Пора надежд - Сноу Чарльз Перси - Страница 80

— Но он ненавидит это занятие! — сказала Шейла. — И никогда не сможет на этом поприще чего-либо достичь. Сидеть ему там просто нелепо.

У Хью не было в жизни ни цели, ни стремлений; он даже не знал, хочет ли он жениться.

— Почему же ты выбрала именно его? — не удержавшись, спросил я.

— Ты знаешь, у меня такое ощущение, словно я нашла частицу себя, — сказала Шейла.

Она сияла от счастья и хотела, чтобы я радовался вместе с ней.

— Сейчас покажу тебе его карточку, — сказала она. — Я спрятала ее, когда ты пришел. А обычно она стоит вот здесь. — И она указала на полочку над изголовьем дивана, где она спала. — Мне нравится, проснувшись утром, прежде всего видеть его портрет!

Ни одна влюбленная женщина не могла бы сравниться с Шейлой своей девичьей нежностью и своим желанием выказать эту нежность. Подойдя к буфету, Шейла нагнулась и секунду рассматривала фотографию, прежде чем вручить ее мне. Я заметил, что ее движения и жесты стали более плавными и спокойными, чем год назад. Я заметил эту перемену, еще когда впервые пришел сюда, но не догадался, что Шейла влюбилась. Сейчас она стояла боком ко мне, склонившись над фотографией, — профиль ее вырисовывался четко и резко, рот был приоткрыт, словно обуревавшие ее чувства рвались наружу.

— Приятное у него лицо, — заметила она, передавая мне снимок.

С карточки на меня смотрело невыразительное, чувственное лицо; в больших глазах застыло удивленное мечтательное выражение. Я молча вернул фотографию.

— Теперь ты сам видишь, что он не очень способен заботиться о себе, — сказала Шейла. — А я — тем более! Я понимаю, что слишком многого требую от тебя, и все-таки прошу тебя мне помочь. Я никогда никого не слушалась, кроме тебя. Хью тоже будет тебя слушаться.

Она хотела, чтобы я обещал ей встретиться с ним. А я был настолько выбит из колеи, что не знал, на что решиться, и то отвечал согласием, то брал его обратно. С одной стороны, мне казалось естественным позаботиться о ней, укрепить ее хрупкое счастье, защитить ее от опасности. Но в то же время я с трудом сдерживал клокотавшую во мне ярость, которая, казалось, вот-вот хлынет разрушительным потоком.

Шейла была довольна. Она не сомневалась, что я выполню ее просьбу.

— Чем же мне отплатить тебе? — в приливе восторга воскликнула она. — Знаю, знаю, — желая подсластить пилюлю, с полуневинной, полунасмешливой улыбкой поспешно добавила она. — Я буду продолжать твое музыкальное образование.

С тех пор как я стал бывать на Вустер-стрит, Шейла всякий раз заводила патефон и развлекала меня пластинками, чтобы у меня не было времени присмотреться к ней и обнаружить ее любовь к Хью. Но, помимо этого, ей доставляло удовольствие учить меня. Она знала, что я не очень разбираюсь в музыке, жаловалась, что это воздвигает между нами барьер, и заставляла меня слушать пластинки. Она не могла поверить, что музыка не вызывает во мне никаких эмоций. Стоит лишь объяснить мне, как надо ее слушать, и глухота моя пройдет.

В тот вечер Шейла, выполняя свое намерение «чем-нибудь мне отплатить», ставила пластинки с Девятой симфонией Бетховена. Мы сидели рядом и слушали. Глаза Шейлы блестели от счастья. Она слушала музыку, а в сердце у нее звучала любовь.

Я же слышал только грохот и гул. Но и у меня в сердце звучала любовь.

Началась та часть симфонии, где вступает хор. Прежде Шейла, при повторении каждой темы, шепотом обращала на это мое внимание, а когда тема разрешалась, порывисто опускала руку и шептала: «Вот, разрешилась!» Однако стоило зазвучать голосу, как она застыла, словно погрузившись в транс.

Шейла пребывала во власти любовного экстаза. А я сидел подле нее, прикованный к ней годами преданной любви, сгорая от нежности, желания и жажды мщения, снова переживая все муки этих лет, достигшие сейчас своего апогея. Шейла не видела ничего, она наслаждалась счастьем, увлеченная созерцанием своей любви. Я же сидел подле нее, раздавленный, доведенный до безумия моей любовью.

ЧАСТЬ 6

ОДНИМ УДАРОМ

Глава 41

СОЗНАНИЕ СВОЕЙ ВЛАСТИ

В тот вечер, когда Шейла призналась мне, что влюблена, выйдя от нее, я еще долго стоял на улице и смотрел на ее освещенное окно. Я попрощался и ушел, хотя мог бы еще сидеть и слушать музыку, но, очутившись на улице, несмотря на ночной холод, почувствовал, что не в силах идти домой. Все прежние вспышки ревности и желания были ничто в сравнении с чувствами, которые бушевали во мне сейчас. То, что я пережил, когда, избавившись от Джорджа, стоял перед домом викария и смотрел на окно Шейлы, было лишь юношеской элегией. Сейчас я дошел до исступления.

Я не мог успокоиться, пока не увижу собственными глазами, будет она в этот вечер одна или к ней придет тот, другой. Я не мог успокоиться из-за ревнивых подозрений. В голове у меня звучали слова Шейлы: «Мне надо купить чаю», заставившие мой мозг заработать, словно часовой механизм, заведенный поворотом ключа. «Когда она собирается угощать его чаем? — спрашивал я себя. — Сегодня? Или завтра?» Я не мог успокоиться, терзаемый неотвязными воспоминаниями: тело Шейлы с прежней силой манило меня. Я стоял на улице, смотрел на ее окно, и чувственные картины, проносившиеся перед моими глазами, сводили меня с ума.

Было уже поздно. Моросил дождь, казавшийся тонкими серебряными нитями на фоне уличных фонарей. Время от времени я отходил от дома, но не далеко, чтобы не потерять из виду окно Шейлы. Там, между занавесями, виднелась полоска золотисто-оранжевого света, — самого нежного, самого теплого из всех окружающих тонов, ибо квадраты остальных окон были желтые. Дважды по тротуару прошел какой-то мужчина, и всякий раз, как он подходил к дому Шейлы, сердце у меня останавливалось. Но он шел дальше. Потом со мной заговорила жалкая, съежившаяся от холода проститутка. Один за другим гасли в окнах огни, но окно Шейлы продолжало светиться.

На улице не было ни души. Наконец — я как раз на минуту отвернулся — и комната Шейлы погрузилась в темноту. Я почувствовал огромное, невыразимое облегчение. И, сев в такси, даже вздремнул по дороге домой.

Но потом в конторе я целыми днями сходил с ума не меньше, чем тогда, на улице. Составляя заключение по какому-нибудь делу, я не мог сосредоточиться. На совещаниях у Гетлифа я слышал его голос, слышал вопросы клиентов, но никого не видел: перед моим взором стояла Шейла, я видел ее тело, и эти картины распаляли мое воображение и будоражили ревность, которая, точно сверло, впивалась мне в мозг. Долгими январскими вечерами я прохаживался по Вустер-стрит взад и вперед, загипнотизированный освещенным окном Шейлы. Это была одержимость, мания, но я не мог не приходить сюда.

Однажды вечером на станции метро у Гайд-парк-корнер мне показалось, что я увидел в толпе Шейлу. Впереди меня шла пара — худощавый молодой человек и молодая женщина, что-то напевавшая себе под нос. «Уж не Шейла ли это?» — мелькнуло у меня в голове. Подошел поезд, они быстро вошли в вагон, двери сомкнулись и скрыли их от моего взора.

Вскоре — не прошло и недели с тех пор, как Шейла сообщила мне новость, — домовладелица позвала меня к телефону. Я быстро сбежал по лестнице. Телефон стоял на столике в холле.

— Как ты себя чувствуешь? — услышал я голос Шейлы.

Я пробормотал что-то невнятное.

— Меня интересует твое физическое состояние, понимаешь?

В эти дни я едва ли думал о здоровье и работал так, словно не ведал усталости. Поэтому я ответил, что вполне здоров, и в свою очередь осведомился о самочувствии Шейлы.

— Я чувствую себя прекрасно! — Голос ее звучал необычайно жизнерадостно. Помолчав немного, она спросила: — Когда мы увидимся?

— Когда хочешь.

— Заходи сегодня вечером. Если хочешь, можем куда-нибудь пойти.

— А ты будешь одна? — спросил я.