Завещание чудака (илл. Эдуарда Риу) - Верн Жюль Габриэль - Страница 5

Толпа приветствовала их многотысячным «ура», на которое одни ответили любезным поклоном, а другие не ответили вовсе.

Мы видели, в какой обстановке происходили похороны, как совершалось торжественное шествие с Ла-Салль-стрит через весь город к Оксвудсскому кладбищу. Мы слышали, как громкое пение и музыка, не носившие мрачного характера, сопровождали процессию на всем ее пути. Теперь ничего не остается другого, как только проникнуть за ограду кладбища, где должна была состояться гражданская панихида.

Глава III

ОКСВУДС

Название Оксвудс указывает на то, что здесь когда-то стояла дубрава. Дубы вообще часто встречаются на громадных пространствах штата Иллинойс. Некогда его называли штатом Прерий из-за исключительного богатства растительности.

Как известно, американские кладбища, подобно английским, представляют собой настоящие парки. В них есть все, что может очаровывать взгляд: зеленеющие лужайки, тенистые уголки, быстро текущие воды. В таком месте душа не может быть печальна. Птицы щебечут там веселее, чем где-либо, может быть, потому, что в этих рощах им обеспечена полная безопасность. Мавзолей, воздвигнутый по плану почтенного Гиппербона, находился на берегу маленького озера с тихими и прозрачными водами. Построенный во вкусе англосаксонской архитектуры, он отвечал всем фантазиям готического стиля. Своим фасадом с остроконечной колокольней, шпиль которой поднимался над землей на сотню футов, склеп походил на часовню, а формой крыши и окон с разноцветными стеклами — на виллу или английский коттедж. На его колокольне, украшенной орнаментом в виде листьев и цветов и поддерживаемой контрфорсами фасада, висел звучный, далеко слышный колокол. Он выбивал удары часов, их светящийся циферблат помещался у его основания. Металлические звуки, прорывавшиеся сквозь ажурные, позолоченные архитектурные украшения звонницы, улетали далеко за пределы кладбища и были слышны даже на берегах Мичигана. Длина мавзолея равнялась ста двадцати футам, ширина — шестидесяти футам. Окружавшая его решетчатая алюминиевая ограда редкой красоты опиралась на колонки, стоявшие на некотором расстоянии одна от другой, как подставки для особого вида канделябров, в которых вместо свечей горели электрические лампочки. За решеткой стояли великолепные вечнозеленые деревья, служившие рамкой роскошному мавзолею.

Раскрытая настежь калитка открывала вид на длинную, окаймленную цветущими кустарниками аллею, которая вела к ступенькам крыльца из белого мрамора. В глубине широкой площадки виднелась дверь, украшенная бронзовыми барельефами с изображением цветов и фруктов. Дверь вела в переднюю, где стояло несколько диванов и фарфоровая китайская жардиньерка с живыми цветами. С высокого свода спускалась хрустальная электрическая люстра с семью рожками. Из медных отдушин по углам в комнату проникал теплый ровный воздух из калорифера, за которым в холодное время года наблюдал оксвудсский сторож.

Из этого помещения стеклянные двери вели в главную комнату мавзолея. Она представляла собой большой холл овальной формы, убранный с тем экстравагантным великолепием, какое может себе позволить только архимиллионер, желающий и после смерти пользоваться привычной роскошью. Через матовый потолок щедро лился солнечный свет. По стенам извивались различные арабески, орнаменты, изображавшие ветки с листьями, орнаменты в виде цветов, не менее тонко нарисованных и изваянных, чем те, что украшают стены Альгамбры. Основания стен были скрыты диванами, обитыми материями самой яркой расцветки. Там и сям стояли бронзовые и мраморные статуи, изображавшие фавнов и нимф. Между колоннами из белоснежного блестящего алебастра виднелись картины современных мастеров, большей частью пейзажи, в золотых, усыпанных светящимися точками рамах. Пышные, мягкие ковры покрывали пол, украшенный пестрой мозаикой.

За холлом, в глубине мавзолея, находилась полукруглая с нишей комната, освещенная очень широким окном, по форме похожим на те, что бывают в церквах. Его сверкающие стекла вспыхивали ярким пламенем всякий раз, когда солнце на закате озаряло их косыми лучами. В комнате находились разнообразные предметы современной роскошной меблировки: кресла, стулья, кресла-качалки и кушетки, расставленные в художественном беспорядке. На одном из столов лежали книги, альбомы, журналы-обозрения — американские и иностранные. Немного дальше стоял открытый буфет, полный посуды, на котором красовались свежие закуски, тонкие консервы, разных сортов сочные сандвичи, всевозможные пирожные и графины с дорогими ликерами и винами лучших марок. В центре холла возвышалась гробница из белого мрамора, украшенная изящной скульптурой, с изваянными фигурами геральдических животных на углах. Гробница была открыта и окружена рядом электрических лампочек.

Склеп скорее вызывал в душе радость, чем печаль. В наполнявшем его чистом, прозрачном воздухе не слышалось шелеста крыльев смерти, трепещущих над могилами простых смертных. И разве не гармонировал этот мавзолей с веселой программой похорон оригинального американца?

Уильям Гиппербон два раза в неделю — по вторникам и пятницам — приезжал в свой мавзолей и проводил там несколько часов. В это приятное место для чтения и бесед его нередко сопровождали коллеги. Расположившись на мягких диванах или вокруг стола, почтенные джентльмены читали, вели беседы на политические темы, интересовались курсом доллара, ростом джингоизма, обсуждали все выгоды и невыгоды билля Мак-Кинли, а лакеи разносили на подносах легкий завтрак. Уильям Дж. Гиппербон, ничем не отличавшийся от остальных смертных в общественной деятельности, без сомнения, в частной жизни, проходившей в клубе или в мавзолее, проявлял некоторую эксцентричность, что невольно могло вызвать сомнение в действительности его кончины. Но на этот счет общественность могла быть совершенно спокойна: то была смерть несомненная, неоспоримая, к тому же подтвержденная ультраиксовыми лучами профессора Фридриха Эльбинга. Обладая исключительной силой проникновения, они без труда проходят сквозь человеческое тело и дают различное фотографическое изображение в зависимости от того, живое или мертвое тело они прошли. Подобный опыт произвели и над Уильямом Гиппербоном. Полученные снимки не оставили больше сомнений в умах докторов и не давали им никакого повода укорять себя в чересчур поспешном заключении.

Колесница остановилась перед оградой мавзолея, украшенной канделябрами с электрическими лампочками, изливавшими яркий свет в наступавшие вечерние сумерки. Ряды публики сомкнулись, оставив небольшое свободное пространство для шестерых избранников, чтобы они могли проводить гроб до самой могилы. Сначала публика волновалась и глухо шумела, стремясь все увидеть и услышать, но постепенно шум стал затихать, и вскоре вокруг ограды воцарилась абсолютная тишина. Тогда раздались слова литургии, произносимые преподобным отцом Бингамом, который провожал покойного к его последнему пристанищу. Присутствующие слушали его внимательно и сосредоточенно. В эту минуту, единственно только в эту минуту, похороны Уильяма Дж. Гиппербона носили религиозный характер.

После молитвы Бингама, прочитанной задушевным голосом, оркестр исполнил знаменитый похоронный марш Шопена. Он, как всегда, произвел сильное впечатление. Правда, музыканты взяли темп, чуть быстрее указанного композитором, что, возможно, объяснялось настроением публики и желанием покойного. (Участники процессии были далеки от переживаний, охвативших Париж во время похорон одного из основателей республики, когда «Марсельезу», преисполненную сверкающих красок, сыграли в минорных тонах.) После марша Шопена председатель клуба Джордж Т. Хиггинботам отделился от собравшихся и, подойдя к колеснице, произнес блестящую речь, изложив в хвалебных тонах curriculum vitae своего друга:

— В двадцать пять лет будучи уже обладателем порядочного состояния, Уильям Гиппербон сумел значительно его увеличить, удачно приобретая городские участки. В настоящее время они так поднялись в цене, что, без преувеличения, стоимость каждого ярда земли равна стоимости ярда золотых монет, если их уложить в одну линию. Вскоре он попал в число чикагских миллионеров, другими словами, в число наиболее известных граждан Соединенных Штатов Америки… Он был обладателем акций наиболее влиятельных железнодорожных компаний федерации… Осторожный делец, он принимал участие только в тех предприятиях, какие приносили верный доход, но всегда был готов подписаться на заем своей страны. Уважаемый член «Клуба чудаков», на которого возлагали надежды… Если бы он прожил еще несколько лет, без сомнения, удивил бы весь мир… Но ведь бывают гении, которых мир узнает только после их смерти… Нет сомнения в том, что его завещание содержит параграфы, способные вызвать восторг обеих Америк — стран, которые одни стоят всех остальных частей света…