Терская крепость. Реквием Двести сорок пятому полку - Киселев Валерий Павлович - Страница 16

«Обстановка может перерасти в панику…»

Александр Федорченко, начальник штаба 2-го мотострелкового батальона:

– Утром я проснулся от того, что «еду» на досках по кирпичам, на которых они лежали. Открыл глаза и увидел странную картину: фанерку, закрывавшую окошко, вырвало на улицу, за ней, как джинн, вылетел огонь из костра, одеяло, висевшее на входе, прижало к потолку. Голова резко заболела, подкатывала тошнота. Я почти выполз на улицу и стал умываться снегом, одновременно подавая команду на открытие огня, предположив, что это начало атаки боевиков, тем более перед нами образовалось облако из пыли. Вскоре пыль, оказавшаяся кирпичной крошкой, осела, и мы увидели перед собой уже две четырехэтажки. Проем в два окна всех этажей ушел в подвал. Тут мы почувствовали странный запах. Боевики уже взрывали емкости с ядовитыми газами, так что опасения имели основания. Вот когда я по-настоящему испугался. Ведь в памяти было еще свежо оранжевое облако, которое прошло над городом, когда мы стояли в Старопромысловском районе.

Я спросил у бойцов, где их промышленные противогазы, выданные нам перед теми событиями, но ответ знал заранее: либо выброшены, либо в сумках из-под них боеприпасы или еда. Я почувствовал, что обстановка может накалиться и перерасти в панику. Но в то же время запах был странным, не похож ни на аммиак, ни на хлор, а имел какой-то технический оттенок. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, я вспомнил слова нашего преподавателя, когда учился в училище: если нет противогаза, а прожить хочется еще немного, то выдержанная портянка товарища в этом может помочь. Ребята заулыбались. Тут я услышал голос снайпера, который увидел источник запаха. Подойдя к нему и посмотрев в указанном им направлении, я увидел какую-то бочку, из которой вырывался газ. Взяв у него оптику, смог лучше ее рассмотреть. Это оказалась хвостовая часть ракеты. Теперь стало совсем понятно: и этот взрыв, и обрушение части здания, и, наконец, запах. Тут я вспомнил, что ракетное топливо очень токсично и плохо влияет на мужскую силу, поэтому в форме шутки сказал, что у кого нет детей или есть желание их увеличить, пусть отойдет в сторону. Вскоре запах совсем исчез.

В этот день по моей просьбе к нам прибыло поочередно несколько танков, и мы смогли вести огонь по зданиям вокруг площади прямой наводкой, при этом бойцы старались попасть в заметавшихся боевиков. Одного, мелькавшего на отрезанном чердаке (уничтожена была лестница), так и пришлось накрыть огнем из танка, уж больно юркий был. А после обеда на мою смену прибыл замполит, вернувшийся из отпуска, а я по приказу комбата убыл на КНП заполнять журнал боевых действий батальона и писать боевые донесения.

«Напряженных моментов было много…»

Сергей Юдин, командир полка, гвардии полковник:

– Взаимодействие с авиацией было очень слабое, с артиллерией – нормальное. Огня хватало. В эти дни практически не спал несколько суток. Напряженных моментов в эти дни было много… Особенно мешало продвижению полка высокое, господствующее здание. Боевики его очень упорно обороняли. Успех боя за это здание решило неординарное использование самоходки калибра 152 миллиметра. С риском для экипажа лично командиром артдивизиона подполковником Костюченко самоходка была выдвинута из-за укрытия. Он меня долго уговаривал разрешить вывести самоходку на прямую наводку. Точным огнем самоходки были развалены два этажа этого здания вместе с подъездом. Практически после этого боевики, защищавшие здание, разбежались.

«По секундам рассчитали стрельбу…»

Александр Фролов, зам. командира полка, гвардии подполковник:

– Продвинулись вперед, через торговый центр 5-я рота зашла в подвал недостроенной пятиэтажки, и не могут вылезти: завален проход. А наверху сидели духи, ждали. Рядом в здании 4-я рота, то же самое. С той стороны три пятиэтажки как бы вклиниваются в частный сектор. И такой огневой мешок… Что мы там только не делали, как только не долбили – все было бесполезно. Потом согласовали решение с командиром 752-го полка и залпом самоходок раскололи эту девятиэтажку, откуда духи вели особенно сильный огонь. Оттуда крики по рации: «Ой-ой, ой! Мы так не договаривались!» У этих пятиэтажек, которые клином к нам выходили, подъемный кран стоял, с него снайпер стрелял. Подвели артиллерию, и кран этот сложился.

Булавинцеву очень мешал огонь из двенадцатиэтажки. Танк выезжает из-за укрытия, делает выстрел, и пока выстрел из гранатомета летит – уезжает задним ходом. Эффективность этой стрельбы была минимальной: надо было попадать в несущие столбы, а из танка так точно не попадаешь, поэтому он просто коридор под домом пробивает, и толку никакого.

Как только мы вышли на Минутку, пошли на расширение, вправо, потом опять вправо вместо 506-го полка. Наша 1-я рота частью сил уперлась в девятиэтажку, в торец, попала под шквальный огонь, в глубине пятиэтажки снайпера молотят, а справа 1-я рота частью сил зашла в тэпэшку, там гаражи, зона, насыщенная душьем. Застряли здесь…

Первому батальону дали три танка, там участок был метров 70 и прикрытие, частный дом. Впереди девяти– и пятиэтажка, деревья мешают – с танка по ним выстрелы не долетают. Танкисты по секундам рассчитали стрельбу. Две секунды проехал – стреляет и тут же трогается с места, выстрел в танк из гранатомета – мимо. Танк уходит в укрытие, затем снова движение три секунды, делает выстрел и опять в укрытие. Выстрел в танк – мимо! Так мы и заглушили эту пятиэтажку.

«Было ощущение, что попали в Сталинград…»

Александр Швидков, старший офицер самоходной артиллерийской батареи (СОБ), старший лейтенант:

– С Ханкалы бомбили площадь Минутку без отдыха и сна примерно неделю. Стреляли, как зомби, на автомате. Чтобы меняться на отдых, в расчетах вместо пяти человек работали по двое, а то и по одному на орудие. Выгружали снаряды с нарушением всех требований безопасности. Снаряд, упавший с высоты более метра, в теории непригоден для стрельбы. Возможен разрыв в канале ствола. Но из-за того, что на орудие за сутки приходилось отстреливать по 60–100 снарядов, люди из-за усталости были не в состоянии нормально выгружать боеприпасы, и приходилось их скидывать прямо на землю.

Когда после боев ехали через Грозный, было ощущение, что попали в Сталинград времен Великой Отечественной войны. Здания были полуразрушены. При стрельбе снаряды обычно ложились кучно, и если попадал хотя бы один в стену или перекрытие, то, считай, нет уже этой стены. Зрелище, конечно, хмурое. Жалко – некоторые, особенно частные дома перед войной были абсолютно новыми. Но я не видел, куда бомбил, потому что находился, как правило, километрах в пяти-семи от цели. Получил координаты и команду, обработал цель, а там – куда упадет, мне даже и не говорили.

Слышал, что пехота жаловалась на точность стрельбы. Нужно понимать, что при стрельбе с помощью сокращенной подготовки нет возможности сразу точно с первого залпа накрыть цель. Нужно учитывать метеоусловия, износ стволов, погрешности в координатах. Большинство команд отдавалось буквально с ходу, и требовалось открыть огонь как можно быстрее. И сама пехота нередко ошибалась в координатах и путалась в картах. У снаряда разлет осколков 200 метров. Иногда пехота просила долбануть туда, где они сами находятся на удалении 50 метров от цели. Артиллерия, конечно, бог войны, но даже боги иногда ошибаются. Обычно, когда артиллерия бомбит точно в цель, то это воспринимается нормально, потом все про это забывают. А когда ударишь рядом, вот тут-то тебя и начинают вспоминать «добрым словом».

«“Свечка” легла целиком…»

Алексей Горшков, командир 3-го взвода 3-й мотострелковой роты, старший лейтенант:

– Из шестнадцатиэтажки-«свечки» с левой стороны Минутки то и дело били снайперы… Полку придали два танка, и командир полка гвардии полковник Юдин приказал танкистам открыть по этому дому огонь прямой наводкой. «Меня же спалят…» – пытался было воспротивиться танкист. «Мне по херу твое железо, у меня люди под огнем. Выкатывай под мою ответственность. Скажешь, что я приказал».