Последний бой - Соболев Сергей Викторович - Страница 40

По правде говоря, сам Мокрушин считал свои болячки и повреждения, полученные им во время последней командировки в Чечню, несерьезными. Сломанное ребро, трещина в запястье левой руки (и сломанный мизинец), еще одна трещина в не совсем потребном месте — по ходу сверхжесткой посадки он повредил копчик (подложил себе во время полета запасной «броник», как делают зачастую опытные фронтовики, страхуя по мере возможности свою ж... от наземного огня). С полдюжины ушибов и синяков, но и это пустяки. А также еще подхватил воспаление легких, что вообще счел для себя делом совершенно постыдным: сколько Рейндж себя помнил, все простуды его стороной обходили, а голова, если и болела — изредка! — то лишь с крутого бодуна.

Короче, ерунда все это. Сущий пустяк, учитывая, что десятки людей ежедневно получают травмы вплоть до перелома костей, грохнувшись, к примеру, на обледенелом тротуаре. Ну а полученное им в чеченских предгорьях воспаление легких, в его-то тридцать два года и при его могучем здоровье, — просто какой-то досадный сбой в организме, и не более того.

Тем не менее его, подполковника Мокрушина, — он, правда, обретался при разведуправлении Ханкалинской базы под другой фамилией, что давно уже практиковалось у них, в «четверке», в целях «конспирации» — в отличие от других доставленных воздушным транспортом с Северного Кавказа ушибленных, раненых и контуженых бойцов — определили в Центральную клиническую больницу 4-го управления Минздрава. Причем положили в одну из палат блока "А", тщательно охраняемого в связи с тем, что именно здесь, в специально оборудованных апартаментах, под чутким и ласковым присмотром квалифицированного медперсонала лечат свои недуги — они ведь тоже смертные люди — разные там депутаты, мэры, госчиновники и прочие «слуги народа».

Мокрушина продержали в ЦКБ почти три недели, как минимум на неделю дольше, чем он сам первоначально предполагал. За это время, надо сказать, врачи основательно его подлечили: с легкими теперь полный порядок, сломанное ребро худо-бедно срослось, поврежденная кисть левой руки почти пришла в норму, от синяков не осталось и следа... Немного, правда, беспокоили периодически возникающие в области крестца боли, но со временем, как заверил его лечащий врач, и это должно у него пройти.

Рейндж, наверное, уже и сам свинтил бы из этой навороченной больнички, если бы не одно «но». Вернее, самовольно выписаться из ЦКБ ему мешали сразу два обстоятельства. Во-первых, как он уже врубился, санкцию на его выписку отсюда должен дать «свояк» — так сотрудники «группы 4» обычно меж собой называют полковника Шувалова — или же тот, кто отдает приказы последнему. К примеру, Мерлон. А вовсе не местные медики, которым, учитывая профиль их заведения, к подобным странностям, наверное, не привыкать. Во-вторых, что уже интересно для самого Рейнджа, здесь в разные смены работают две молоденькие симпатичные медички, с которыми он принялся отчаянно флиртовать уже с первого дня, невзирая на высокую температуру и целую коллекцию травм и ушибов.

Всего за несколько часов до выписки из ЦКБ Мокрушина в его больничных апартаментах навестили двое товарищей: Кондор, о котором в последнее время ходили самые противоречивые слухи, просочившиеся даже сквозь больничные стены — его ведь здесь навещал не только «свояк», но и другие ребята из «четверки», а также еще один хороший знакомый, Лешка Подомацкий.

Бушмин Рейнджу был как родной брат. Знакомство они свели еще в училище, будучи зелеными курсантиками, да так потом и шли по жизни рука об руку. Служить им довелось в одной части, в самой западной точке страны, в Балтийске, в знаменитой гвардейской Белостокской орденоносной бригаде морской пехоты. В начале девяносто пятого в составе сводного батальона этой же бригады штурмовали «правительственный квартал» в Грозном, а летом того же года дрались в горных районах Чечни. Это уже в конце девяностых годов их «убойную связку» присмотрел для себя по случаю сам Шувалов, который и обеспечил морпехам скорый перевод в Москву, где их после трехмесячной переподготовки включили в штат центрального аппарата ГРУ, откуда, опять же по протекции «свояка», отобрали в подотдел активных мероприятий «четверки».

За последние пять с лишком лет многое случилось, всего и не упомнишь. Можно сказать, прошли они на пару с Кондором не только огонь и воду, но и еще множество всяких-разных опасных и оч-чень опасных мест как в стране, так и за ее рубежами. От древних кенигсбергских подземелий еще в ту пору, когда сразу несколько крутых организаций устроили настоящую охоту на припрятанные нацистами сокровища и исторические реликвии[10] , до Среднего и Ближнего Востока (в Бейруте, куда они приехали вроде как посредниками «оружейной мафии», им удалось не только сорвать банк в одном из местных казино, но и «уконтрапупить» крупного ливанского дельца, через которого осуществлялось финансирование ваххабитов и радикальных исламистов в России, вместе с его ближним окружением[11] )...

Короче, своего грозного дружка по прозвищу Кондор он знает как облупленного. Андрей, конечно, и словечком не обмолвился о предстоящем ему задании — таков прядок в их секретной конторе. Они вообще завернули к Мокрушину на каких-то пять минут: только спустя какое-то время Рейндж, сопоставив факты, сообразит, что Бушмин заехал к нему по дороге в Шереметьево-2, откуда он в тот же день стартовал, как у них принято выражаться, «на обратную сторону Луны».

Кондор и Леший вручили коллеге пакет с двумя бутылками армянского коньяка и разной снедью, пожелали скорейшего выздоровления и пожалели, что не смогут участвовать в «банкете» по случаю выписки из больницы; ну а на прощание уже Бушмин проронил фразу, которая сильно встревожила его лучшего по жизни друга:

— Володя, даже не знаю, выпутаюсь ли на этот раз... Если что-то случится, постарайся поддержать моих хотя бы на первых порах...

Но долго думать о всяких-разных тревожных вещах не хотелось. Рейндж, будучи вопреки всему неисправимым оптимистом, всегда смотрел на жизнь — свою и окружающих — с изрядной долей юмора и самоиронии. Понятно, что только конченый дебил не способен заметить, сколько вокруг развелось мерзости и грязи. Но ведь кроме негатива существует реально и масса позитивных вещей. Положительных перемен Мокрушину пришлось ждать недолго: спустя совсем немного времени после того, как к нему с кратким визитом наведались Кондор и Леший, фортуна развернулась к Рейнджу передом и одарила его своей ослепительной белозубой улыбкой.