Титановая гильотина - Соболев Сергей Викторович - Страница 41

– А у нас тут типа маневры, – вставляя миниатюрный динамик в ушную раковину, не без ехидства сказал Маркелов. – Вот только люди здесь, едва увидев камеру, за малым в обморок не грохаются... Или же, наоборот, готовы разбить ее об наши же бедовые головы!

– Не надо подводить идеологическую базу под собственные левые увлечения! Просто вы, мужики, обожаете разные технические цацки... Тоже мне, боец невидимого фронта выискался...

– Зато мы сейчас можем послушать, о чем они там без нас базарят, – включая магнитофон в режим записи, сказал Маркелов. – Вдруг в разговоре что-то важное проскочит... что-то такое, чего в нашем присутствии они бы никогда не сказали. И вообще... Это же идеальный случай, чтобы испытать нашу «спай-аппаратуру»! Мы же не всегда, Анна, будем с тобой работать в столь комфортных условиях, как сейчас.

– Да делай ты что хочешь, – махнула на него рукой Зеленская. – Только учти, что материалу этому, который ты сейчас втихаря снимаешь, я ходу все равно не дам! А то получается, что мы с тобой обманщики, последние гады и подлецы! Мы ж не знаем, чего или кого этот Аксенов так опасается?! Он нас попросил: «Ребята, выключите, пожалуйста, камеру, потому что...» Да не суть важно – «почему»! А мы с тобой ведем себя – так получается, – как наперсточники. Говорим малость снервничавшему дяде «о'кей», а сами тут же пытаемся его на «скрытку» подловить!..

– Нюра, не заводись...

– Ладно, не буду, – быстро остывая, сказала Зеленская. – Но в том, как мы... иногда... подслушиваем... подглядываем за людьми, есть что-то нездоровое. Хотя, с другой стороны, какого-нибудь жулика и подлеца подловить на горяченьком сам бог велел...

В принципе Маркелов был во многом прав. Вторая древнейшая теперь превратилась не только в опасную, но и в сверхтехнологичную профессию. Журналист, претендующий на что-то в своем мире, должен многое знать и многое уметь. Она ведь тоже заводной человек, куда там Вовану Маркелову! Сколько раз он сглаживал конфликты, готовые разгореться из-за ее чрезмерной склонности к риску, а порой и проявлений настоящего авантюризма... А бывало и так, когда в какие-нибудь трудные моменты он даже откровенно жалел ее, хотя сама Зеленская этого терпеть не могла: «Бедная ты моя девочка... дефективной уродилась... в журналистки подалась... сиротка ты моя... настоящее «дитя войны»...

– Кстати, Володя, – она вновь обернулась к напарнику. – Ты уже прослушал запись, которую вчера сделал в «Какаду»?

– Это когда я «жучка» местным «крутым» впендюрил?

– Надо говорить – «установил» или «поставил», – поправила в очередной раз Зеленская. – Да, именно это я и имела в виду. Ты уже переписал звук на отдельную кассету? Или там не было ничего интересного для нас?

– На кассету переписал, но прослушать пока не успел, – покопавшись в своем чемоданчике, Маркелов вытащил оттуда микрокассету. – Действительно, Анна, займись-ка ты делом! На вот, послушай, о чем там Черняев базарил вчера со своими полканами...

Зеленская достала из своей сумочки диктофон, размотала шнур с крохотным динамиком, закрепила его в ушной раковине, вставила кассету... Чтобы сэкономить время, она решила прослушать эту «левую» маркеловскую запись в режиме «уплотнения», при котором диктофон воспроизводит лишь те куски записи, где отчетливо слышна человеческая речь.

– Коля, ты прозвонил Фоме? – спросил чей-то властный голос.

– Да, шеф... вот только что.

– А Лому ты дозвонился?

– Они в одном адресе были, так что Лом в курсе.

– Сказал, что они оба срочно мне нужны?

– Конкретно так и сказал. Обещали, что нарисуются тут минут через десять-пятнадцать.

– Ладно, подождем их...

Благодаря вчерашним комментариям Кормильцина Анна уже знала, кто такие Лом и Фома. Что же касается двух мужских голосов, записанных на пленку, то ошибиться здесь было трудно: один из них явно принадлежал Черняеву, другой – его крупногабаритному телохранителю, смахивающему на шкаф, который, вероятно, выполняет также функции водителя.

– Приехали? – эту реплику подал Черняев. – Как настроение, Валера? А ты, Александр, чего такой угрюмый?

– Да че-то не выспался, командир, – послышался уже знакомый Зеленской голос (это был Ломов). – Считай, какую уже ночь подряд приходится бодрствовать...

– Так зато и сверхурочные нехилые на пару с Фомой огребаете! – сказал Черняев. – Потерпите еще несколько деньков, потом где-нибудь на Канарах отоспитесь. Поймите, кроме вас двоих, да еще Тёмы, я к известной вам задумке больше никого не могу подключать!..

– Да мы не жалуемся, командир, – подал реплику Фомин. – Мы ж не пацаны какие-нибудь зеленые... все прекрасно понимаем!

– Я вас вот для чего вызвал, – после небольшой паузы сказал Черняев. – Есть одна серьезная тема, которую нужно срочно обкашлять. Минутку... Коля!

– Да, шеф.

– Вот что... Сходи поешь чего-нибудь... еды там до черта осталось! А я пока с нашими ребятами словцом перекинусь...

Зеленская, прослушав эту часть записи, подумала, что Черняев не хочет говорить о каких-то вещах при своем телохране, которого зовут Николай. Это, конечно, вовсе не означает, что он не доверяет своему сотруднику, да еще столь приближенному к телу. Просто эти люди играют по своим, проверенным временем правилам, стараясь посвящать в те или иные свои планы как можно меньшее количество людей.

Спустя несколько секунд после того, как Коля переместился в кабинет, где ранее проходили переговоры Черняева с чиновником обладминистрации по фамилии Шацкий и где для них был накрыт стол, разговор в бильярдной, где находились остальные трое, возобновился.

– Значит, так, – веско сказал Черняев. – Будем валить этого борзого парня.

– Когда? – спросил Фомин.

– Завтра. Крайний срок – пятница...

Зеленская, коснувшись пальцем кнопки «стоп», обернулась к напарнику.

– Володь... Прикури-ка и мне сигарету!

Маркелов прикурил сразу две «мальборины»: одну оставил себе, другую передал сидящей впереди напарнице.

– Что-то меня знобит с утра, – пожаловалась Зеленская. – Проглотила пару таблеток, но все равно малость потряхивает.

Подавшись чуть вперед, Маркелов положил ей на лоб свою широкую ладонь с целью определить, не расхворалась ли часом его напарница, нет ли у нее признаков высокой температуры.

– Ерунда, все нормалек, – сказал он, усаживаясь обратно. – Башкарик у тебя, Нюра, холодный, как кусок мрамора.

– Ты еще скажи, как надгробный камень...

– Тебе надо полста граммов бренди тяпнуть, и все как рукой снимет... Ну что? Есть что-нибудь интересное для нас на той пленке, что ты слушаешь?

– Я еще не дослушала. Но уже ясно, что Черняев и его банда задумали что-то недоброе...

На плоский экран ноутбука, который Маркелов держал раскрытым у себя на коленях, поступало изображение от двух «скрыток», одну из которых он оставил в бильярдной, а другую в банкетном зальчике (одновременно он пробовал писать картинку на жесткий диск). Вообще-то ничего интересного там не происходило. Та камера, которую он оставил на верхней полочке для уже отработанных игроками шаров – она была вмонтирована в пустую пачку из-под стомиллиметровых сигарет «Данхилл», – захватывала не только стол для игры в снукер, но и, через открытое пространство арки, какую-то часть зала ресторана, с пустующими в это время столиками. Спустя примерно минуту после включения Маркелов увидел, как из глубины зала – кажется, от входа – показался какой-то мужчина, который уселся за ближний к арке столик. К нему подошел телохран Аксенова... Судя по всему, эти двое были знакомы: они обменялись рукопожатиями и накоротке – какими-то репликами (Паша вчера обмолвился, что его «негласно охраняют»... не исключено, что этот вновь прибывший тоже является сотрудником какой-нибудь службы безопасности). Телохран Аксенова ушел обратно в помещение биль-ярдной, где принялся, скуки ради, гонять шары по изумрудному сукну стола. Вот в поле зрения появился бармен... что-то принес на подносике тому мужчине, что уселся за столик, не снимая куртки... кажется, кофе принес...