так.

– Это высокая честь.

– Несомненно. Но на что это похоже?

Колючка поникла.

– Пока что сплошная скука. С тех пор, как я произнесла клятву, большую часть времени я провожу, стоя в канцелярии королевы, хмуро глядя на торговцев, пока они испрашивают ее покровительства, и ничего не понимаю, словно они говорят на иностранном языке.

– Думаешь, не совершила ли ошибку? – спросила Рин, накладывая очередную горсть серой массы.

– Нет, – бросила Колючка. А потом, уложив еще глины в щели: – Может быть. И вряд ли это первая.

– А ты не такая жесткая, какой хочешь казаться, так ведь?

Колючка глубоко вздохнула.

– А у кого не так?

Рин тихонько подула на лопату, угли затрещали, ярко засияв, тогда она легла на живот и глубоко вогнала их в отверстие печи, надула щеки и стала сильно дуть, снова и снова. Наконец она вскочила на каблуках, наблюдая, как огонь принимается за угли, и оранжевое пламя мерцает внутри отверстия.

– Что происходит у тебя с Брендом? – спросила она.

Колючка знала, что до этого дойдет, но от этого не становилось ничуть удобнее.

– Не знаю.

– Не такой уж сложный вопрос, а?

– Я бы так не сказала.

– Ладно, ты с ним порвала?

– Нет, – сказала Колючка, удивленная тем, как уверенно это прозвучало.

– Он сказал, что порвал с тобой?

– Мы обе знаем, что Бренд не очень-то разговорчив. Но я бы не удивилась. Я не совсем то, о чем мечтают мужчины, а?

На миг Рин нахмурилась.

– Думаю, разные мужчины мечтают о разном. Как и разные женщины.

– Тогда он не сбежал бы так быстро, разве нет?

– Он просто очень долго хотел стать воином. Это был его шанс.

– Ага. – Колючка сделала долгий вдох. – Я думала, что будет проще, после того, как… ну, ты знаешь.

– Но проще не стало?

Колючка почесала побритую голову, почувствовав в щетине шрам, на котором не росло волос.

– Нет, черт возьми, не стало. Я не знаю, что мы делаем, Рин. Хотела бы я, но не знаю. Я никогда ни в чем хорошо не разбиралась, кроме сражений.

– Заранее никогда не знаешь. Может, окажется, что у тебя еще есть талант в раздувании мехов. – И Рин бросила их перед отверстием печи.

– Когда надо поднять груз, – пробормотала Колючка, вставая на колени, – лучше поднимать, а не стонать. – Она сжала зубы и заставляла эти меха хрипеть, пока не заболели плечи, грудь не начала пылать, и вся жилетка не пропиталась потом насквозь.

– Сильнее, – сказала Рин. – Жарче. – И она начала распевать молитвы, тихо и низко, Тому Кто Делает Пламя, Той Кто Бьет по Наковальне, и еще Матери Войне, Матери Ворон, которая собирает мертвецов и превращает раскрытую ладонь в кулак.

Колючка работала до тех пор, пока отверстие не стало выглядеть, как врата в ад в наступающей темноте, как глотка дракона в сумерках. И даже она, помогавшая тащить корабль через высокий волок, не думала, что когда-нибудь работала сильнее.

Рин фыркнула.

– С дороги, убийца, я покажу тебе, как это делается.

И она начала, такая же спокойная, сильная и твердая на мехах, каким ее брат был на весле. Угли засияли еще жарче, когда наверху появились звезды. И Колючка забормотала свою молитву, молитву ее отцу, и потянулась к мешочку на шее, но его кости уже были в стали, и это казалось правильным.

Она плюхнулась в реку и напилась, промокла до костей и пошлепала назад, чтобы снова взяться за меха, представляя, что они – это голова Гром-гил-Горма, снова и снова, пока не высохла от печи и снова не взмокла от пота. В конце они работали вместе, плечом к плечу, и жар был, как огромная рука, давившая Колючке в лицо. Красно-синие языки пламени мерцали из отверстия, дым валил от закопченных глиняных боков печи, и искры лились в ночь, где над деревьями висел большой, толстый и белый Отец Луна.

И уже когда стало казаться, что грудь Колючки взорвется, и ее руки отвалятся от плечей, Рин сказала:

– Достаточно, – и они обе свалились от усталости, измазанные сажей и задыхающиеся.

– Что теперь?

– Теперь ждем, пока остынет. – Рин достала из сумки высокую бутылку и вытащила затычку. – И немного выпьем. – Она сделала большой глоток, измазанная сажей шея дергалась, когда она глотала, и передала бутылку Колючке, вытирая рот.

– Ты знаешь путь к сердцу женщины. – Колючка закрыла глаза и понюхала хороший эль, потом попробовала его, потом проглотила и причмокнула пересохшими губами. Рин в мерцающей дымке установила лопату на верх печи, и бросила на нее бекон, который тут же зашипел.

– А ты многое умеешь, да?

– Я в свое время всяким занималась. – Рин разбила яйца на лопату, которые тут же начали пузыриться. – Так значит, будет битва?

– Похоже на то. При Зубе Амона.

Рин посыпала солью.

– Бренд будет в ней сражаться?

– Думаю, мы оба будем. Хотя у Отца Ярви есть другие идеи. У него они обычно есть.

– Слышала, он весьма хитроумный человек.

– Это точно, но он не делится своим умом.

– У хитроумных людей обычно нет такой склонности, – сказала Рин, переворачивая бекон лезвием ножа.

– Горм бросил вызов королю Утилу, чтобы решить все в поединке.

– Поединок? Никогда не было мечника лучше, чем Утил, не так ли?

– В его лучшие годы не было. Но он не в лучшей форме.

– Слышала, что он был болен. – Рин стащила лопату с печи и уселась, положив ее между ними. Запах мяса и яиц заставил Колючкин рот наполниться слюной.

– Видела его вчера в Зале Богов, – сказала Колючка. – Он пытался выглядеть, будто сделан из железа, но, несмотря на познания Отца Ярви в травах, клянусь, он едва мог стоять.

– Плохо дело, когда битва на носу. – Рин вытащила ложку и предложила Колючке.

– Да уж. Плохо дело.

Они принялись набивать рот едой, и теперь, после всей этой работы, Колючка думала, что никогда не ела ничего вкуснее.

– Боги, – сказала она с набитым ртом, – женщина, которая может делать отличные яйца, отличные мечи и приносит с собой отличный эль? Если с Брендом не получится, я женюсь на тебе.

Рин фыркнула.

– Если парни будут проявлять ко мне столько интереса, как сейчас, я сочту, что это отличный вариант.

Они вместе посмеялись над этим, поели, немного выпили, а печь все еще отбрасывала жар на их лица.

– Ты знаешь, что ты храпишь?

Колючка резко проснулась, потирая глаза. Мать Солнце только что показалась на каменном небе.

– Мне уже говорили.

– Полагаю, пора разломать печь. Посмотрим, что получилось.

Рин начала стучать по печи молотком, Колючка отгребала прочь все еще дымящиеся угли, закрыв лицо рукой, поскольку обманчивый ветер взметал пепел и горячую золу. Рин покопалась там щипцами и вытащила из середины кувшин, раскаленный до желтизны. Она швырнула его на плоский камень, расколола, сбила белую пыль, и вытащила что-то изнутри, как орех из скорлупы.

Кусок стали, не больше кулака, связанной с костями ее отца, светился приглушенным красным светом.

– Хорошая? – спросила Колючка.

Рин постукала по ней, повернула, и медленно начала улыбаться.

– Ага. Хорошая.

Риссентофт 

Во всех песнях гетландцы Ангальфа Козлоногого нападали на ванстеров, как ястребы с вечерних небес.