Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару - Эдвардс Энн - Страница 80

Позднее Пегги говорила, что была несколько ошеломлена, когда на экране появились титры: «Это была земля рыцарей и хлопковых полей, называвшаяся когда-то Старым Югом». «Рыцарь» было не то слово, которое ассоциировалось у нее с Югом. Но не успела Вивьен Ли надуть губки и покапризничать на экране и пяти минут, как Пегги, да и другие зрители, уже была убеждена, что лучшей актрисы на роль Скарлетт было не сыскать. И хотя произношение мисс Ли несколько отличалось от произношения жительницы Джорджии, никого из зрителей это, похоже, уже не волновало. «Она — моя Скарлетт», — заметила Пегги Медоре в антракте.

На протяжении всего фильма публика то аплодировала, то вскрикивала, то свистела или плакала — поочередно. Крики восторга и одобрения вызвала сцена, в которой Скарлетт стреляет в дезертира-янки; рыдания слышались в зале, когда на экране жители Атланты переживали трагические минуты, вчитываясь в списки погибших и раненых в битве при Геттисберге; а когда оркестр Конфедерации, разгоняя гнетущее настроение, начинал играть зажигательную мелодию «Дикси» — зал взрывался аплодисментами.

Громкое «ха-ха-ха» Пегги раздавалось всякий раз, когда на экране появлялась Присси (Баттерфляй Макуин) или когда Мамушка (Хэтти Макданиэл) слегка приподнимала верхние юбки, чтобы показать Ретту Батлеру кончик нижней, сшитой из красной тафты.

В своем обзоре, посвященном фильму и опубликованном на следующий день в «Атланта Джорнэл», Медора приводит слова Пегги о том, что она была очень расстроена отсутствием на премьере Хэтти Макданиэл. «Она единственная из всех «звезд», участвовавших в фильме, не приехала в Атланту, а «звезда» она настоящая. Сцена, в которой после смерти Бонни Мамушка вместе с Мелани поднимается по лестнице, — самая прекрасная из всех, когда-либо виденных мною».

Когда фильм закончился и в зале зажегся свет, едва ли можно было найти во всем театре человека, чьи глаза не были бы заплаканны. И когда Пегги в сопровождении мэра Хартсфилда шла по проходу к сцене и когда потом стояла рядом с Дэвидом Сэлзником и другими актерами на сцене, она, не стыдясь, вытирала слезы кружевным платком.

Зал встал, аплодируя и крича «Браво!». Мэр Хартсфилд подвел Пегги к микрофону и на мгновение стало тихо, когда конферансье объявил: «Леди и джентльмены, мисс Маргарет Митчелл из Атланты». Мэр опустил микрофон, чтобы Пегги удобнее было говорить, но еще несколько минут ей пришлось ждать тишины: в зале бушевала овация.

Пегги стояла на сцене, невероятно похожая на ребенка; щеки ее пылали, глаза покраснели от слез, а скромный розовый бант поддерживал ее волосы. «Это была случайность, — проговорила она, наконец, дрожащим голосом, — и я так рада, что вам понравилась моя бедная Скарлетт». Она закончила свою речь, поблагодарив «мистера Сэлзника и всех, кто создавал этот фильм», за «прекрасно выполненную работу по воплощению моей книги на экране».

Пусть редко, но в адрес романа Пегги звучали критические высказывания: и что-де это обыкновенная любовная история для дамского журнала; и что взгляд на историю у нее узкий, местнический; и что эпические размеры романа претенциозны, а писательский стиль Пегги далек от совершенства. Фильм же оказался недосягаем для критики.

Дело в том, что в течение трех лет с момента выхода в свет роман «Унесенные ветром» был воплощением не одной, а двух американских легенд: одна — яркая, волнующая; связанная с войной штатов и рассказанная с точки зрения Юга; другая — героическая и трагическая одновременно история любви двух людей, оказавшихся достаточно сильными и стойкими, чтобы пережить войну. А потому, соединив обе легенды в одном фильме, Сэлзник сделал как бы две картины: «достоверную историю мятежа для Юга и волнующую историю любви для всей остальной страны».

Да и сама Пегги никогда не сомневалась в успехе фильма, тогда как успех книги казался ей случайным и преходящим. И покидая театр в сопровождении эскорта, медленно двигаясь, чтобы принять поздравления от заплаканных, взволнованных зрителей, Пегги прошептала Медоре: «Мне кажется, что на этот раз никакого сумасшествия не будет».

После ряда «премьер» в Лос-Анджелесе, Нью-Йорке и Чикаго попасть на фильм «Унесенные ветром» в любом кинотеатре страны можно было, лишь предварительно заказав билеты. Причем цена на них была вдвое выше обычной. И тем не менее, несмотря на высокие расценки и необходимость предварительного заказа билетов, кассовые сборы били все рекорды. Спекулянты скупали билеты и тут же перепродавали по таким запредельным ценам, что даже посещение нью-йоркского «Live Theatre» казалось по сравнению с просмотром «Унесенных ветром» намного более дешевым удовольствием. Даже те, кто не читал роман и потому до выхода фильма на экран ничего не знал ни о Маргарет Митчелл, ни об «Унесенных ветром», теперь не могли удержаться, чтобы не познакомиться и с книгой, и с фильмом.

Говорили что благодаря настойчивости мисс Уильямс Пегги удалось уговорить дать согласие на появление ее имени на экране — перед кадрами с названием фильма. И теперь афиши, на которых огромными буквами было начертано «Дэвид Сэлзник представляет фильм по роману Маргарет Митчелл “Унесенные ветром”», казалось, заполонили страну. Ими были уставлены обочины всех дорог, ведущих в крупные города; они покрывали стены зданий; ими были облеплены все автобусы. Имя Пегги и название ее книги вспыхивали ярким неоновым светом рекламы на нью-йоркских площадях, а январские номера одиннадцати ведущих общенациональных журналов вышли с обложками, на которых также было написано: «"Унесенные ветром" по роману Маргарет Митчелл». Почту на квартиру Пегги вновь стали доставлять мешками, а телефон звонил не переставая.

На Рождество Марши уехали в городок Таксон, штат Аризона, в гости к Элен и Клиффорду Давди. Одной из причин, по которым Пегги решила ехать, было то, что и Гершель Брискель должен был быть там.

«У нас было хорошее Рождество, не так ли?» — писала Брискелю Пегги, вернувшись из Аризоны. Вопрос этот, учитывая, что Брискель пребывал в глубокой депрессии после развода, а у супругов Давди были серьезные финансовые затруднения, может показаться особенно пикантным. Рассказывая о премьере, Пегги старалась развлечь и приободрить друзей, которые еще не видели фильма. Она подробно разбирала его достоинства и недостатки, рассматривая их с разных точек зрения.

Вернувшись домой, Марши посмотрели фильм еще раз и теперь, как писал Джон в письме к Давди, пришли к выводу, что «сценарий слишком подробно повторяет книгу» и что Вивьен Ли — «бесспорно прекрасна, она настоящая Скарлетт». Гейбл показался им «всего лишь похожим», Оливия де Хэвиленд (Мелани) — «хороша», а Хоуард в роли Эшли откровенно плох и совершенно не похож на своего героя. Раньше Пегги восхищалась Мамушкой, однако теперь пришла к выводу, что временами в ее игре появляется что-то от манеры «плавучего театра» (балагана). Мисс Питтипэт была, по мнению Маршей, плоха и невзрачна, да и вообще, за исключением «превосходного» Кэрола Ная в роли Фрэнка Кеннеди, все остальные второстепенные герои были только «похожими».

Декорации усадьбы Двенадцать Дубов выглядели слишком роскошными, Тара была «недостаточно проста», а дом, который построил Ретт для Скарлетт, «мог быть построен где угодно, но только не в Джорджии», так мало напоминал он старые дома Атланты, появившиеся в период Реконструкции. Но в чем и Джон, и Пегги были едины, так это в том, что колорит Старого Юга чувствовался в фильме намного сильнее, чем это показалось им на премьере, а Томас Митчелл в роли Джералда О’Хары был намного более трогательным.

Марши неважно чувствовали себя перед поездкой в Аризону: Пегги по возвращении ждала операция на брюшной полости, а Джон выглядел явно истощенным. Дома же им пришлось не только столкнуться с очередным приступом массового ажиотажа, вызванного фильмом, но и узнать грустную весть о закрытии газеты «Джорджиан», в которой работали многие из их хороших друзей. И Пегги с тоской пишет Брискелю: «Теперь это кажется приятным, но совершенно неправдоподобным, что мы смогли собраться все вместе так далеко от дома. Я всегда буду считать, что первая партия эгнога[1], которую мы сделали, была самой лучшей из всех, испробованных мною когда-либо. Мне бы хотелось самой сделать нечто подобное, но я пришла к выводу, что наиболее вкусным эгног бывает тогда, когда его делают совместными усилиями несколько хороших людей и когда эти люди — друзья».