Солнца Скорпиона - Балмер Генри Кеннет - Страница 15

— Ветер меняется, — сообщил теперь Нат.

Это было плохой новостью для Зорга и Золты, четвертого на нашем весле. Как опытный моряк, я уже муров десять назад знал, что ветер начал меняться, но предпочитал скрывать эту неприятную новость от Зорга, пока он не прикончит луковицу.

Почти сразу же раздались переливы серебристых свистков.

Весельный начальник занял свой пост в своего рода табернакле, посередине среза полуюта. Кнутовые дельдары забегали по куршее, готовые обрушить удары на голые спины рабов, если те помедлят с приготовлениями. Мы не стали медлить. Раздались новые свистки. Группа матросов тянула шкоты, брасопя единственный парус. Действовали они неуклюже, и я какое-то время упивался мыслями о том, как бы понравилось нашим старшинам поучить их флотским порядкам на борту фрегата или семидесятичетырехпушечного корабля. Тем временем с множеством треволнений, под треск шкотов, парус кое-как спустили. Задолго до того, как с ним справились и завязали гитовыми, мы уже сидели в полной готовности, вдавив ногу в упор, прижав другую к спинке передней скамьи, вытянув руки и сжимая мозолистыми ладонями вальки весел. Все канаты с петлями, державшими весла над водой, но все же за бортом — удобный обычай капитанов галер внутреннего моря — вытаскивались сидящими у борта, в данном случае Золтой, что входило в его обязанности.

Теперь «Милость Гродно» покачивалась на легкой зыби, и все сорок весел были вытянуты над водой параллельно, образуя идеальный ряд. Должно быть, со стороны она выглядела как некое бегающее по воде животное, легкое и грациозное — с плавными обводами, возвышающаяся к богато изукрашенной корме с высоко задранным кормовым балконом и снижающаяся к тарану и шпирону, расположенными низко над водой.

Тип галеры, к которому принадлежала «Милость Гродно», назывался здесь, в Оке Мира, «свифтер четыре-сорок». Это означало сорок весел, по четыре гребца на каждом. Применяемая иногда на Земле очень неудобная классификация галер по числу гребцов на скамье на внутреннем море не применялась. Весла держали поднятыми, наготове. Барабанный дельдар ударил, раздалось единственное предостерегающее «бумм». Я увидел, как весельный начальник поднял взгляд на офицера, прислонившегося к поручням полуюта и облаченного с ног до головы в бело-зелено-золотой наряд. Теперь-то они там, на корме, несомненно, хоть немного почувствовали вонь, в которой мы сидели. Тот офицер прижал к лицу платок. Весельный начальник поднес к губам серебряный свисток, и я подобрался, готовый грести.

Прозвучал свисток, ударил барабан, и тот и другой — в отработанной серии звуков и приказов, и все весла как одно вошли в воду.

Мы плавно завершили гребок. Барабанщик-дельдар мерно отбивал ритм на двух барабанах — один тенор, другой бас. Еще один плавный, ритмичный, затяжной удар. Наши спины ритмично двигались взад-вперед, так что наши руки и вальки то и дело оказывались над согнутыми спинами рабов, сидящих перед нами, а потом ровно — ах, как ровно! — на себя.

«Милость Гродно» рассекала волны. Она двигалась, вызывая то же самое ощущение, которое казалось таким странным для меня, когда я впервые вступил на борт галеры на озере, из которого растет город Афразоя. А теперь, по этой водной глади внутреннего моря галера неслась как по рельсам. Она едва покачивалась, мчась вперед по штилевому морю, словно какой-то чудовищный жук о сорока ногах.

Галера наша была относительно невелика. Всего двадцать весел на борт — это означало, что длиной она была намного ниже тех военных галер, какие я видел в военном порту Магдага. Так навскидку я б сказал, что её высота от ватерлинии не больше ста футов[18]. Опять же навскидку, поскольку я никогда не видел её издали и сбоку, её общая длина не превышала ста сорока футов[19]. Признаюсь теперь, меня озадачило, что эти свифтеры обладают и тараном, и шпироном — я считал их взаимоисключающими. Но позже я узнал, как именно сражались галеры на внутреннем море.

Разумеется, она была до крайности непригодна для плавания в открытом море.

Мы налегали на весла, совершая короткие, плавные, экономные гребки, обеспечивающие нам скорость примерно в два узла.

Я, конечно же, понятия не имел о цели нашего плавания. Ведь я был всего лишь прикованным к скамье галерным рабом. Покуда мое тело совершало непрерывные механические движения гребли, я размышлял над этим ярлыком: «прикованный галерный раб».

Мы с Зоргом сообща осторожно и старательно перетирали звено цепи, приковывавшей нас к скамье за металлическую скобу-подпорку. Растущее углубление забивалось, во избежание разоблачения, пропитанной потом грязью. И когда мы теперь вновь и вновь нагибались вперед и откидывались назад, а галера мчалась по спокойной воде, меня не покидало беспокойство за Зорга.

— Полегче, Зорг, — шепнул я ему, когда кнут-дельдар, бдительно патрулируя, прошел мимо по куршее.

Его кнут пощелкивал и казался живым существом, жаждущим крови. Галерные рабы называли этот кнут «старым змеем». Я знал, что такое выражение бытовало и на Земле. Нетрудно понять, почему.

— Я … буду … тянуть свое, Писец… Я буду налегать и тянуть ещё сильней.

Я почувствовал раздражение. Он был мне другом. Я беспокоился за него. И все же он, исключительно из гордости, упрямо настаивал на работе в полную силу. О да, я знал, что за гордость горела в моем друге, Зорге ти-Фельтеразе.

— Я — Зорг, — тихо пробормотал он. Мы могли говорить, пока гребля была столь легкой. — Я — Зорг, — снова произнес он, словно ища опору в этих словах, а затем почти крикнул: — Я — Зорг, крозар! Крозар! Я никогда не сдамся!

Я не знал, что он подразумевал под словом «крозар». Прежде я этого слова не слышал. Нат греб со слепой судорожностью, с шумом наполняя жарким воздухом свое тощее голое тело. Но вот Золта с быстрой, нарушающей ритм гребли внезапностью взглянул в нашу сторону. Лицо его выражало потрясение. Я с усилием снова ввел весло в ритм, выругавшись на страшной смеси английского, крегенского и наречия магдагских трущоб.

Мы продолжали грести.

И тут я услышал крик.

Оглянувшись на корму, выпрямляясь во время очередного гребка, я увидел, что там поднялась суматоха. Тенты убирали. Вот и хорошо. Теперь эти проклятые полотна не будут ловить ветер и замедлять нам ход. И туда сбегались бойцы. «Милость Гродно», как мне рассказывали, была более чем умеренно быстроходной галерой для свифтера четыре-сорок. И срезая путь через залив, чтобы добраться до Ганска, мы оставили ближайшую сушу за горизонтом.

Когда я греб, мне казалось, что я гребу всю жизнь. Воспоминания тускнели, казалось, они относятся к другим мирам и к другой жизни. И лишь один образ — Делия Синегорская — оставался для меня в эту пору невыразимых тягот и горестей все таким же ясным и сияющим. В качестве галерного раба, я участвовал в сражениях, когда магдагская галера, где я сидел на весле, захватила богатого «купца» из одного из городов поклонников Зара, и мы дважды вступали в настоящий бой с галерами из Санурказза. Но мне пока ни разу не довелось стать свидетелем схватки на борту «Милости Гродно». Я не знал, как действовали в чрезвычайные моменты капитан и весельный начальник, кнутовые дельдары или дельдар-барабанщик. Мы с Зоргом многое пережили вместе на спокойных водах Ока Мира. А теперь все признаки ясно указывали: «Милость Гродно» готовилась к бою.

Дельдар-барабанщик забил чаще.

Мы гребли в этом темпе, сохраняя ритм. Тяжелые вальки двигались по предписанной дуге, ограниченной гребными рамами, направляющими и контролирующими движения крайних набортных концов вальков. Как сидевший дальше всех от борта, я должны был двигаться больше всех. В соответствии с этим нас подбирали по росту. Золта, самый маленький, сидел почти над водой, на выступающем палубном настиле за тыльным траверсом.

Вскоре, по тому, как офицеры, солдаты и матросы постоянно посматривали в кильватер, стало ясно, что нас преследуют. Следовательно, у нас будет мало шансов пустить в ход таран. Словно в подтверждение моих мыслей на полубаке — он был слишком мал, чтобы называться баком — появилась группа солдат и принялась оснащать шпирон передовым удлинением. Я услышал крики, несущиеся с ахтеркастля на крайнем кормовом конце полуюта. Вскоре подбежал офицер, и матросы принялись убирать удлинение, сопровождаемые множеством язвительных замечаний.