Титановая гильотина - Соболев Сергей Викторович - Страница 71

– Мы самые обычные журналисты, – сказала Зеленская. – Мы делали свою работу. Только и всего.

– Но почему?! Почему, мать вашу, вы суете нос в чужие дела?! Почему вы, журналюги, вечно лезете туда, куда вас не просят!!

– Гм...

– Потому, что патриотка? – язвительно произнес Фомин. – Свобода слова... профессиональный долг... полная фигня!! Вы, журналюги, за бабки мать родную продадите! Твое счастье, сучка, что...

Зеленская так и не узнала, в чем, по мнению этого выродка, заключается подвалившее ей «счастье», потому что в этот момент призывно запиликал сотовый телефон.

Фомин тут же покинул ее общество, на ходу разговаривая с кем-то по своему мобильнику.

Не прошло и получаса, как приехали какие-то люди, нахлобучили в очередной раз ей на голову полотняный мешок, сунули ее в какую-то машину и повезли в неизвестном направлении.

Ехали они хотя и быстро, но долго: по ее прикидкам, поездка эта заняла около часа.

Когда ее доставили на новое место, выяснилось, что отношение к ней удивительным образом переменилось.

Нет, ее свобода по-прежнему была ограничена, и ее по-прежнему стерегли люди в масках.

Но помещение, в котором ее здесь содержали, было относительно комфортабельным и обставленным мебелью (вот только окна отсутствовали и дверь запиралась на ключ и еще на металлический запор).

Вертухай в маске на удивление вежливым тоном поинтересовался, не желает ли дама покушать – ей принесут прямо в «номер», – а также принять душ.

В кресле она нашла новый спортивный костюм с эмблемой фирмы «Найк», а также пакет, в котором обнаружились новая зубная щетка, тюбик пасты «Колгейт», туалетное мыло, флакончик дезодоранта, шампунь, пачка салфеток, расческа и даже... упаковка гигиенических прокладок.

Зеленская ломала голову над тем, что может стоять за столь странной переменой настроения этих людей, ночью, пока не уснула, утром, когда ей был предложен кофе и завтрак, пока...

Пока не пришла к выводу: кое-кто решил, что отснятые ими с Маркеловым здесь материалы каким-то способом попали в Москву. И теперь, очевидно, идет некий торг... и пока он не закончен, пока стороны не пришли хоть к какому-то согласию, ее, Зеленскую, а возможно и Маркелова, одна из сторон будет удерживать в заложниках, чтобы иметь хоть какие-то гарантии на тот случай, если противная сторона попытается кинуть их.

Московский борт приземлился в аэропорту Н-ска точно по расписанию – в четверть второго пополудни.

Через несколько минут пассажиры, общим числом около сорока душ, уже потянулись в зал прилета, чтобы получить багаж.

Но не все из пассажиров, прибывших регулярным рейсом из российской столицы, последовали их примеру.

Едва трое мужчин – двое из которых отличались крепкой статью и профессионально цепким взглядом, а третий, постарше этих двоих, которому было лет под сорок, имел при себе кейс с наборными замками – спустились с трапа самолета, как к ним тут же подошел встречающий, парень лет двадцати шести, одетый в шляпу и длинный темно-синий плащ.

Безошибочно выделив среди этой троицы нужного ему человека, встречающий поинтересовался:

– А что сам Уралов? Не прилетит?

– Нет, – сказал мужчина с кейсом. – Я его представитель.

– Ваша фамилия – Никольский?

– Верно... Вы получили наш факс?

– Да, получили, – сказав это, молодой человек слегка кивнул в сторону здания пассажирского терминала. – Пройдемте, господа. Вас ожидают в зале для VIP-персон.

Несмотря на столь громкое название, зал для VIP-персон оказался совсем небольшим помещением, где не было не то что барной стойки, но отсутствовал даже кофейный автомат. Из мебели здесь имелся мягкий уголок да еще низкий столик с покрытием под малахит, три кожаных кресла и телевизор «Сони», стоящий в углу на черной подставке.

Впрочем, для предстоящих переговоров все это не имело ровным счетом никакого значения.

Когда сотрудник привел в зал для переговоров Никольского и двух следующих у того по пятам крепких ребятишек, с кресла навстречу им поднялся шатен лет сорока, чуть выше среднего роста, одетый в неброский темно-серый костюм. На гладко выбритом лице его красовались очки с чуть притемненными линзами.

– Меня зовут Юрий Дмитриевич, – сказал шатен. – Я работаю в одном из органов местной власти. И я тот человек, с кем вы можете откровенно поговорить на интересующую вас тему. Господин...

– Никольский Игорь Эдуардович, – отрекомендовался приезжий. – А я тот человек, кто представляет здесь интересы господина Уралова и еще двух наших сотрудников.

Обмена рукопожатиями и прочих изъявлений дружелюбия и гостеприимства протокол данного мероприятия не предусматривал.

– Эти двое... ваши телохранители? – кивнув в сторону крепких молодых людей, стоявших за спиной Никольского, спросил шатен.

– Сопровождающие... – улыбнувшись краешком рта, сказал Никольский.

– Это уже лишнее... Впрочем, как вам будет угодно. Здесь поговорим?

– Да. В любом случае я собираюсь обратным рейсом вернуться в Москву.

Шатен, приподняв рукав, посмотрел на циферблат наручных часов («Патек Филип», – отметил про себя Никольский, успевший разглядеть марку часов. – Причем не самая дешевая модель...»). Обратный московский рейс по расписанию – в 16.30. Так что времени вполне достаточно.

– Вы не возражаете, если ваши сотрудники побудут пока на террасе? – спросил шатен, кивнув в сторону целиком прозрачной стены, за которой находилась обзорная площадка с перилами ограждения. – Полагаю, нам удобнее всего будет беседовать, так сказать, с глазу на глаз...

– Не возражаю, – сказал Никольский.

Когда они остались вдвоем, Шацкий – а это был именно он – указал на одно из кресел:

– Присаживайтесь, Игорь Эдуардович. Если хотите, можете снять свой плащ.

Никольский так и поступил: снял плащ и кашне, перебросив их через спинку свободного кресла, после чего сел, положив на колени свой темно-вишневый кейс.

Шацкий, усевшись в кресло напротив, внешне выглядел совершенно спокойным, как будто все происходящее для него было в норме вещей.

– Вы будете записывать наш разговор? – поинтересовался Шацкий.

– Не волнуйтесь, у меня нет при себе диктофона.

– А я и не волнуюсь, – пожав плечами, сказал Шацкий. – Игорь Эдуардович, давайте уточним сразу. Если я согласился прийти на встречу с вами, то это не означает, что я либо кто-то из моих коллег причастен хоть в какой-то степени к тем неприятным событиям, из-за которых... как я понимаю... вы оказались здесь. То, о чем вчера вечером Андрей Викторович... в несколько экспрессивной манере поведал одному из моих коллег, являлось, во-первых, новостью для всех нас, кто занимает руководящие посты в городе и в области...

– Извините, но в это верится как-то с трудом.

– Хотите верьте, хотите нет – ваше право. Во-вторых, никто этих ваших журналистов у нас в глаза не видел: аккредитацию они не брали, руководство вашей телекомпании, равно как и господин Уралов, в наш адрес на данную тему прежде не обращались, в соответствующих органах они не отмечались, регистрацию в УВД не оформили, милиция – я уже справлялся – о них ничего не знает. Они что, эти ваши...

– Зеленская и Маркелов.

– Не знакомы с российским законодательством? Если они прибыли к нам со служебным заданием, то почему не оформились по всем правилам? Или у них было какое-то тайное задание? Не понимаю.

Шацкий невольно скосил глаза на вишневый кейс. Его сейчас крайне интересовало содержимое «дипломата». От того, что находится внутри кейса, зависел не только дальнейший ход переговоров, но и судьба немалого количества людей, включая самого Шацкого.

– Наши журналисты действовали в полном соответствии с Конституцией страны, российским законодательством и законом о СМИ, – спокойным голосом разъяснил Никольский. – Осуществлять съемку журналисты – за некоторым исключением – имеют право без предварительного уведомления властей. Что касается аккредитации, то эта процедура желательна, но – не обязательна.